Пенн Кэссиди

Карнавал костей

Карнавал костей — 1

Bienvenue à la maison

Посвящается любителям ночи, темноты и жуткого. Тем, кто улыбается теням и приветствует их объятия. Посвящается чудакам, пресмыкающимся, потерянным и порочным. Но больше всего посвящается тебе, читатель. Всегда тебе.

Я провела так много времени в ловушке собственной головы, что была почти уверена, что устроила там дом, довольствуясь тем, что пряталась от мира, спала до тех пор, пока больше ничего не болело.

Но, как и все хорошее в моей жизни, в конце концов все резко прекратилось без всякого предупреждения.

Я стояла в темноте, глядя прямо перед собой, в то время как в другой комнате, где-то слишком далеко, чтобы я могла определить, играла какая-то странная музыка. Я думаю, именно это вывело меня из того похожего на транс состояния, в котором я находилась до сих пор.

Холод пробрал меня до костей, как когда слишком быстро глотаешь ледяную воду и чувствуешь, как она растекается по телу.

Это был какой-то странный холод.

В некотором смысле пустой.

Мое дыхание покидало губы облачками пара, но почему-то моим ногам стало странно тепло. Почти оскорбительно жарко, как будто я стояла на асфальтированной дороге в разгар летнего дня.

Я посмотрела себе под ноги, но мое зрение было слишком затуманенным, чтобы что-либо разглядеть, и было слишком темно.

Зрение начало медленно возвращаться, начиная с расплывчатых темных силуэтов и теней на сером фоне. Я смахнула слезы, которые текли из моих раздраженных глаз, пока они не прояснились.

Единственный видимый свет просачивался из-под закрытой двери спальни. Я поняла, что стою в своей главной спальне, прямо в ногах своей кровати.

Часы на прикроватном столике, должно быть, в какой-то момент были переведены в другое положение, потому что вместо цифр передо мной замигали четыре короткие черточки.

За окном на дальней стене, закрытым длинными прозрачными белыми занавесками, которые развевались на теплом ветерке, принося с собой запахи города, было темно. Рядом с ним была открыта балконная дверь, и внутрь просачивался шум, как будто кто-то внезапно прибавил громкость. У меня даже в ушах слегка хрустнуло.

Так много музыки и смеха раздавалось в ночи — гудки рожков и рев труб. И все же эта проклятая музыка никуда не делась — неуместная мелодия, которой здесь не место. Однако она была немного скучнее, чем раньше, и с каждой секундой становилась все тише.

Сделав неуверенный шаг, я заскользила по деревянному полу, судорожно хватаясь за ближайший предмет, который смогла найти, чтобы удержаться на ногах. Мои пальцы вцепились в дубовое изножье кровати, мои слабые руки угрожали подломиться под ее весом.

Половицы застонали, когда я выпрямилась, но моя нога снова соскользнула, и я с проклятием упала.

Длинная струящаяся ткань обвилась вокруг моих лодыжек, и я нахмурилась, осознав, что на мне длинное белое платье, о существовании которого я даже не подозревала. По крайней мере, я не могла припомнить, чтобы покупала что-то настолько нежное и красивое. Я предпочитала носить джинсы и футболку, если только не было особого случая.

Я все еще сплю?

Иногда было трудно сказать наверняка. В эти дни я почти не выходила из дома, и из-за этого у меня было много свободного времени. В основном я дремала или время от времени читала какую-нибудь книгу, так что, насколько я знала, прямо сейчас я могла крепко спать на своем диване и проснуться в любую секунду.

Я смотрела на странное белое платье, когда мне кое-что пришло в голову. Что-то, от чего у меня подкосились руки и затряслись ноги. Кровь. Его было так много. Слишком много. Я была пропитана этим веществом насквозь.

Моей первой мыслью было, что я покрыта какой-то липкой смолой, но потом я узнала резкий медный запах, который теперь сгустил воздух до такой степени, что меня затошнило. Я никогда раньше не видела столько крови.

Остин собирается убить меня…

Эта мысль пришла мне в голову случайно. Если бы эта кровь оставила пятно на наших прекрасных, оригинальных паркетных полах, у меня были бы синяки на недели. Дни, если мне действительно повезет. Я поперхнулась, подавляя сильную потребность снова подавиться. Скользя дальше, я больно ударилась коленями об пол.

Я попыталась подползти к двери спальни, но мои руки дрожали, а к горлу подступали рыдания.

Холодная, липкая жидкость хлюпала у меня между пальцами рук и ног, пока я ползла. Она была скользкой и отвратительной на ощупь, пахла старыми монетами. Мне все же удалось подтянуться, ухватившись за толстую медную дверную ручку, и я рывком распахнула дверь, практически выскочив в коридор.

В коридоре тоже было темно, поэтому я пошарила рукой по сторонам, нащупывая выключатель, размазывая повсюду кровь. В панике я не могла его найти. Вместо этого мне неуклюже удалось сбить все рамки для фотографий, которые я тщательно развесила, и я услышала, как они с грохотом упали на пол позади меня, повсюду разлетелось стекло.

— Остин! — Крикнула я хриплым голосом, едва ли громче шепота.

Я звала его по имени снова и снова, и в третий раз было еще больнее. У меня пересохло в горле, и я почувствовала вкус крови во рту, отчего меня снова вырвало.

Наконец добравшись до гостиной, я собиралась еще раз позвать своего жениха по имени, но сразу поняла, что его там нет.

Телевизор был включен, но из него доносились только помехи, что было странно, потому что у нас не было кабельного телевидения. Я не видела таких помех с детства. От этого у меня мурашки побежали по коже, потому что все, что я могла представить, — это все до единого фильмы ужасов, которые я когда-либо видела в своей жизни.

Камин тлел, что было также странно, потому что я не могла вспомнить, как его разжигала, учитывая тот факт, что в это время года на улице было слишком жарко, а Остин почти никогда не бывал дома достаточно надолго, чтобы возиться с ним.

Его ключей не было на крючке у входной двери, что говорило мне о том, что он, вероятно, пошел в бар с двумя чопорными, надоедливыми мужчинами из чикагской фирмы, которую я не очень хорошо знала.

Это было практически все, что он когда-либо делал, так что это не было бы полным шоком. Пьянство, измена мне со случайными туристками или превращение моей жизни в сущий ад были обыденными. С тех пор как мы потеряли ребенка, он медленно превращался в кого-то, кого я не узнавала.

Я содрогнулась при мысли о том, что он снова приплелся домой пьяный, злой на весь мир и заставил меня разбираться с последствиями, как он всегда делал. Он винил меня в смерти нашей дочери, не в силах смириться с тем фактом, что иногда случаются выкидыши, и винить в этом некого, кроме самой матери-природы.

Это была моя вина, по словам моего некогда счастливого, любящего жениха. Я виновата в том, что позволила своей дьявольской магии отравить его ребенка.

Он также никогда не был изящным пьяницей. Алкоголь, казалось, сделал его член вялым, а мозг более тупым, чем обычно, что, честно говоря, мало о чем говорило.

Прошло чуть больше года с тех пор, как мы потеряли Грейси еще до того, как у нее появился шанс познакомиться с нами, а мне все еще не удавалось оторваться от монстра, в которого превратился Остин. Часть меня пыталась держаться подальше от надежды — надежды на то, что однажды он проснется и вернется ко мне снова.

Я была идиоткой.

Если он уходил на ночь, это делало мое нынешнее затруднительное положение еще хуже. Было поздно… Или, может быть, просто очень рано, но обычно я недолго оставалась одна, если только он не был на работе. Мне нужны были работающие часы, чтобы знать наверняка, но он определенно должен был уже вернуться.