Кусты опять затрещали и голоса отдалились. Передовики, герои коммунистического труда, мать их за ногу. Я растолкал Таисию, поднялся сам и начал одеваться. Через пару минут, выйдя из комнаты, где Лжекривошеина все-таки взялась поправлять грим, я поднялся по устланной ковровой дорожкой лестнице на второй этаж. Отсюда-то и долетала чересчур громкая музыка. Причем, явно — не советских композиторов. Двери всех номеров были распахнуты настежь. Табачный дым клубами выплывал в коридор.

Навстречу мне твердой походкой шагал рослый человек в черном вечернем костюме. Миновав меня, он остановился перед большим зеркалом на лестничной площадке, видать, для того, чтобы поправить узел галстука. И вдруг принялся корчить рожи своему отражению. Я с изумлением наблюдал смену выражений на его смугло-желтой, как у китайца, физиономии. Похоже, что незнакомцу ни одно из них не понравилось, потому что он махнул рукой и скрылся за ближайшей распахнутой дверью.

Я начал заглядывать в одну дверь за другой. На часах было уже пятнадцать минут девятого и трудовик уже должен быть где-то здесь. В первой было темно. В проникающем из коридора свете, я лишь различил кровать на которой кто-то с хрюканьем и визгом возился. Вряд ли это был Витек. Я заглянул в следующую дверь и на меня вывалился еще один пьяница. Он был в расстегнутой до пупа рубахе и трусах. Полез обниматься, видать, не соображая, кто перед ним. Я отпихнул алкаша и тот провалился обратно в комнату, гремя сбитыми на пол со стола бутылками.

— Пер-р-едовика бьют! — заверещал упавший. — Караул!

Никто не отозвался на его призыв и он вдруг умолк и раскатисто захрапел. Третья комната, которая скорее всего была чем-то вроде красного уголка, оказалась битком набита народом. Отсюда и разносилась по всему пансионату разухабистая музыка. И здесь танцевали. Вернее — танцевали лишь двое, а остальные стояли кругом и хлопали в ладоши. Я всмотрелся в эту парочку, вернее — в партнершу, которая вдруг повернулась ко мне лицом, и обомлел. Когда только она успела? И как проскочила мимо меня? Наверное, поднялась по другой лестнице.

Меня не столько удивило, что Таисия в образе «королевы постельных клопов» оказалась здесь раньше меня, сколько то, что она танцует с желтолицым мужиком, который только что кривлялся в коридоре перед зеркалом. Следовало признать, что танцевали они очень хорошо, даже — профессионально. Сразу видно — артисты. Было видно, что делают они это не столько удовольствия ради, сколько — на публику. Зрителями их были другие артисты, а также — участники съезда передовиков, безвкусно одетые и сильно поддатые.

Ладно, главное, что мои лжеиностранцы уже слились с народом. Кстати, надо же разгрузить «Волгу». Я вернулся в коридор, спустился на первый этаж. Увидел сидящего в своей нише охранника, поманил его за собой и вышел на крыльцо. Сзади раздались грузные шаги. Амбал следовал за мною. Мы обогнули красную громаду «Икаруса». Я отворил багажник своего авто и принялся вынимать и передавать охраннику пакеты с выпивкой и провизией. Последней я вытащил коробку из-под электрического чайника.

— Пакеты отнеси наверх, туда, где музыка, — распорядился я.

Амбал что-то пробурчал в ответ и потащил покупки в здание пансионата. Я взял коробку под мышку и вдруг услышал шум двигателя подъезжающего автомобиля. Я притаился в тени автобуса, который стоял как раз напротив фонаря. Так что я мог видеть того, кто подъехал, а он меня — нет. Щелкнула дверца и из салона выбрался человек. Мне не составило труда узнать его. Я выдохнул с облегчением. Виктор Сергеевич Курбатов клюнул на мою приманку.

Несколько мгновений он стоял возле машины, на которой приехал. Оглядывался, прислушивался, оценивал обстановку. Профессионал, ничего не скажешь. Потом неторопливо двинулся к ярко освещенному входу. Я дождался, когда он поднимется на крыльцо, а потом, крадучись, двинулся следом. Мне хотелось успеть поставить волчок в каком-нибудь укромном месте и успеть увидеть исторический момент встречи трудовика с женщиной, которую, тот, я надеюсь примет за преступницу и шпионку Кривошеину.

Когда я достиг крыльца, из-за вазона выдвинулся человек в кожаной куртке и кепке. Это был полковник. Приложив палец к губам, он показал рукой, чтобы я следовал за ним. Оказалось, что под крыльцом есть небольшая дверь, что-то вроде черного входа. За нею начинался тускло освещенный коридор. В левой стене было несколько металлических дверей с разными надписями: «ЩИТОВАЯ», «БОЙЛЕРНАЯ», «ПРАЧЕЧНАЯ» и, неожиданно, «ЛАБОРАТОРИЯ». Михайлов вытащил из кармана ключ, открыл именно эту дверь.

— Думаю, будет лучше, если я засяду здесь, — сказал он.

За дверью оказались длинные металлические столы, уставленные колбами, ретортами, деревянными подставками с пробирками. Здесь же имел место огромный холодильник и нечто, напоминающее электрическую печь. За большим стеклянным шкафом, набитом бутылочками и пузырьками, имелась еще одна дверь. Я поставил коробку с волчком на ближайший стол, но содержимое вытаскивать не стал. Еще доброго полковник попадется. Впрочем, его в любом случае следовало предупредить.

— Эту коробку не трогайте и внутрь не заглядывайте, Евксентий Григорьевич, — сказал я.

— Не стану! — отмахнулся он. — Посижу пока в соседнем помещении. Дождусь, когда ты приведешь Курбатова сюда.

— Тогда я пошел!

Однако, прежде, чем покинуть лабораторию, я вытащил из кармана авторучку и написал на коробке крупными буквами «ВИТЬКУ», а потом поспешил на второй этаж. Музыка звучала тише, зато слышался звон бокалов и чавканье. Ага, выходит, добрались передовики и лжеиностранцы до привезенной мною жратвы и выпивки. Я заглянул в красный уголок, превращенный в банкетный зал. Со столов были убраны пустые бутылки и грязные тарелки. Несколько девушек, одетых как официантки, расставляли чистую посуду, раскладывая на них еду, и открывали бутылки.

У гостей пансионата не хватало терпения дождаться, покуда девушки накроют столы, они рвали жрачку едва ли у них из рук. Как ни вглядывался я в лица присутствующих, ни Лжекривошеиной, ни Витька среди них не обнаруживал. Кстати, желтокожего хлыща тоже не было. Придется обыскивать весь пансионат. Я снова принялся заглядывать в одну комнату за другой. Пусто. Черт бы их побрал! Куда они все подевались?.. Да еще втроем! Неужто ненасытная нимфоманка Неголая замутила тройничок с майором и своим партнером по танцу?

— Вам помочь, товарищ? — раздался позади меня приятный женский голос.

Я оглянулся. Это была одна из официанток. Симпатичная деваха.

— Простите, как вас зовут?

— Стеша, — почему-то смутившись ответила она.

— Стеша, вы случайно не видели? Отсюда не выходили трое — молодая женщина и двое мужчин, лет одному около сорока или чуть больше, а второму — немного за пятьдесят?

— Видела, — кивнула она. — То есть, как выходили отсюда — не видела… Я их встретила у входа в левое крыло… Я еще сказала им, что туда нельзя, там сейчас ремонт, но они не отреагировали… Я уже хотела пожаловаться Елена Павловне, нашему администратору, но потом махнула рукой. Мне и здесь работы хватает… Вон сколько всякого безобразия… Солидные люди, передовики, иностранцы, а что творят…

— Спасибо, Стеша! — прервал я ее жалобы и бросился к лестнице.

В другое крыло можно было попасть только через вестибюль. Я бегом миновал его и снова поднялся на второй этаж. Здесь было темно, хоть глаз выколи, я едва не сшиб какое-то ведро. Постоял, проморгался, увидел в слабом свете, проникающем с лестницы, смутные силуэты стремянки, кистей на длинных палках и больших металлических банок. Пахло краской и свежей побелкой. Как же они здесь пробрались? Или они в полуподвале? Я двинулся вспять.

Вход в полуподвал левого крыла оказался с противоположной стороны от входа — в правое. Я пошел вдоль дверей, дергая их за ручки. Большинство номеров было заперто. Только дверь с номером 11 поддалась моим усилиям. Я приотворил ее и услышал голоса. Говорили двое — мужчина и женщина. Я бы закрыл дверь обратно, если бы они не были мне знакомы. Женщина — это, несомненно, актриса Литейского театра драмы и комедии Таисия Неголая, а мужчина… лжеклассик Евграф Третьяковский.