Вот это — похвально. Вот это — правильно. Никто не ждет от будущего Старейшины высокой морали и нравственной чистоты. Наоборот. Чем больше дерьма, тем лучше. Иначе долго не протянешь. Но твою ж мать… Башка должна варить. Мозги должны работать. Даже самые грязные дела надо проворачивать так, чтоб на белом пальто ни пятнышка не осталось. Репутация прежде всего.

Главное правило гласит — делай, что хочешь, но так, чтоб тебя не поймали. Если ты настолько глуп, что тебя поймали, будь готов расплатиться.

— Павел, я так понимаю, ты что-то натворил и тебя зажопили? Говори, как есть, раз уж позвонил.

— Отец, я ничего не творил! В том и дело! Мы с ребятами просто немного пошутили. С моими товарищами. Хотели посмеяться над Вонючкой. И все. А он…Он какой-то странный стал. Понимаешь? Мы не ожидали. Столько времени ходил, слюни пускал, а тут вдруг…Бросился на меня. Сломал мне нос. А потом еще нож воткнул.

— Господи… Кто такой Вонючка?

Иван Николаевич оперся локтем о столешницу, ладонь положил на лоб, тщательно стараясь успокоить разбушевавшийся внутри огонь. Хотелось взять эту дурацкую трубку телефона и долбить ею со всей силы, пока она не развалится на запчасти.

Что ж у него сын такой идиот получился? И ему ведь уже шесть лет…В империи дети быстро ума набираются. А уж наследники и подавно. В любой момент могут Дом принять.

— Вонючка? А-а-а-а-а… Так это — бастард Дома Черной Луны. Он служит в школе. Работу всякую делает. Ну, тот, который дурак. И мне из-за него розг перепало! Мне! Отец!

— Та-а-ак… Продолжай…

Старейшина резко выпрямился, откинулся на спинку кресла и очень, очень пристально уставился в одну точку. По его лицу было заметно, что в данную секунду в голове Ивана Николаевича идет активный мыслительный процесс, к которому его подтолкнули слова наследника.

— Но господин Левин не поверил. Он сказал, типа, мы сами между собой подрались. А потом, чтоб избежать наказания, свалили на Вонючку. За ложь и драку он велел нас выдрать розгами. Но это не так. Понимаешь, Вонючка вдруг в одну секунду как кинулся! Его словно подменили. И потом… Он чуть ли не в рожу нам смеялся. А перед директором и наставником опять дурака строил. Чтоб нас наказали.

— Павел… — Иван Николаевич оборвал начинающуюся по новому кругу истерику наследника. Хотя… Не факт, что он наследником и останется. Ой, не факт. — Ты позвонил мне, дабы рассказать, как тебе навешал мандюлей какой-то идиот? И ты хочешь, чтоб я — что? Чего ждешь от меня, не пойму? Думаешь, я тебя пожалею, по головке поглажу, а господину Левину претензию выкачу? Серьёзно?

— Но отец!

— Значит, слушай сюда…говнюк малолетний… Я через пару дней приеду в школу и к тому, что тебе директор выписал, еще столько же добавлю. Не розгами, ремнём. Ты меня позорить вздумал? Дом позорить! Ты вместо кадетской школы на Дальний Восток поедешь! Я тебя там…

Звонок резко оборвался и в трубке раздались короткие гудки. Видимо, уж на это у Павла ума хватило.

— Сука! Сука! Сука! — Иван Николаевич схватил коммутатор и со всей силы швырнул его в дверь.

Судя по тихому, глухому стуку в приемной, секретарь либо со страху вырубился и на пол шмякнулся, либо об стену сейчас самоубился. Тоже со страху.

Ровно пять минут после выплеска злости потребовалось Старейшине, чтоб взять себя в руки. Злость, конечно же, никуда не делась, но на то он и глава Дома. Умеет интересы семьи ставить превыше всего. А сейчас, благодаря звонку наследника, такие интересы вдруг замаячили, что Иван Николаевич был готов даже сыну его дурь и слабость простить.

— Вот ведь позорище. Вот ведь стыд и срам… — Покачал Старейшина головой.

Однако, горевать о Пашке можно сколько угодно, это сейчас совсем неважно. Одно хорошее дело, сам того не планируя, пацан все-таки сделал.

Иван Николаевич выдохнул, открыл ящик стола, достал мобильный. Включил его, а потом набрал номер Левой руки, который на вызов ответил сразу же, прямо с первого гудка.

— Слышишь, Анатолий…Ты помнишь пять лет назад шумиха была? У Дома Черной Луны бастард объявился. Идиот от рождения. Слухи тогда всякие ходили. Мол, его Матвей почти год чуть ли не в цепях в подвале держал. Ага… Да бред, конечно. Сам понимаю. Я о другом… Помнишь, ты тогда мне одну вещь сказал? Я еще над твоими словами посмеялся, мол, глупость это. Там ведь мутная история была. Разное трындели. Вроде бы с пацаном нянька на улицу то ли сбежала, то ли реально ее выпустили погулять. И на бабу эту какой-то отморозок напал. Помнишь, да? Ага… Конечно, помнишь. Ты же мне тогда посоветовал, бабу эту из поля зрения не упускать. Сказал, мол, странное дело с этим пацаном. На хрен кому бастард был бы нужен, да еще и с диагнозом. А я твои слова всерьез не принял. Ты знаешь, Толя, я стараюсь всегда разные приколюхи про запас иметь. Так вот… Разызищи-ка мне ту бабу. Она же вроде чуть не померла. У неё там проблемы какие-то. Найди. Зачем? Затем, Толя…Похоже, ты был прав, и не все там с этим бастардом чисто. Пока не знаю, зачем мне это. Но бабу найди. Поговоритб с ней хочу. Поглядим, что из этого получится.

Смерть на меня обиделась. Звучит, конечно, очень странно… Смерть. Обиделась. Никогда не думал, что эти слова могут стоять рядом. А вот поди ж ты, бывает и такое.

Она на самом деле надула губы и отказалась разговаривать. Причиной такого поведения стала моя реакция. Вернее, ее отсутствие.

Оказывается, после фразы «беру тебя в ученики» я должен был с криками радости и восторга упасть ей в ноги. А я просто тупо сидел, молча пялился на Валькирию и не понимал всей значимости момента.

— Ты что? Совсем обнаглел? — Спросила Госпожа, прищурив один глаз. Видимо этим глазом она как раз и пыталась рассмотреть уровень моей наглости.

— Нет. — Я покачал головой. — Просто не могу сообразить, что уж такого выдающегося сейчас произошло?

— Я. Беру. Тебя. В ученики. Роберт! В ученики! — Смерть раздраженно топнула ногой.

Учитывая, что эта нога, вернее обе ноги, конечно, были обуты в симпатичные туфельки на высоком каблуке, звук вышел, будто лошадь копытом бьет.

— Тааак…– Я, искренне не понимая, чего она от меня хочет, кивнул. — А был кем? Я же и есть твой ученик, Госпожа.

— Ты правда, что ли, отупел за эти пять лет? Ты был слугой! Слу-гой! А сейчас станешь самым настоящим учеником. Я не буду рассказывать тебе, как поклоняться Великой Тьме. Не буду рассказывать, как приносить в жертву живых, чтоб использовать мертвых. Это ты итак отлично умеешь делать. Но, Робет…ученик! Ты хоть понимаешь, что это значит? Я расскажу тебе, как существовать с Великой Тьмой в сердце, на равных. Как использовать ее Силу без подручных средств. Ты станешь необыкновенно могущественным. Некромантия — это лишь детские игры. Поднять мертвецов, упокоить мертвецов. Создать Лича, убить Лича. Ну, ты понимаешь. А здесь совсем другое. Тебе не нужна будет чья-то смерть, чтоб использовать Тьму.

— Замечательно. — Я снова кивнул. — Только на кой ляд мне эти сведения, если мир, в котором мы находимся, мертвый? Я могу сколько угодно носить Великую Тьму в своем сердце, но применить это не́где. Тут даже ты не пользуешься всем, что имеешь. По крайней мере, пока твой братец держит руку на пульсе. Ты сможешь проявиться лишь после того, как Закрытый мир полностью перейдет под твою власть. Чего уж про меня говорить? Я, конечно, буду самым могущественным некромантом, но при этом самым бесполезным.

— Эм… Ну… — Смерть как-то слишком быстро отвела взгляд, а потом вдруг добавила крайне безэмоциональным тоном. — В любом случае ты станешь моим учеником. Может, когда-нибудь пригодится…

Причём тон у нее был настолько равнодушный, что я сразу понял — если она не врет, то уж привирает точно.

Да, можно было бы подумать, будто все свои обретенные во время ученичества знания я смогу применить после воцарения Госпожи в этом мире. Он, конечно, останется закрытым от остальных миров. Не просто так Высшие не присоединили его к Вееру. Но все же, раз местной богиней станет Смерть, то и мне кое-какие возможности перепадут. Все же она — Высшая. Высшие носят Силу в себе. Им не нужны Потоки.