Резко выпрямившись в постели, я осознала сразу несколько вещей. Во-первых, Баэля не было, а подушка рядом со мной была холодной, что означало, что я была одна несколько часов. Во-вторых, на самом деле я не была вся в крови, скорее, я была совершенно голая и все еще покрыта тонким слоем пота. И в-третьих, мне отчаянно нужно было увидеть свою бабушку, услышать ее голос и знать, что с ней все в порядке.

В панике я накинула на себя ближайший предмет одежды, который смогла найти, и стащила тюбик губной помады с туалетного столика. Заметив на прикроватном столике свечу, я взяла ее, а также несколько спичек из ящика, прежде чем опуститься на колени в ногах кровати.

Отбросив колпачок от губной помады в сторону, я начала смахивать и размазывать по половицам вишнево-красный цвет. Это была небрежная работа, и я не гордилась ею, но в крайнем случае она должна сработать для того, что мне было нужно.

На самом деле, я не была на сто процентов уверена, что что-то из этого сработает. Я достаточно часто наблюдала, как бабушка Энн вызывала духов предков, чтобы понять основы. Она достаточно хорошо обучила меня, и я была довольно уверена в своих навыках, но это было другое. Я не собиралась пытаться вызвать дух. Мне пришлось действовать в обратном направлении, потому что на этот раз я была с другой стороны, пытаясь пробиться обратно.

Присев на корточки, я уронила смятый тюбик губной помады на пол. Веве, который я создала, был в беспорядке, но он был настолько хорош, насколько мог быть.

Аннет Генриетта Дюбуаз Лаво…

Я мысленно произнесла ее имя, стараясь свести звуки к минимуму. Я понятия не имела, как далеко на самом деле простирается осознание Теодора, поэтому мне приходилось быть осторожной. Кроме того, Баэль тоже мог все еще быть поблизости.

То, что мы сделали прошлой ночью, было ошибкой…

Я думаю.

Я имею в виду, что это не ощущалось как ошибка, и я не то чтобы сожалела об этом, но это показало мне одну вещь — насколько большую власть эти мужчины могли иметь надо мной. Это было невыносимо.

Если Теодор узнает, что я затеваю, он будет в ярости. Он взял с меня обещание не создавать проблем, пока я здесь. «Никаких побегов», — сказал он, — «в обмен на то, что я докопаюсь до сути того, что с тобой случилось». Прорыв через переход был неправильным во многих отношениях. Была причина, по которой живые и мертвые были разделены так решительно.

Это было рискованно, и у меня не было ни одного необходимого материала, но я была в отчаянии. Я рассчитывала на тот факт, что у меня уже была какая-то странная связь с Перекрестком, следовательно, связь с моей бабушкой. Наша кровь связывала нас вместе. Я просто надеялась, что этого будет достаточно. Тем не менее, все могло пойти очень, очень не так.

При зажженной свече я начала петь, крепко зажмурив глаза и представляя лицо моей бабушки. Мои слова были гаитянскими — старая песня, которой бабушка Энн научила меня, когда я только начала заниматься. Это была единственная песня, которую я была готова использовать, чтобы достучаться до нее.

Мысленным взором я представила ее лицо, так похожее на мое собственное. Я притворилась, что слышу ее хрипловатый смех и то, как она мягко вела меня через молитву и практику. Я пыталась притвориться, что она здесь, рядом со мной, как будто ее дух наполнял комнату.

Фургон покачнулся, и мне стоило немалых усилий удержаться на коленях. Прогремел гром, и даже сквозь закрытые веки я увидела яркую вспышку молнии, осветившую комнату через окна. Гроза снаружи все еще бушевала, и я задавалась вопросом, как долго я спала. После моей ночи с Баэлем я сразу же упала в обморок и потеряла сознание.

Все, что касалось прошлой ночи, было четким и ясным, несмотря на мою панику. Я точно знала, что Теодор наблюдал, как я трахаюсь с Баэлем, а затем исчез. О чем он думал в тот момент? Был ли он зол? На меня или на Баэля? Нарушила ли я какое-то правило?

Глаза были так крепко зажмурены, что причиняли боль, и я запела быстрее, пытаясь произнести слова, прежде чем повторить их снова. Я умоляла вевес выполнить свою работу. Мне это было нужно, чтобы…

Мой мир погрузился в тишину.

Буря внезапно утихла, вместе с фургоном и полом у меня под коленями. Наступила темнота, как будто я парила в пустоте. Это произошло за несколько ударов сердца, и внезапное чувство покоя охватило меня. Покой… но также и пустота.

Моргая в густой темноте, я пыталась найти хоть что-нибудь, за что могла бы ухватиться. От крика вдалеке у меня кровь застыла в жилах.

Я узнала этот голос. Но это была не моя бабушка.

НЕТ… Я узнала этот голос, потому что он был моим собственным.

Я побежала так быстро, как только могла, сквозь кромешную тьму, безумная и бесцельная. Все, что я знала, это то, что мне нужно было получить…

Куда? Куда мне нужно было идти?

Крики не прекращались. На самом деле, пока я бежала, они становились все громче. Он был гортанным и сдавленным, и таким полным боли и страха, что заставил меня споткнуться.

На мгновение мне показалось, что я, возможно, сплю. Может быть, я на самом деле так и не проснулась, и я вернулась в свой фургон, свернулась калачиком в постели рядом с Баэлем и крепко спала.

Мне так сильно хотелось в это верить, но в тот момент, когда я обдумала это, я отбросила это в сторону. Это было по-настоящему. Мои крики просто продолжали раздаваться, и вскоре они стали такими громкими, как будто исходили отовсюду вокруг меня, внутри меня.

Я упала на колени, обхватив голову руками и закрыв уши, чтобы заглушить крики, но ничего не помогало. Наклонившись вперед, я вскоре сжалась в маленький комочек, как будто могла каким-то образом защититься от… самой себя.

Раздался грохот, похожий на раскат грома, затем чьи-то руки обхватили меня и оторвали от земли. Я хотела закричать, но не успела я сделать ни единого вдоха, как мы исчезли.

С очередным грохотом меня швырнуло на пол фургона, я врезалась в прикроватный столик, отчего все, что было на нем, рухнуло на пол и разбилось вдребезги. Меня сильно трясло, голова закружилась, а крик застрял у меня в горле. Мне казалось, что я не могу вдохнуть побольше воздуха.

Потребовалось мгновение, чтобы в голове у меня начало проясняться, и я, моргая, оглядела темную комнату, поскольку молнии продолжали вспыхивать каждые несколько секунд.

Надо мной нависла темная фигура.

— Ты хоть представляешь, какой ущерб ты могла причинить? — Теодор зарычал.

Его голос был похож на гравий — настолько близок к рычанию, насколько я могла себе представить. Он стоял надо мной с глазами, черными, как пустота, в которой я была поймана в ловушку.

— Ты нарушила наше соглашение, Мория.

Выпрямившись, я попыталась вытереть слезы со своих щек.

— Возможно, тебе следовало быть более конкретным в своих выражениях, — процедила я сквозь стучащие зубы.

Моя кровь застыла. Все вокруг было холодным. Куда я попала? Что это было за ужасное место?

Теодор рванулся вперед, подняв меня с пола за руки, прежде чем швырнуть на кровать. Я упала, как раскисшая лапша, у меня не осталось сил бороться с ним.

— Я сказал, никаких шалостей! — он закричал. Снова сверкнула молния, осветив его во всей ярости. — Не убегай, и я помогу тебе! Все, о чем я просил тебя, — это месяц твоего времени, а ты не смогла сдержать свое обещание и за неделю.

В мгновение ока он оказался в нескольких дюймах от моего лица, нависая над моим телом и прижимая меня к матрасу.

— Ты знаешь, что случается с теми, кто бросает мне вызов?

Ужас пронзил все мое тело, когда я в очередной раз осознала, с кем именно заключила сделку. Мет Калфу не был известен своим всепрощением.

— Скажи мне, почему я не должен разорвать наш контракт здесь и сейчас.

— Какой контракт? — Спросила я сбивчивым шепотом. — Я не соглашалась ни на какой контракт.

Его губы растянулись в улыбке, но в ней не было ничего приятного.

— Устные контракты все еще действительны на Перекрестке. Ты уже должна это знать. Скажи мне, от чего ты бежала, что не смогла найти меня, чтобы защитить себя?