— Та-ак, — протянул я. — И кто эти — мы?

Пацаны переглянулись, а Тоха посмотрел на балкон, откуда за нами наблюдал Володька. Словно — посоветовался. Я тоже посмотрел на братишку. И тот опять кивнул.

— Скажи, ну… — буркнул Макаров, обращаясь к Константинову-младшему.

— Мы — это ваши ученики, Александр Сергеевич, — заговорил тот. — Простите, но мы наблюдали за вами с первого дня нашего знакомства. Теперь мы убедились, что вам можно доверять…

— Ну спасибо! — хмыкнул я, хотя внутри меня все похолодело, неприятно осознавать, что за тобой все это время наблюдали. — И чем я, так сказать, заслужил ваше доверие?

— Да всем! — воодушевленно встрял Тоха. — Ильину денег дали? Раз! Его матери сиделку нашли? Два! Папаню Веретенникова к делу пристроили? Три! Зимина от кичи отмазали, а его мамаше работу нашли и пить бросить заставили? Четыре! Борисову вон квартиру надыбали… Пять… Да и в школе на нас теперь, как на людей смотрят… А то раньше все двоечники, да хулиганы!

— А еще вы нас с Илгой Артуровной познакомили, — высказался Базиль и почти шепотом добавил. — Она единственная из взрослых, которая знает, кто мы.

— А кто вы? — насторожился я, потому что мне не понравилось упоминание моей бывшей, да еще — в контексте благодарности.

— Мы — экспериментальный восьмой «Г» класс двадцать второй школы, — проговорил Могильников, который до этого помалкивал.

— А разве до Илги Артуровны никто из взрослых этого не знал? — постарался сохранить я чувство юмора.

— Степан не то хотел сказать, — ответил за него Константинов-младший. — Раньше мы себя никак не называли, а теперь вы сами все придумали, Александр Сергеевич…

— Что именно я придумал?

— Ну как же? Вы хотите создать из нас рыцарский Орден, — сказал Базиль. — Значит, мы рыцари вашего Ордена, а вы… наш Магистр. Мы только за…

— Тогда уж — нашего Ордена, — сказал я, почесав затылок.

— Ага! Нашего, — согласился пацан. — Алька Абрикосов целую сказку сочинил — Старый Замок, заколдованный под Завод, Ржавая Гвардия, которая его охраняет, злой Волшебник, Рыцари… Так это почти и не сказка…

— Хм… Это в каком смысле? — спросил я, уже устав удивляться.

— Это долгая история, — ответил Константинов-младший. — Александр Сергеевич! Когда вернетесь, мы все расскажем!

— Ладно, поговорим еще… — пробурчал я, беря у Макарова коробку с волчком. — Спасибо за доверие… У меня дела сегодня неотложные. А пока… Степан, садись в машину, поедем, посмотрим, как ты живешь!

Могильников кивнул, поручкался с дружками, помахал моему брательнику, который наблюдал за нами с балкона и полез в салон. Я положил коробку из-под утюга в багажник и сел за руль.

Отъезжая, я видел, что пацаны машут мне руками. Мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Я знал, что мои пацаны с сюрпризом, но понятия не имел, что они так спаяны. Черт! Да не были они так дружны, зуб даю! Наверное, это мои занятия их сплотили. Я относился к ним, как к равным. Не с высока учительского снобизма, и они раскрылись… А потом… А что потом? Похоже, дурака немного поваляли, изображая «фулюганов», а на самом деле им просто нужен был взрослый, которому можно доверять и который их сможет направить. И когда они убедились, что их новый классный руководитель, как раз такой человек, то сразу преобразились. Признаться, я приписывал изменения к лучшему, произошедшие с «экспериментальным» классом, собственным внезапным педагогическим талантам. Нет, моя заслуга, конечно, в этом определено есть, но… Но пацаны красавчики, что говорить…

Не нравится только мне, что пацаны в восторге от гражданки Шульц-Эглите. Понимать-то она их понимает. Вопрос только, как она этим пониманием воспользуется.

— Чем это вам так глянулась Илга Артуровна? — спросил я у Степана, который сидел, нахохлившись, рядом.

— Ну чем… — пожал тот плечами. — Красивая, добрая… И вообще…

— Это понятно, — улыбнулся я. — А вот тебе лично — чем?..

— А щас увидите!

— Что — увижу? — не понял я.

— Ну мы же ко мне едем…

Опять загадка! Загадка на загадке и загадкой погоняет. Но тем интереснее. Мы почти приехали.

Могильниковы жили в частном доме, почти у самой Круговой. Сразу бросился в глаза серый, покосившийся штакетник. Да и домишко тоже нуждался в капитальном ремонте. Обшитые досками бревенчатые стены были покрыты уже изрядно облупившейся краской. Это было видно в свете уличного фонаря. Тщательно вытерев ботинку у крыльца, мы поднялись к покосившейся двери, ведущей на веранду.

На двери висел замок, который Степан открыл своим ключом. Значит, дома никого нет. Пустив меня внутрь, пацан показал, куда повесить дубленку и где снять ботинки. Внутри было темно, все-таки несмотря на удлинившийся день, к шести вечера уже сгущались сумерки, но хозяин дома нащупал выключатель и под потолком загорелась лампочка, спрятанная под явно самодельный абажур. Как и в других частных домах, у Могильниковых кухня и прихожая были одним целым.

Большую часть ее занимала русская печь. Здесь же был старинный буфет, большой стол, а вот вместо рукомойника нормальная раковина-мойка с краном. Выходит, дом подключен к водопроводу. А может и теплый сортир с унитазом имеется?

Степка тут же взял чайник, наполнил его водой и поставил на электроплитку. Ну да, не раскочегаривать же печь для того, чтобы напоить гостя чаем! Вообще, кухня была оборудована по-современному. Кроме электроплитки, имелся холодильник и стиральная машинка.

— А где здесь у вас туалет? — спросил я.

— Как на веранду выйдете, увидите дверку, там и сортир, — пояснил юный хозяин.

Я вышел на веранду и впрямь увидел небольшую дощатую дверь. Рядом обнаружился выключатель. Нажав на клавишу, я открыл дверцу и действительно обнаружил унитаз, а сверху — бачок с длинным шнурком. Странно, снаружи дом выглядит неказисто, а внутри чувствуется рука хозяина. Такое ощущение, что владельцы дома просто не хотят, чтобы им завидовали соседи.

— Ну и что ты мне хотел показать? — спросил я, вернувшись в дом.

— Идемте! — позвал Могильников.

И переступив высокий порог, я шагнул в комнату, следующей за кухней. Я последовал за ним. Здесь не было ничего особенного. Половину комнаты отделяла занавеска. На второй половине стояли платяной шкаф, комод, на комоде телевизор, рядом этажерка с книгами, в простенках между окнами висели фотографии, в красном углу — божница с иконами и лампадой — довольно необычная деталь для интерьера в доме советских людей. Впрочем, Степка не задерживался в этой комнате. Он вел меня дальше.

Мы шагнули в следующую комнату. Там тоже была какая-то мебель, но Могильников продолжал вести меня дальше, не давая опомниться и оглядеться. Одна комната, вторая, третья… Мне понадобилось примерно минута, чтобы заподозрить неладное. А заодно и вспомнить, что однажды мне уже приходилось вот так шагать и шагать, правда, тогда вокруг было темно и сопровождал меня не пацан, а бабуля. И то была иллюзия, которую навеяло мощное биополе несчастного Кирюши. Неужели и Степка меня также водит за нос?

— Стоп! — сказал я ему. — С меня хватит!

— Да мы уже и пришли, — откликнулся школьник.

Он остановился и повернулся ко мне. Я ожидал, что иллюзия рассеется, но когда я оглянулся, то узрел длинную анфиладу комнат, которая виднелась в дверном проеме. Ни о чем не спрашивая ученика, я шагнул назад в предыдущую комнату, потрогал рукой дверной косяк, потом — стоящие вокруг круглого стола, накрытого лиловой бархатной скатертью с золотыми кистями, изящные стулья с резными спинками и гнутыми ножками, напоминающими львиные лапы. Они тоже были вполне осязаемыми. Реальными. Я посмотрел на Могильникова.

— И что это за фокус? — спросил я. — Это всё ваши комнаты?

— Наши, — откликнулся он. — Тока, когда дед дом строил, их не было.

— А потом?

— Потом, папка на мамке женился… Я родился, нам впятером стало тесно в двух комнатах… Пристроилась еще одна.