Голос Филиппа понижается, и тон, который звучит в большом фойе, посылает леденящую дрожь по моим венам.

— Это убийство было моим, — рычит он. — Я всю жизнь был в тени Виктора. У меня были большие планы на него.

Маркус пожимает плечами.

— Ты опоздал, старина, — говорит он, провоцируя Филиппа и заставляя лицо Леви усмехнуться. — У Виктора было много врагов, и если ты хотел оборвать его жизнь, то тебе следовало действовать немного быстрее.

— Что вам сделал мой брат? — Филипп плюется. — Он вам ничего не был должен.

— Напротив, — говорит Роман, делая шаг вперед. — У него была информация, в которой я нуждался, и его неспособность поделиться принесла ему билет в ад в один конец. Поэтому я предупреждаю тебя сейчас, если ты не расскажешь мне то, что мне нужно знать, то ты встретишься со своим покойным братом раньше, чем ожидал, и я обещаю, что тебе это не понравится.

Филипп прищуривается, рассматривая братьев в новом свете.

— Это правда, не так ли? Ты возглавляешь семейный бизнес.

Губы Леви растягиваются в злой ухмылке, и в его взгляде появляется тьма, которая странным образом заводит меня, несмотря на тупую боль, пульсирующую у меня между ног с каждым шагом, который я делаю.

— Давно пора было, тебе не кажется?

Интерес появляется на лице Филиппа, и я вижу тот самый момент, когда он решает, что этот новый поворот событий может сработать в его пользу.

— Где сейчас ваш отец? — спрашивает он, его взгляд устремлен куда-то вдаль, и в его голове начинают вращаться колесики, вероятно, пытаясь понять, как он может извлечь из этого выгоду.

— Именно об этом мы и пришли спросить тебя, — говорит Роман, его тон едва уловимо предупреждает, чтобы с ним не связывались. — До вчерашнего вечера мой отец жил в доме Виктора, но, когда мы приехали… пуф, — говорит он, расставляя пальцы веером перед собой. — Пропал.

Филипп смеется.

— И ты думаешь, он пришел бы ко мне?

— Если бы мы думали, что он пришел сюда, — говорит Маркус с болезненной усмешкой. — Ты бы уже был мертв на пороге своего дома.

Филипп осторожно смотрит на него, прежде чем снова перевести взгляд на Романа.

— Так если ты думаешь, что его здесь нет, тогда зачем вообще сюда приходить?

— Потому что, помимо того факта, что у тебя есть кое-что, что принадлежит мне, — говорит он, имея в виду Ариану, и мое сердце обливается кровью, когда он говорит, что все еще считает ее своей. — Ты один из последних, кто контактировал с ним, и мне нужно знать то, что известно тебе.

На лестнице позади нас раздается шум, и я оглядываюсь как раз вовремя, чтобы увидеть маленькую девочку, одетую в ночную рубашку. Поняв, что у подножия лестницы что-то происходит, она вскидывает голову, и с ее губ срывается тихий вздох. Она смотрит на своего отца, и на мгновение мне хочется возненавидеть парней за то, что они не проверили, был ли кто-нибудь еще в доме, но тогда это лежит и на моих плечах.

— Папа, — говорит маленькая девочка, ее широко раскрытые глаза полны ужаса, когда она смотрит на своего старшего двоюродного брата, которого ее, без сомнения, учили бояться. — Что происходит?

Филипп тяжело сглатывает.

— Ничего, милая. Твои кузены просто пришли на утреннюю деловую встречу, — говорит он, заставляя мой желудок скручиваться от того, как он мил со своей дочерью, в то время как другая женщина гниет, скорее всего, в какой-нибудь подземной камере под фундаментом этого дома. — Иди и смотри свои мультики. Мама скоро приготовит тебе завтрак.

Маленькая девочка, которой, должно быть, всего четыре или пять лет, снова смотрит на троих парней, и я должна похвалить ее за настороженность, которая появляется на ее лице. Предполагая, что она каким-то образом сможет сбежать от своего отца, она могла бы даже вырасти в действительно умную девушку, которая сможет спасти себя от этого испорченного мира, что я должна была сделать до того, как позволила ему развратить мою душу до точки невозврата.

Девочка убегает, и все взгляды возвращаются к Филиппу.

— Вам нужно уходить, — говорит он. — Вам не следовало приходить туда, где спят мои дети.

— Мяч на твоей стороне, Филипп, — говорит Роман, как будто это какие-то переговоры. — Скажи мне то, что я хочу знать, и верни Ариану. Тогда никто не пострадает, но если ты не сможешь дать мне то, за чем я пришел, что ж…

Фраза Романа обрывается, когда его взгляд возвращается к лестнице, давая Филиппу понять, что именно он будет делать. Мой желудок скручивает от одной только мысли, но часть меня должна верить, что Роман просто блефует. Он никогда бы не причинил вреда этой маленькой девочке, но Филиппу не нужно этого знать.

Во взгляде Филиппа вспыхивает ярость, прежде чем он, наконец, кивает.

— Фальшивая стена в офисе восточного крыла. Она там, внизу.

Роман кивает, прежде чем взглянуть на Маркуса.

— Иди. Возьми Шейн с собой.

Маркус молча уходит, и мои глаза расширяются, понимая, что это происходит на самом деле. Я спешу за ним, не желая отставать, когда слышу, что Роман продолжает.

— А мой отец?

Мы скрываемся за углом, прежде чем я успеваю услышать ответ Филиппа, и я держусь прямо за Маркусом, не желая разлучаться с ним в этом большом доме. Кто знает, какие еще грязные секреты спрятаны здесь.

Мгновение спустя мы находим офис, Маркус с легкостью открывает запертую дверь, и мы входим в огромную комнату. Она больше, чем вся моя гребаная квартира, но я не удивлена. Все в этом мире большое и покрыто роскошью. Это нелепо и, скорее всего, финансируется за счет денег от наркотиков.

Несмотря на то, что сейчас только начало седьмого утра и вероятность того, что кто-то пройдет по этим коридорам, примерно такая же, как вероятность того, что я добровольно раздвину ноги для Джованни — я все же закрываю за нами дверь.

Филипп сказал что-то о фальшивой стене, но я ни черта не вижу. Маркус пересекает комнату в поисках того, что спрятано на самом виду, пока мои руки скользят по стенам. Это не совсем то, с чем у меня есть опыт, но я не собираюсь лгать, это посылает адреналин по моим венам, как лесной пожар.

Не найдя ничего на боковой стене, я подхожу к массивной книжной полке от пола до потолка и просматриваю ее содержимое. Она забита книгами, которые, я уверена, Филип никогда не читал. Здесь есть модные подставки для книг, книги, выпущенные ограниченным тиражом, и рамки для фотографий с золотой отделкой. Украшения и причудливые скульптуры заполняют все свободное пространство, и я с удивлением смотрю на них. Вот если бы только у книг были названия вроде "The Hornets Slutty Hornbag", тогда бы я действительно была впечатлена. Черт возьми, я могла бы даже поверить, что Филип их читал.

Протягивая руку к книжной полке, я осторожно постукиваю по дорогой деревянной задней стенке и прислушиваюсь к ее звуку. С противоположной стороны полка определенно полая, и, как в фильмах, я начинаю наклонять украшения и скульптуры, пока, наконец, не понимаю, в чем дело.

— Вот, — говорю я Маркусу, пока он стоит в другом конце большого кабинета, заглядывая за письменный стол из красного дерева. — Это здесь. Я просто не могу понять, как ее открыть.

Маркус подбегает и наметанным глазом осматривает книжную полку, но мой взгляд привлекает золотой череп. Все остальное на полке — старинное, но этот череп выглядит новым и блестящим, и он определенно не вписывается в остальную часть офиса. Протягивая руку, я обхватываю пальцами череп и пытаюсь сдвинуть его. Он как будто прирос к полке, поэтому вместо того, чтобы сразу оторвать эту хреновину, я пытаюсь повернуть, и после поворота черепа ровно настолько, чтобы он был обращен к массивному окну с видом на ухоженный сад, вся книжная полка сдвигается.

— Что за хрень? — Я выдыхаю, мои глаза расширяются, когда я смотрю на это.

— Ты сняла слова прямо с моего языка, — говорит Маркус, быстро глядя в мою сторону с изогнутой бровью, скорее всего, задаваясь вопросом, какие потайные комнаты ждали своего часа в доме его семьи все эти годы.