Отползая назад и вне пределов его досягаемости так быстро, как только могла, я перебралась через матрас и поднялась на ноги с другой стороны, чтобы встать напротив него. Мое сердце бешено колотилось, но я не могла сказать, было ли это из-за того, что только что произошло в той пустоте, или я была в ужасе от приближающегося ко мне древнего духа.

Руки внезапно легли мне на бедра, и я дернулась вперед. Затем что-то пушистое обвилось вокруг моих лодыжек. Взвизгнув, я подпрыгнула в воздух, но подавила крик. Лафайет запрыгнул на матрас и сел на корточки, небрежно облизывая лапу.

— Не бойся, грустная девочка. Я не позволю бугимену добраться до тебя, — прошептал Баэль мне на ухо.

Я отстранилась от него, внезапно оказавшись между двумя мужчинами в ногах своей кровати. Я ничего не могла поделать и никуда не могла пойти, чтобы они не смогли меня найти.

Предательство пронзило меня, зная, что в конце концов, несмотря на то, что произошло между нами прошлой ночью, Баэль всегда будет на стороне Теодора.

— Хватит с вас загадок и ваших чертовых сделок! — Я заорала на них обоих. — С меня хватит! Я завязала с этими играми. Скажите мне, почему я здесь в ловушке, или я так или иначе ухожу.

Низкий смех вырвался у Теодора.

— И как ты планируешь этого добиться?

— Я не знаю, но я найду способ, с тобой или без тебя, — сказала я как ни в чем не бывало.

Потому что я бы так и сделала. Я бы не стала гнить с ними в этой клетке.

Я повернулась, глядя в глаза Баэлю, умоляя его понять.

— Я чувствую что-то внутри себя. — Я схватилась за грудь, чувствуя боль в самом центре. — Что-то не так, и игнорирование этого только усугубляет ситуацию. — Я подошла ближе. — Баэль, пожалуйста, помоги мне…

В моей груди снова нарастала гложущая тревога — где-то мне нужно было быть, что-то нужно было сделать. Я не могла понять, в чем дело, и это сводило меня с ума.

Теодор подошел ближе. Его шаги были твердыми и медленными, как будто он намеренно давал мне знать, что он здесь, и я ничего не могла с этим поделать. Вскоре он оказался рядом со мной, запустив пальцы в мои волосы, пока не обхватил ладонями мой затылок.

Избегая его взгляда, я сосредоточила свое внимание на Баэле, который наблюдал с лицом, лишенным эмоций. Это причиняло глубокую боль, но я не могла позволить этому сломить меня.

— Значит, ты готова услышать правду? — Спросил Теодор, шепча мне на ухо. — Это ничуть не облегчит задачу.

Я развернулась к нему, отбросив его руку.

— Ты уже знаешь, почему я здесь, не так ли?

Кипящий гнев наполнил меня дикой потребностью выцарапать ему глаза. Я должна была понять в тот момент, когда он заключил со мной эту сделку, что он использовал меня только для собственной выгоды. Было что-то, чего он хотел от меня, и он получил бы это, сколько бы лжи ему ни пришлось мне сказать. Я была идиоткой, что доверилась им.

— Я знаю, почему ты здесь, — сказал он с озорной усмешкой. — Я всегда знал.

Шатаясь от недоверия и боли, я снова была поймана Баэлем. Он обхватил меня руками и крепко прижал к себе.

— Тогда ты сам нарушил свой контракт, Теодор. Мне надоело играть по твоим правилам. Скажи мне правду или…

В мгновение ока он оказался у меня перед носом, и я обнаружила себя зажатой между двумя мужчинами, едва способной перевести дыхание. Теодор приподнял мое лицо, пока наши глаза не встретились.

— Ты не имеешь права угрожать на моем Перекрестке. Не ты контролируешь ситуацию. Это я. Я сказал, что помогу тебе, и это именно то, что я собираюсь сделать. Даже если это погубит тебя.

— Я не знаю, что это значит, — прошептала я.

— Ты поймешь.

Бросив взгляд поверх моей головы, Теодор коротко кивнул. Я почувствовала, как руки Баэля напряглись вокруг моего тела, и попыталась вырваться из его объятий, когда мир вокруг нас исчез.

Я обнаружила, что стою в знакомой комнате. Я была одна в темноте, только единственная лампочка, свисавшая с потолка, освещала три массивных зеркала.

Где-то вдалеке звучала музыка. Это была карнавальная музыка, но она была настолько замедленной, что ноты жутко растягивались. В комнате не было ни следа Теодора или Баэля, ни шеренги серых лиц позади меня. Я была одна, уставившись в среднее зеркало с бьющимся в горле сердцем.

Я медленно приближалась к нему, стараясь дышать при каждом шаге. Все, что я могла разглядеть, — это черноту за стеклом. Я остановилась так близко к зеркалу, что мой нос почти касался поверхности, от моего дыхания оно запотевало.

Затем очертания начали обретать форму.

Я стояла в ванной своей квартиры или, по крайней мере, вглядывалась в нее с выгодной позиции зеркала в ванной. Я могла видеть свою ванну на когтистых лапах в углу комнаты и маленький табурет, на котором я красила ногти. Сиреневый халат висел на крючке у двери, точно там, где я его оставила.

Почему зеркало показывало мне это?

Я уже собиралась отвернуться, когда краем глаза заметила какое-то движение. Я остановилась, сердце упало от того, что я увидела.

Это был Остин.

Он сидел на полу в ванной, прижавшись спиной к стене и прижимая ладонь к груди. Он был без рубашки, его обычно загорелая кожа казалась резко бледной, а на щеках обозначились впадины.

Я позвала его. Это был рефлекс, и я сделала это прежде, чем смогла сказать себе не делать этого. Он не ответил. Я должна была догадаться, что он меня не слышит.

Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать, почему это выглядело так неправильно, но когда я осознала, мне захотелось блевать. Остин был залит липкой кровью. Она прилипла к его волосам, пропитала брюки и размазалась по голой груди.

Это было то, что Теодор пытался скрыть от меня.

Вот почему я так отчаянно хотела найти его той ночью, и мне даже в голову не пришло заглянуть в ванную, прежде чем сбежать из своей квартиры.

Но потом мне кое-что пришло в голову. Что-то было не совсем так с этой картиной.

Голова Остина упала вперед, и он закрыл лицо ладонями, плечи сильно затряслись. Он был не так смертельно спокоен, как я думала раньше. Он казался таким только потому, что двигался очень медленно, как будто время текло в другом темпе. Казалось, что он почти движется под водой.

Шок начал проходить, и я начала замечать то, чего раньше не замечала. Стены ванной были покрыты кровью в виде отпечатков рук и размазанных пятен.

Он поднял голову и запустил окровавленные руки в волосы, отчего они торчали во все стороны, причем движение заняло в три раза больше времени, чем обычно. Затем он поднялся на ноги, пошатываясь, пока не завалился набок, прежде чем ухватиться за мраморную столешницу у раковины.

Он уставился прямо в зеркало налитыми кровью глазами — глазами, которые были мне так знакомы, что вся моя грудь сжалась от тоски и страха. Он не мог видеть меня по ту сторону зеркала, хотя мы были практически с глазу на глаз.

По обе стороны от меня кто-то был, и мне не нужно было смотреть, чтобы убедиться, что по бокам от меня были Теодор и Баэль. Они смотрели вместе со мной, пока я наблюдала за Остином. Он открыл кран и лихорадочно ополоснул окровавленное лицо водой, позволив ей превратиться в розоватые капли, которые скопились на столешнице.

— Я… я не понимаю, — дрожащим голосом прошептала я.

Кто-то схватил меня за руку и крепко сжал. Каким-то образом я поняла, что это Баэль. Он не сказал ни единого слова, просто держал меня своей крепкой хваткой, и в данный момент это было единственное, что удерживало меня на месте.

Тогда Теодор сказал:

— Ты хотела посмотреть, так смотри.

Остин потянулся к чему-то за краном, его руки и плечи сильно дрожали, как будто он не мог их контролировать. Его дыхание было затрудненным, а глаза дикими и бешеными.

Он поднес к лицу большой кухонный нож. Лезвие было покрыто кровью, которая все еще стекала по всей длине его руки. Я втянула воздух, когда он опустил его под кран и начал отмывать дочиста.