— Звучит одиноко, — сказала я.

Он встретился со мной взглядом и на этот раз не смеялся и не шутил.

— Это было…

Мое сердце дрогнуло, а его глаза блуждали по моему лицу. Не потому ли он так сильно хотел, чтобы я осталась? Я никак не могла быть тем ответом, который он искал.

— Не смотри на меня так, — упрекнул Баэль. — Мне не нужна твоя жалость. Я нашел свое место в загробной жизни, и я доволен. Я один из счастливчиков. Если бы я отклонил предложение Теодора, меня отправили бы прямиком через переход, и кто знает, что бы со мной стало.

Но в моих глазах не было жалости. Это была просто печаль. Я могла представить это. Баэль на коленях, умоляющий не отправлять его через зеркало. Ужас в его глазах от того, что он увидел через стекло.

— Расскажи мне, как все это работает, — попросила я. — Зеркала — как они определяют, кто куда идет и зачем?

Я задавалась вопросом, было ли это просто каким-то волшебством, или за этим действительно стояли какие-то рассуждения. Кто отдавал приказы и принимал окончательное решение? Кто заглядывал в глаза каждой душе и определял, где им следует провести остаток вечности? Это были вопросы, на которые я никогда не ожидала получить ответ.

— Даже я не знаю, что лежит по ту сторону перехода, грустная девочка. Я знаю только, что это моя работа — доставить их туда. Я тот, кого называют билетером.

— А зеркала? — Спросила я.

— Зеркала всегда были вратами, — сказал он. — Пространство, которое превосходит физику, реальность и само время. Когда зеркала используются, они выносят суждения. Серые лица, как тебе нравится их называть, будут смотреться в одно из трех зеркал, и это в конечном итоге раскроет истинный облик их души. Куда они в конечном итоге попадают, остается тайной, в которую даже я не посвящен, хочешь верь, хочешь нет.

— И тебя устраивает, что ты не знаешь, куда их отправляешь?

Он пожал плечами.

— Не мое дело знать. Я отверг переход, и поэтому все, что я могу сейчас сделать, — это служить ему и тому, кто им командует.

— Теодору, — догадалась я.

Он улыбнулся.

— Он не так уж плох, когда узнаешь его получше. Конечно, не такой обаятельный, как я, но…

Я фыркнула, удивив саму себя после такой тяжелой темы разговора.

— Ты невероятно высокого мнения о себе, — сказала я, раздраженно качая головой.

Ухмылка Баэля стала еще шире.

— А почему бы и нет? — Расправив плечи, он поднял мою руку и запечатлел чувственный поцелуй на костяшках пальцев. — Разве я не заставляю тебя улыбаться?

— Ты смешной. — Я закатила глаза, но на самом деле улыбнулась. — Что вообще между вами двумя происходит? — Спросила я. — Я не могу сказать, презираете вы друг друга или нет.

Мрачное выражение лица Теодора, когда я уходила с Баэлем сегодня вечером, прокручивалось в моей голове.

Баэль рассмеялся, но отмахнулся от меня.

— Теодор любит меня. Он просто не любит признавать это, вот и все. Сварливый ублюдок впервые за несколько сотен лет положил глаз на маленький лакомый кусочек, и вдруг оказалось, что это я виноват в том, что увидел ее первым.

Я поперхнулась, вырывая руку из хватки Баэля, и отодвинулась.

— Что, прости?

Он действительно назвал меня «лакомым кусочком»?

— Ты же не слепая, грустная девочка, — с сомнением произнес он. — Теодору просто нужно время, чтобы принять тот факт, что я готов поделиться, если он готов. — Придвинувшись ближе, он приблизил свое лицо к моему, его глаза опустились на мои губы. — На самом деле, я собираюсь это сделать.

Я почти потеряла дар речи, не в состоянии полностью осознать то, что он мне говорил.

В уголках его глаз появились морщинки.

— О боже, ты совершенно не осознаешь, не так ли? — Он цокнул языком. Протянув руку, Баэль запустил пальцы в мои длинные волосы. — Позволь мне объяснить это предельно ясно, чтобы мы могли избежать дальнейшей путаницы. Я полностью намерен использовать этот месяц, чтобы убедить тебя остаться.

Наши лица были в нескольких дюймах друг от друга, и его дыхание касалось моих губ. Я не отстранилась. Даже несмотря на то, что его слова напугали меня до глубины души.

Убедить меня остаться? Как будто это был какой-то легкий выбор? Он был сумасшедшим.

— Ты сумасшедший, — прошептала я.

Глаза Баэля загорелись возбуждением, а его улыбка растянулась достаточно широко, чтобы казаться зловещей.

— Все лучшие люди такие, разве ты этого не знаешь?

Прежде чем я успела придумать что-нибудь умное, чтобы сказать, он наклонился и прижался своими губами к моим. Я немедленно открылась для него, позволив его языку провести по моей нижней губе, исторгая тихий стон из моего горла. Поцелуй был чувственным и медленным, но он наполнил все мое тело обжигающим жаром.

В глубине души я понимала, что этот поцелуй приведет только к неприятностям. Очевидно, у Баэля были причины держать меня здесь. Каковы были эти мотивы, еще предстояло выяснить, но я не могла отрицать то, как я реагировала на его прикосновения или то, как я хотела быть рядом с ним. То, как я, казалось, не могла подобраться достаточно близко.

Он прикусил мою губу, а затем поцелуем смахнул жжение, прежде чем запустить пальцы в мои волосы, схватив их и наклонив мою голову набок. Он провел языком по моему горлу, и от этого мои глаза закрылись.

Сколько времени прошло с тех пор, как меня так целовали? Как давно я не чувствовала себя желанной? Я хотела, чтобы это никогда не прекращалось.

Я просунула руку под его бархатный камзол, скользя пальцами по его обнаженной груди. Он был весь из твердых мышц, и они напрягались под моими прикосновениями, пока я исследовала их. Я хотела почувствовать его всего. Я горела от желания ощутить его рот на себе. Я хотела этого везде и сразу.

Качели качнулись, когда я подалась вперед, пытаясь сблизить наши тела. Я качнулась в сторону, отрывая свой рот от рта Баэля, и мне пришлось ухватиться за перекладину безопасности.

Он рассмеялся и крепко прижал меня к себе, следя за тем, чтобы я не выскользнула из-под стойки и не упала на землю.

— Может быть, нам стоит закончить эту поездку? — Он погладил меня по щеке. Наши губы припухли, а его кожа покраснела. — Кроме того, у меня есть еще кое-что, что я хотел бы тебе показать.

Мне все равно нужна была минута, чтобы привести в порядок голову, поэтому я кивнула, отстраняясь, чтобы поправить платье, которое каким-то образом сбилось. Мое сердце подпрыгнуло, когда колесо обозрения снова пришло в движение.

К моему удивлению, Баэль позволил нам прокрутить колесо еще пару оборотов, прежде чем мы закончили поездку, что я оценила. Там было так много всего, что я хотела увидеть, и вершина колеса обозрения была идеальной точкой обзора.

Тем не менее, протока была слишком большой, чтобы я могла разглядеть весь путь до города, даже если бы было светло. В этот момент я почти забыла, как выглядит дневной свет. Я сделала мысленную пометку разобраться и в этом.

Мы пробирались через территорию карнавала, огибая ряды серых лиц. Карни все еще были на своих постах, и один человек даже вышел вперед, чтобы низко поклониться мне и приподнять шляпу. Он был невысоким и пухленьким, на нем был старый коричневый твидовый костюм и цилиндр, и он предложил мне сахарную вату на палочке, представившись Ретом. Я взяла сладость и поблагодарила мужчину, прежде чем мы двинулись дальше.

Еще несколько человек тоже поприветствовали нас, некоторые называли Баэля по имени. Все улыбнулись мне, и поначалу это немного отталкивало. Почему, черт возьми, все были так счастливы? Было ли все это игрой? Было ли это показухой? Я не могла отличить реальность от этого танца, в котором мы все участвовали. Какой был смысл устраивать карнавал, когда в живых не было никого, кто мог бы насладиться зрелищем?

Баэль убедился, что я съела всю сахарную вату, сказав что-то о том, что мне нужно заесть четыре Сазерака, которые я выпила ранее. В кои-то веки я не стала спорить с его логикой и с удовольствием съела это блюдо.