На последнем слоге голос всё же срывается, и я снова плачу.
Начальник молча выслушивает мою речь, и лицо его постепенно меняет выражение. Теперь он удивлён.
Я сама в шоке от своей смелости. Никогда бы не подумала, что выскажу ему такое…Просто одно на другое наложилось, и понеслось снежным комом…
— Знаете… — Вытираю нос и достаю листок бумаги. — Я никогда не буду соответствовать вашим требованиям. Недостаточно расторопна, недостаточно умна и вообще страшная уродина, которая только портит вид вашей компании. Найдите уже на это место кого-то более подходящего.
Размашистым почерком рисую «шапку» заявления прямо на стойке, напротив Евгения Дмитриевича.
Ну вот, я даже пишу по-уродски. Ну что это за каракули?
Снова реву, даже не пытаясь сдерживать слёзы.
— Что вы делаете? — Отмирает мой шеф, глядя на мои потуги.
— Ясно же. — Шмыг. — Заявление пишу об уходе.
— Прекратите немедленно! — Вырывает у меня из-под рук листок. — Прекратите и успокойтесь.
— Я уже успокоилась. — Убеждаю его. — После сегодняшнего происшествия я просто не смогу здесь работать. Половина офиса видели мой конфуз.
Достаю новый листок.
— Вы сейчас на взводе, Полина Сергеевна. — Пытается переубедить меня начальник. — Не принимайте поспешных решений.
— Я уже всё обдумала.
Нет, конечно.
Но как я приду на работу завтра, если все, включая его, знают, какая я неуклюжая и бестолковая?
Позорище.
В этот момент у Евгения Дмитриевича звонит телефон.
Он сбрасывает.
Я вывожу новые закорючки на бумаге.
Снова звонок.
Шеф нажимает на вызов и рявкает в трубку:
— Я занят!
Аж подпрыгиваю.
— Так, уважаемая гражданка Платонова. — Снова уничтожает моё недописанное заявление. — Решим с вами так.
Я таращу на него опухшие глазёнки.
— Вы сейчас надеваете пальто и берёте такси до дома. Так и быть, я отпущу вас в честь такого незаурядного события. — Ерошит волосы и облизывает свои потрясающие губы. — Дома вы как следует подумаете, почему попали в такую ситуацию и, я надеюсь, сделаете правильные выводы! Для успокоения выпейте валерьянки… а лучше бокал красного сухого. Примите ванну, потратьте время на себя и отдохните. А завтра я жду вас на рабочем месте с новыми силами и в хорошем настроении.
— Разве это возможно? — Печально протягиваю. — После такого позора…
— Насчёт коллектива не переживайте. Я проведу с ними беседу, и про этот случай мы все благополучно забудем.
Только сейчас я осознаю, что стою напротив него в одних колготках. Нас разделяет только стойка, и ему прекрасно видны мои ноги, обутые в простые балетки.
Но он туда не смотрит.
Конечно… Такие, как я и он, бывают вместе только в сказках. Но мы-то в реальности.
Мой шеф поворачивается, посматривая в экран телефона и резюмирует своё предложение вопросом:
— Надеюсь, мы договорились?
— Ну… хорошо.
Я не сопротивляюсь.
После такого стресса мне действительно лучше поехать домой и как следует прорыдаться там в подушку.
А потом заесть всё это мороженым с печеньем.
И подумать, что делать дальше.
Глава 3
На порванной юбке мои приключения не закончились.
Конечно, я не олигарх, чтобы ехать домой через весь город на такси, поэтому тащусь на ближайшую остановку. Всё равно никто из прохожих не догадается о моём постыдном положении, ведь длина пальто позволяет скрыть этот неприглядный факт.
Уже внутри автобуса понимаю, что где-то оставила кошелёк.
Может утром дома забыла, а может, в офисе, когда доставала салфетки, чтобы вытереть слюняво-сопливое от слёз лицо.
Ну что… я неудачник номер один. Беда — моё второе имя.
Хорошо, что хоть имею привычку распихивать мелочь по карманам, наскребла с горем пополам на оплату проезда.
На валерьянку денег уже не хватило.
Как там Евгений Дмитриевич говорил? Принять ванну?
Как раз сегодня у нас в доме отключили горячую воду. Снова авария какая-то… объявление на двери подъезда я благополучно не заметила.
От отчаяния хочется выть.
Ну почему я такая несчастливая?
Раздеваюсь, плетусь на кухню, чтобы поставить чайник.
Чай закончился!
Утром же напоминала себе, что нужно купить…
Тут я снова не выдерживаю.
Роняю голову на ладони и рычу.
Да что не так с этим днём?
Со всей моей жизнью?
Я только поверила в лучшее и обрела надежду на светлое будущее…
Прямо так, в колготках и пиджаке заваливаюсь на свой скрипучий диван и пытаюсь уснуть.
Моя первая в жизни работа — коту под хвост.
Моя первая в жизни любовь (пусть и не взаимная) — туда же.
Первые, пусть не друзья, но люди, с кем мне нравилось общаться.
Начало взрослой самостоятельной жизни проходит так себе, и мне даже некому на это пожаловаться.
Бабушка говорила, что сдаются только слабые, никчёмные люди. А я должна быть сильной и независимой.
Что ж, бабуля, я никчёмная…
С такими мыслями и головной болью я засыпаю.
Очухиваюсь, когда за окном уже темно.
Целый день проспала, от стресса видимо…
Часы показывают шесть вечера. Приходится подняться, переодеться в домашний костюм, и умыться холодной водой.
Лицо, конечно, от этого лучше не стало, «утро пчеловода» отпечаталось на нём кардинально, но меня всё равно никто не видит, надеюсь к завтрашнему дню этот отёк сойдёт.
Моя голова находится в холодильнике, когда я улавливаю стук в дверь.
Что я там пытаюсь найти? «Фуа-гра» из снега? Борщ из пустоты?
Желудок жалобно урчит, требуя еды, но последние макароны я доела ещё вчера, а кошелёк с деньгами, скорее всего, остался на работе. По крайней мере, я на это очень надеюсь, ведь иначе мне просто не на что будет жить.
Я могла бы находиться сейчас в гораздо лучших условиях.
Но нет уж, увольте.
В тёткин дом я больше не вернусь, даже если останусь без последней копейки.
Особенно после того, как огласили бабушкино завещание.
Теперь она ещё больше меня ненавидит. Ведь всё бабулино имущество — эта квартира и небольшая сумма сбережений достались мне, а не ей.
У меня нет домофона, бабуля не желала его устанавливать, даже старый звонок и то сломан. Стук становится настойчивей, поэтому плетусь открывать. Мне не хочется никого видеть, и, открыв двери, чудом не издаю жалобный стон.
Тётя Света (легка на помине) проходит в квартиру по-хозяйски, широко шагая в своих сногсшибательных сапогах из натуральной кожи, обдавая меня запахом мороза и резких насыщенных духов.
— Здравствуй, Полина.
Она всегда считала эту квартиру своей по праву. И до сих пор не может смириться, что бабушка завещала её мне.
— Здравствуйте, тёть Свет.
Мне не очень хочется с ней общаться, особенно сегодня, но разве я могу остановить этот танк…
— Ну как ты тут? С голоду не опухла ещё?
У нас с ней странные отношения.
Ей изо всех сил хочется от меня избавиться, но в то же время было очень удобно, когда под боком жила на всё готовая прислуга. Я была ей благодарна за кров, еду и возможность учиться, ведь отец-алкоголик никогда не был озабочен благополучием дочери, а мамы уже давно нет в живых.
В ответ на её вопрос мой желудок снова издаёт жалобный звук раненого кита. Мне становится стыдно.
— Вот, продуктов тебе принесла, ты ж все-таки мне не чужая, я беспокоюсь.
Тётя проходит на мою скромную кухню прямо в обуви, лишь отряхнув её о старый половичок, ставит пакет на стол и достаёт из него колбасу, хлеб, макароны, сахар и большую банку кофе.
Даже не знаю, как расценивать этот её жест доброй воли.
— Спасибо… — Лепечу. — Не надо было… я сама справляюсь.
Она оглядывает меня скептически и открывает холодильник. Лицо моё заливает краска.
— Оооо… всё понятно. — Выдаёт вердикт женщина. — Справляется она!
— Я просто кошелёк на работе забыла. — Зачем-то оправдываюсь.
— Поль… — Она трёт переносицу и выдыхает, как перед тяжёлым разговором. А у нас «лёгкие» и так бывают не часто. — Прошу, выслушай меня.
