Мы наблюдаем за ним, смотрим, насколько хорошо он знаком с рабочими, загружающими товар в его машину, и насколько гладко проходит сделка. Ничтожный местный наркодилер не стал бы так подъезжать, и ребята чертовски уверены, что не стали бы рисковать с кем-то настолько одноразовым и ненадежным, чтобы выдавать местонахождение сердца и души их бизнеса. Нет, этот парень — гребаная крыса. Ему здесь слишком комфортно.

— Он работал на нашего отца все это гребаное время, — комментирует Леви, видя именно то, что вижу я. — Он был внедрен в нашу жизнь. Я знал, что этот засранец слишком быстро предложил свои услуги после того, как мы застрелили его босса. Отец заставил маленькую сучку шпионить за нами.

— Он знал, — бормочет Роман, качая головой, тяжело вздыхает и возвращается к электронной клавиатуре. — Все это гребаное время. Наш отец знал, что конкурент — это мы. Старый ублюдок. Он всегда на пять шагов впереди нас.

Мы выходим через дверь, и Леви быстро принимается за следующую. — Итак, что нам с этим делать? — Спрашиваю я, поскольку раньше не имела дела с подобными крысами.

Роман достает телефон из кармана и ловит за нами дверь, прежде чем она успевает полностью закрыться.

— Единственное, что мы можем сделать, — говорит он, нажимая кнопку на своем телефоне и слушая пронзительный звонок телефона дилера на другом конце склада. — Пригласить его на ужин.

26

Я перегибаюсь через барную стойку и наливаю себе стакан чего-то крепкого, нуждаясь в небольшой дозе, которая поможет мне расслабиться. Это был чертовски долгий день, а поскольку дилер должен прибыть в ближайшее время, мне нужно быть готовой.

Уже далеко за девять, и я не собираюсь лгать, когда Роман предложил пригласить его на ужин, я вроде как подумала, что он имел в виду обычное время ужина, например, в семь или восемь часов, но неееет, только не с этими засранцами. Очевидно, когда вы приглашаете кого-то на ужин, на самом деле это означает: ‘Почему бы тебе не зайти перекусить в полночь ’. Я даже была настолько глупа, что не перекусила, чтобы не испортить себе аппетит, но теперь мой желудок чертовски взбешен.

Я знала, что мне следовало пробраться в столовую и стащить сочный кусок стейка еще несколько часов назад. Мой голод превратил меня в разъяренную стерву, а когда я в таком состоянии, даже серийные убийцы не захотят встать у меня на пути.

Белый ром наполняет мой бокал, и, просто чтобы придать ему изюминку, я кладу в него несколько идеально круглых кубиков льда. Я делаю глоток, и мои глаза распахиваются от восторга, но то, как прохладная жидкость опускается прямо на дно моего пустого желудка, только напоминает мне, что я ЧЕРТОВСКИ ГОЛОДНА!

Выпрямившись, я опускаю стакан на полированное дерево и собираюсь опустить задницу на табурет, но тут меня останавливает сильное ощущение, что кто-то наблюдает за мной. Я втягиваю воздух, а сердце подскакивает к горлу.

Я оборачиваюсь, и мой острый взгляд устремляется прямо в тени затемненной комнаты, как меня и учили парни. Мой взгляд мечется слева направо и обратно. Я пытаюсь убедить себя в том, что все это мне показалось, пока из каждого оставшегося угла комнаты не выходят три громадные фигуры.

Черные лыжные маски закрывают их лица, я сжимаю стакан, готовая запустить им в голову одному из ублюдков, но, когда они подходят немного ближе к тускло освещенному бару, моя хватка ослабевает.

Трое высоких мужчин медленно приближаются ко мне, каждый из них без рубашки, в одних черных брюках, их лица полностью закрыты масками, не видно ничего, кроме темных, цвета обсидиана глаз.

Они не издают ни звука, и если бы не их знакомые татуировки, я бы понятия не имела, кто есть кто. Маркус стоит впереди и в центре, татуировка Фелисити смотрит на меня, но именно голод в его глазах заставляет меня медленно подняться со стула.

Леви справа от меня, замысловатые темные линии его татуировки выглядывают из-под лыжной маски и тянутся прямо по груди и вниз по правой руке. Роман бесшумно приближается ко мне слева, и мне приходится слегка повернуть голову, чтобы увидеть его полностью. Его тело такое напряженное, и ясно, что мышцы у него до чертиков напряжены. Он никогда не может полностью расслабиться, но, черт возьми, по какой-то причине он решил принять участие во всем, что бы это ни было, и я с этим полностью согласна.

Они все медленно движутся ко мне, и мой пульс учащается, когда я перевожу взгляд слева направо, желая видеть их всех. Мое сердце сжимается, когда меня пронзает глубокое темное желание. Если это не то, на что я надеюсь, то я никогда не прощу их за то, что они так со мной поступили.

Они еще на полпути через комнату, но я уже задыхаюсь, предвкушения достаточно, чтобы поставить меня на колени, и, черт возьми, если они хотят, чтобы я была именно там, то я буду.

У меня пересыхает в горле, и я протягиваю руку назад, обхватываю пальцами прохладный бокал и одним плавным движением подношу ободок к нижней губе и выпиваю белый ром залпом, наслаждаясь сладким жжением, пока он стекает по моему горлу.

Их взгляды темнеют с каждой секундой, и я вижу, как каждый из них напрягается в своих штанах, и отчаянная потребность обладать ими приводит меня в отчаяние.

Черт возьми. Во что я вляпалась?

Они подкрадываются все ближе и ближе, и мое дыхание становится слишком сильным. Они нужны мне сейчас. Мне нужно чувствовать их руки на своем теле, заполняющие каждую гребаную щель и заставляющие меня кричать так, как никогда раньше.

Мое тело возбуждается с каждой секундой, а предвкушение становится почти невыносимым. Если это какая-то больная, извращенная шутка, и они собираются повернуться и уйти, то я буду в бешенстве.

Их глаза обжигают мою кожу, как горячие лазеры, когда они приближаются ко мне, вставая так близко, что я чувствую тепло, исходящее от их кожи — я могу просто умереть.

Леви встречает мой взгляд, и желания, отражающегося в его глазах, достаточно, чтобы я растаяла прямо здесь, на месте.

— Черт, — бормочу я себе под нос. Его глаза сверкают, и хотя я не вижу его губ под маской, я знаю, что он ухмыляется тому, как они втроем заводят меня.

Он опускается на колени, и когда я смотрю на него сверху вниз, я не могу не заметить, как его мощный пресс напрягается в такт его движениям. Он вздергивает подбородок, выдерживая мой разгоряченный взгляд, в то время как его руки нежно обвиваются вокруг задней части моей ноги.

Он тянет за нее, заставляя мою ногу оторваться от пола, затем аккуратно ставит ее на свое сильное бедро и скользит руками по задней части моей ноги, пока не достигает верха сапога высотой до бедра. Это неуловимое движение, но то, как он сжимает маленькую молнию между пальцами и медленно спускает ее вниз по моей ноге, — одна из самых чувственных вещей, которые я когда-либо испытывала. Возможно, дело в том, что он смотрит на меня, когда делает это, или, может быть, дело в идеи о том, что они планируют сделать со мной, когда с моего тела снимут сапоги.

Он снимает сапог, отбрасывая его в сторону, и я стону, когда Леви опускает мою ногу обратно и переключается на следующую, повторяя те же мучительно медленные и чувственные движения. Я полностью загипнотизирована им. Он полностью завладел моим вниманием, пока теплые руки Маркуса не коснулись моей обнаженной талии.

Мои глаза устремляются к нему, и огонь в них заставляет мой желудок сжаться. Они такие темные и смертоносные, и от одного осознания того, что такой мужчина, как он, хочет меня — я насквозь промокаю от желания. Его пальцы спускаются вниз по моей талии, захватывая перед джинсов.

Маркус тянет меня за джинсы, и я делаю неловкий шаг вперед, когда второй сапог полностью стаскивают с моей ноги и отбрасывают в сторону. Леви отпускает мою ногу, и я быстро ловлю себя на том, что падаю прямо на Маркуса. Его грубые пальцы на моих джинсах спереди, и он расстегивает пуговицу быстро и умело. Тихий вздох вырывается из моего горла, когда он удерживает мой взгляд, отказываясь отпускать меня.