— Я принесу переноску. — Пытаюсь быть полезным в этой ситуации.

— Не надо. Я его на руках подержу. — Останавливает Полина. — У него и так стресс. Только оденусь, и поедем в клинику.

Те полторы секунды, что девушка тратит на одевание, мне приходится держать кота на руках. И он всем видом показывает, как меня ненавидит.

Да что случилось с этим созданием?

Я кормил его, менял лоток, даже гладил иногда, что не так вдруг стало с этим Гитлером в серой шкуре?

В машине она садится на заднее сидение, и это снова засчитывается, как недоверие.

— То, что животное теряет шерсть, это первый признак стресса. — Вещает доктор ветеринарной клиники. Кошак сидит на металлическом столе, оглядывая всех ненавидящим взглядом. — Отказ от еды — это тоже следствие нарушения психического состояния.

— Мой кот сошёл с ума? — Не выдерживаю всех этих официальных терминов.

Полина и врач устремляют на меня свои строгие взоры.

— Нет, это значит, что животное было подвергнуто жестокому обращению или смене привычной обстановки.

Повисает пауза.

Жестокому обращению?

Да я в жопу ему дую!

Поля вся подбирается и подвигает оборзевшего кота к себе поближе.

— А что значит смена обстановки? — Спрашиваю этого гуру кошачьего здоровья, игнорируя явные обвинения.

— Перемены в питании, окружении, переезд с одного места в другое, наличие других животных, ранее неизвестных ему.

— Ага… понятно.

Василевс ослабляет оборону и поддаётся на Полинины поглаживания своей толстой, теперь уже облезлой шеи, мурлыча и прикрывая глаза.

— А может быть так, что он привязался к человеку, а потом они перестали видеться, и теперь он из-за этого переживает?

Нарочно смотрю прямо в глаза девушки.

Она округляет их, поражённая моей наглостью, но не перестаёт чесать шею Василевса.

— Конечно. — Подтверждает доктор. — Кошки очень эмпатичны. Они выбирают человека и готовы делиться с ним своей энергией всю свою жизнь. Иногда я поражаюсь этой способности. Такие умные… они всё чувствуют. И отношение, и любовь…

Так… пора сворачивать этот осмотр, пока Полина не остыла и не распознала фальшивых намёков.

— Я выпишу вашему коту седативное средство, но вы должны понимать, что в данном случае, главным приоритетом является создание для него благоприятной атмосферы, где не будет раздражающих факторов и ситуаций, способных вызвать стресс.

Ну это просто подарок судьбы какой-то…

— Конечно, мы понимаем. — Киваю, с видом неподдельной озабоченности.

Полина, ещё не вкурившая всю серьёзность ситуации, сгребает кота в кучку и устраивает у себя на руках, причитая, какой он прекрасный и замечательный.

Пушистая морда довольна до невозможности, а я снова мучаюсь чувством зависти, ведь мне пока ещё нельзя обнаглеть настолько, чтобы оказаться на его месте.

Ну, ничего.

Начало положено. И она уже не сможет отвертеться от нас, её сгубило простое чувство эмпатии.

Эх, Василевс…

Знал бы… давно использовал тебя в своих грязных целях…

Но действует это только с Полиной.

С ней, со мной и моим оборзевшим котом.

Она тебя сегодня обнимала, тискала и целовала.

А мне только сухое «пока» досталось при прощании у подъезда.

Но даже это уже огромный плюс.

Эх, держись, Платонова… Мы с Васькой завоюем тебя, оглянуться не успеешь…

Полина

Зачем я на это подписалась…

Не понимаю, почему Евгений Дмитриевич решил, что может эксплуатировать меня в виде кошачьей няньки, и теперь требует моего ежедневного присутствия в его квартире.

— Поль, ты посмотри, он даже есть начал. — Пытается он убедить меня в верности такого решения. — Общение с тобой явно идёт ему на пользу.

— Но я же не могу всё бросить и мотаться к вам сюда каждый день! — Пытаюсь откреститься от такой перспективы. — У меня своя жизнь, и это не входило в мои планы. Как бы Василевсу не становилось лучше, вы должны сами наладить с ним контакт, иначе, всё это будет повторяться.

— Да, я понимаю, конечно. — Стоит на своём. — Хотя бы эту неделю, прошу. Я буду заезжать за тобой вечером, минут пятнадцать-двадцать потискаешь его, дадим лекарство, он будет доволен, а я уж потом как-нибудь постараюсь с ним договориться.

— Вы точно не били его? — Недоверчиво смотрю на мужчину, уверенно управляющего машиной.

— Ты чего? Я его ни разу пальцем не тронул. Он вообще, как король живёт, не знаю, что вдруг случилось.

Такое ощущение, что он чего-то не договаривает. Но выяснять это я не хочу. Хватает того, что теперь придётся видеться с ним каждый день и делать вид, что между нами ничего не было.

«И не будет». — Напоминаю себе, чтобы не обрасти напрасными иллюзиями и надеждами.

Вчера я поймала на себе его долгий задумчивый взгляд, который так и не смогла интерпретировать.

Ему так запросто удаётся делать вид, что ничего не произошло, а мне мучительно больно, особенно в моменты обоюдного молчания, такого, как сейчас.

Находиться в замкнутом пространстве с мужчиной, о котором думаешь ночами и пытаешься понять, почему он так поступил, невероятно тяжело.

Сегодня он снова позвонил, и попросил съездить к нему, проведать Василевса.

А я, как дура согласилась, зная, что этим ещё больше усугублю своё состояние. Не нужно нам видеться, это слишком для меня.

Но я не смогла отказаться, такая вот мазохистка.

— Кхм-кхм… Значит, ты ещё не приступила к новому проекту? — Спрашивает неожиданно, поворачивая на светофоре.

— Почему вы так решили?

— Ну… ты была свободна вчера, в будний день, и я подумал, может… В общем, я не знаю, как у вас там это всё происходит, просто предположил.

Евгений Дмитриевич как-то нервно ёрзает на сидении, будто этот вопрос его действительно беспокоит.

И я почему-то решаю немного развить эту тему. Отчаянная идиотка.

— Прежде чем приступать к реализации проекта, нужно узнать всё об объекте. — Отвечаю ему. — Какие у него предпочтения, что важно для него в жизни, сколько было женщин, есть ли дети и так далее. Этим занимается отдел аналитики.

— О как…

— Да. — Интересно, как он реагирует на эту информацию. Сейчас уже скрывать нечего, но я впервые выкладываю кому-то суть своей работы. — Потом объекту подбирают пару, подходящую ему по параметрам хотя бы процентов на семьдесят. Это очень важно, чтобы люди были совместимы по интересам, вероисповеданию, любви к животным и много ещё чему.

— Как я и Надежда?

— Ну да.

Мы впервые обсуждаем это, и я чувствую дикую неловкость.

— И на сколько процентов мы совпали? Просто интересно.

— На восемьдесят шесть.

— Ого… — Снова переминается, меняя положение. — Это довольно много.

— У вашей пары был огромный потенциал. Игорь Леонидович, мой начальник, до сих пор в недоумении, почему ничего не вышло…

Минуту мы молчим. Каждый о своём.

— Скажи честно… — Вдруг обращается он. — А нашу совместимость ты смотрела?

Его взгляд устремлён на дорогу, но я всё равно краснею, как подросток, пойманный за просмотром запрещёнки.

— Да, смотрела.

— И сколько? — Бросает короткий взгляд на меня, вгоняя в краску ещё больше.

Выпустите меня отсюда, я хочу домой.

— Тридцать два.

— Тридцать два процента? — Удивляется. — Серьёзно?

— По нашей системе совместимости, да.

— Пффф…

Его будто не устраивает мой ответ. Как будто это важно, насколько мы подходим друг другу. Может, как раз из-за такого низкого процента у нас ничего и не вышло.

— Я не верю в это шарлатанство. — Качает головой, сея в моей голове сомнения.

— Это не имеет значения.

— Да, ты права.

Ну вот. А то я уже подумала…

— Может, нужно купить ему какое-то угощение? — Переводит тему. — Чтобы задобрить, как думаешь?

— Вы же говорили, что у Василевса монодиета.

— А ты хотела накормить его колбасой. Думаю, в зоомагазине нам что-нибудь подберут.