Доделывала перевязку я, наверное, красная как помидор. Хорошо, что он стоял ко мне спиной и не видел моего состояния. Вот бы было ему о чём пошутить потом.

– Всё, можете одеваться. Я приду через три часа, – проговорила я, выскакивая из ванной. Но в спальне, конечно же, взгляд упёрся в кровать. Не то чтобы она была большой или слишком широкой (видела я родительскую), но вышедшая сегодня из-под контроля фантазия нарисовала очень красочные картинки, как Татинкор подходит к ней, раздевается, забирается… причём никаких брюк не было…

Чуть ли не взвыв, я вылетела из комнаты. Бегом пронеслась по коридору, влетела в свою гостиную и прислонилась спиной к двери, будто за мной кто-то гнался.

– Леди, что-то случилось? – вышла ко мне горничная из спальни, чем только напугала.

– Нет, всё нормально, – выдохнула я, отлипая от двери.

– Я бы не сказала так. Но если… – Она пожала плечами, разворачиваясь. А мне вдруг очень захотелось выяснить причины, а может, и поделиться. Мамы-то рядом не было. Но я сдержалась. Наши отношения с горничной всегда были такими, как и положено «леди – прислуга», и никаких откровений.

Умылась и отправилась в библиотеку. Где же ещё искать ответы на вопросы, если спросить не у кого? Только книги не дали результата, или я не поняла. А тут и опять время пришло. Что ж эти три часа так быстро летят?

Шла в комнаты Татинкора как на выговор от отцов. Только на их лекции о моём неподобающем принцессе поведении я приходила в таком настроении. Когда очень не хотелось, страшно даже временами было, но отступить нельзя. Однажды попыталась сбежать от заслуженного наказания, так меня так застыдили за то, что не хватает смелости даже ответить за свои поступки, что отлынивать больше не хочется.

Вот и сейчас я не имела никакого морального права переложить эту процедуру на кого-то другого. Да, как принцесса я могла поручить это прислуге, но как виновница травмы…

Уже почти у дверей его покоев я вспомнила, что собиралась принести ему противопростудный настой. На секунду даже заколебалась, но решила не возвращаться, давая себе зарок обязательно прислать ему слугу с настоем позже. Зато перед самой дверью замерла в нерешительности. И даже занесённую для стука руку пару раз опустила.

Почему-то внутри была странная каша из желаний, эмоций и ощущений. Причём все они говорили о разном. Я попыталась ещё до похода в библиотеку отделить их друг от друга, но выходило что-то непонятное. Физические желания, судя по рассказам других (того же Физона, который не стеснялся делиться со мной своими сердечными и не только победами), в прикосновении к представителю противоположного пола в моём возрасте не только обоснованы, но и нормальны. Более того, моё полное хладнокровие до этого момента к мужчинам вызывало беспокойство у родителей, особенно у мамы, которая пусть и редко, но судила нас с братьями по меркам своего мира. Она рассказывала, что в том мире половое созревание наступает всего в четырнадцать лет, в то время как у нас не ранее семнадцати. По сути, именно поэтому этот возраст и считают брачным, но только для девушек. Так вот, мне уже восемнадцать с половиной, и до сих пор никакого особого отношения к мужскому полу я не испытывала. Почему это случилось сейчас? Почему именно с Татинкором? И неужели это вот так? Настолько резко. Или я опять чего-то не заметила?

Говорить о том, что я была эмоционально растеряна, даже не стоит. Мне было очень не по себе, крайне некомфортно. Татинкор был приставлен ко мне как учитель, а я на него засматриваюсь. Ужас…

– Так и будете стоять под дверью? – Перед моим носом резко открылась дверь, демонстрируя объект моих терзаний. Он опять был в рубашке и домашних мягких широких брюках. Без меча за спиной и кинжалов на поясе он смотрелся… необычно или скорее непривычно.

– Нет, конечно. Готовы? – задрала я подбородок, пытаясь сделать независимый вид. Сама же просматривала силуэт мужского тела сквозь сорочку, слегка свободную ему.

Он так же провёл меня в ванную через спальню, в этот раз не спрашивая ничего. Он шел впереди, а я смотрела на него и не могла в себе разобраться.

– Это последняя перевязка? Или вас ждать ещё? – криво улыбнулся он, развернувшись ко мне уже возле умывальника. Зато на этот раз здесь был простой стул со спинкой.

– Устали стоять? – Я смогла сдержать улыбку.

– Всё для вашего удобства, принцесса. Вы же еле мне до плеч достаёте, – продолжал ухмыляться он. Вот наглец. И неправда это всё, не настолько уж я и маленькая. Конечно, ниже него, но в пупок не дышу.

– Так что? Положены мне ещё перевязки?

– Да. Эта и ещё одна сегодня. Следующие три дня всего дважды в день, а потом по одному, но это будет зависеть от скорости заживления раны. Слишком едкой… – на последних словах я отвела взгляд и понизила голос, ибо сама напомнила о том, что виновата в сложившейся ситуации именно я.

– Лефания, не корите себя. Я жив, и рана тоже затянется, – сделал он шаг ко мне, приподнимая лицо за подбородок. От этого касания и его взгляда у меня дыхание перехватило. Сейчас и он смотрел на меня не так, как обычно. Я даже была готова к поцелую, как бы дико это ни казалось мне позже. В этот самый миг мне хотелось ощутить это. И почему-то верилось, что эти губы могут быть не только ехидными, но и нежными.

– Хм, – кашлянул он, разрушая это неповторимое мгновение, – шкурку вы мне подпортили, теперь пора латать.

Вот же невыносимый мужчина! И этой ехидне я только что хотела подарить свой первый поцелуй? Да ни за что! Треснуть бы его чем, да и так уже травмированный.

Только потом мне пришла мысль, что собственное настроение и желания скачут как кролики. И что делать?

– Лефания, вы уснули? – помахал перед моим лицом Татинкор. Оказалось, что я так и замерла с тряпкой в руках, даже не намочив её.

– Нет. Я в порядке, – махнула я головой, отмечая, что мужчина уже сидел на стуле с оголённой раной. Ой, кому я рассказываю… с голой спиной и частично ягодицами. И да, я засмотрелась именно на нижнюю часть – пусть будет раны.

И вообще, разве может попа мужчины быть соблазнительной?

– Не похоже. Может быть, попросить кого из слуг? – вздохнул он. И мне даже показалось, что прозвучали в этом предложении нотки грусти, будто он и сам этого не хотел.

И почему на моём лице стала расплываться улыбка? Почему дыхание сбилось? Что за ерунда?

– Нет, – решительно заявила я, беря себя в руки. Почему? Ведь это решило бы мою проблему с притяжением. Но что-то внутри не давало просто отказаться. Нет, не только чувство обязанности хоть как-то загладить свою вину. Нет, сейчас появилось какое-то пока непонятное мне желание даже продлить эти перевязки.

Наносила мазь на этот раз я не то чтобы смелее, но пыталась анализировать свои ощущения. Мы не разговаривали, он на меня не смотрел и взглядом не давил, значит, я могла подумать. Как следствие, процедура затягивалась.

Интересно, что в самом начале, когда я только наносила первые мазки на рану, он слегка вздрагивал (опять), а потом расслабился или ещё что, но больше не было никаких движений с его стороны. Я даже украдкой пощупала кожу сбоку – проверяла на температуру. И мне показалось, что температура у него всё-таки имелась, пусть и невысокая.

Может быть, именно поэтому дальнейшая перевязка пошла для меня проще. Я старалась закончить и наконец-то прислать ему противопростудный отвар.

– Леди, вы решили сразу проследить, как мазь действует, и не ходить туда-сюда? Просто остаться до следующей перевязки? – подал голос Татинкор.

– Конечно, – радостно воскликнула я, ибо нечего задавать глупые вопросы, – когда ещё мне представится такая возможность посмотреть собственными глазами на действие нескольких не самых безопасных веществ в действии. Вот думаю, что такие рубцы с обугленными краями, – в этот момент специально провела пальчиком по коже, и нет, никаких озвучиваемых мною ран у него уже не было, но это знаю только я, – могли образоваться от кислоты. Вопрос: какой именно? В результате смешения тех веществ теоретически при различных дополнительных обстоятельствах могли образоваться несколько кислот…