В комнату впорхнула дочь старосты и молча поставила перед гостем тарелку с олениной.

— Попробуйте мясо нашего приготовления. Эй, Со Маун Та, может быть, чайку попьешь.

— Спасибо, не хочу, — отказался тот.

— Если хочешь, ступай домой, — предложил ему Ко Со Твей. — Я еще немного посижу.

Со Маун Та попрощался и вышел.

— Как вас зовут? Мы ведь не познакомились еще, — сказал староста.

— Мое имя Ко Со Твей.

— Как долго вы намерены пробыть в нашей деревне?

— Дня четыре, пять. А когда мы с вами поохотимся на оленей?

— Сейчас никак не могу. С этим налогом хлопот прибавилось.

— Какие могут быть налоги в это время года? — спросил Ко Со Твей, делая вид, что не знает, о чем идет речь.

— Не знаю, что они себе думают там в правительстве. Урожай еще не созрел, а крестьян опять налогами обложили. Как их соберешь, если ни у кого денег нет.

— У крестьян сейчас именно такой момент, когда в кармане пусто. И об этом все отлично знают. Как же вы можете выполнить приказ властей, если заведомо известно, что никаких налогов собрать не удастся?

— Мне сказано собрать, а возможно это или невозможно — до этого никому дела нет. Если я не буду принимать никаких мер, все шишки посыплются на меня.

— Да, не так просто быть старостой, — посочувствовал ему Ко Со Твей.

— Я с большим нежеланием выполняю эту работу. До меня старостой был отец. После его смерти власти назначили меня, хотя я и возражал против этого.

Для Ко Со Твея это было обнадеживающее признание. Во всяком случае, он теперь мог быть спокоен, что Со Я Чо не станет интересоваться, чем он занимается в деревне. А староста все сетовал на свою жизнь:

— Я хочу спокойно заниматься своим хозяйством, а мне не дают. То одно указание получаешь от властей, то другое. Свои дела совсем забросил.

— И часто в вашу деревню наведываются правительственные чиновники?

— Сюда-то они редко приезжают. Они, как правило, останавливаются в Пхаунджи, а нас вызывают туда, чтобы дать указания.

Беседа с Со Я Чо развеяла все сомнения Ко Со Твея, и он теперь был твердо убежден в том, что в Поутиннье он может спокойно вести агитацию.

Уже наступили сумерки, когда Ко Со Твей, простившись со старостой, вернулся в дом Со Маун Та. Он лег, пытаясь заснуть, но сон бежал от него. Перед глазами неотступно стояла дочь Со Я Чо. Он не мог равнодушно о ней думать — она поразила его воображение. Но это было безумием; Ко Со Твей — ровесник Со Я Чо — по возрасту мог быть ее отцом. Теперь, вспоминая ее стройную фигуру, ясные, как у молодого олененка, глаза, изгиб черных бровей, он понял, что влюбился в эту красивую каренку с первого взгляда.

Ко Со Твей встречал в жизни немало приятных женщин. По возвращении из армии он сразу женился на девушке из деревни Вамило, но прожил с ней недолго: через полгода она умерла. Он твердо решил больше не обзаводиться семьей и до сегодняшнего дня строго соблюдал данный себе обет. Сейчас, после встречи с Но Тейн Хла, он готов был нарушить его. Так, промаявшись всю ночь, он рано утром отправился в поле помогать Со Маун Та убирать урожай.

— Со Маун Та, у старосты одна дочь? — спросил Ко Со Твей.

— Одна.

— А жена у него есть?

— Жена умерла в прошлом году.

— Красивая была?

— Почему тебя это интересует?

— Дочка уж больно хороша.

— А, и тебе Но Тейн Хла понравилась?

— Ее зовут Но Тейн Хла?

— Неужто влюбился?

— Слушай, будь другом, помоги. Мне бы встретиться с ней…

— Ну нет, я боюсь старосты.

— А чего его бояться? Он вроде бы человек неплохой, добрый.

— Человек-то он неплохой, да дочку свою без памяти любит. Тут как-то раз сержант полиции осмелился допустить в разговоре с ней кой-какие вольности, так Со Я Чо пригрозил ему ружьем.

— Ты смотри, какой он у вас смелый.

— Да, он смелый. Никому в ноги не кланяется, никого «вашим благородием» не величает. Гордый человек.

Все подробности, которые Ко Со Твей узнал от Со Маун Та, укрепили в нем решимость попробовать привлечь старосту на свою сторону. Он продолжал ходить к нему в гости, между ними установились дружеские отношения. С дочерью дела не продвигались. Она каждый раз появлялась с подносом в руках, подавала чай, сигары, бетель и снова исчезала. Ко Со Твей страдал, но ничего не мог поделать.

— Что-то вы долго гостите в нашей деревне? — как бы невзначай спросил его однажды Со Я Чо.

— А мне понравилось у вас.

— Разве дома вас никто не ждет?

— У меня никого нет. Жену похоронил.

— Значит, у нас с вами одинаковая судьба.

— Но у вас есть дочь.

— А у вас нет детей?

— Нет. Мы с женой прожили вместе всего полгода.

— Однако же вы стойкий человек. Прожить столько лет одному и не жениться. Я бы не смог. Меня только дочь и удерживает.

Ко Со Твей нечаянно бросил взгляд в сторону двери, ведущей в соседнюю комнату, и заметил мелькнувшее там лицо Но Тейн Хла. «Значит, она интересуется нашими разговорами, а может быть, и мною», — с надеждой подумал он.

Едва забрезжил рассвет. Солнце еще не выплыло из-за горизонта. Над полями висел густой туман. Ко Со Твей шагал по проселочной дороге. Он держал путь к монастырю, находившемуся на холме в восточной части деревни. Его пригласил в гости приятель, живший на территории монастырской усадьбы, отведать свежего тодди[10]. С проселочной дороги Ко Со Твей свернул на тропинку, поднимавшуюся по склону холма к его вершине, представлявшей собой ровную и широкую площадку. Ко Со Твей подошел к стоявшей неподалеку от монастыря белой пагоде. Отсюда открывался чудесный вид на деревню, на поля и леса, окружавшие ее. Он оглянулся вокруг, любуясь пробуждающейся природой, и вдруг увидел… Но Тейн Хла. Она стояла нагнувшись вблизи от него и собирала цветы.

— Но Тейн Хла, — сорвалось у него с губ.

Девушка от неожиданности вздрогнула и обернулась.

— Что ты тут делаешь в такую рань? — спросил он.

— Я относила в монастырь пожертвование и решила нарвать цветов, — ответила она, потупившись.

— Ты сюда приходишь каждый день?

— Да.

Ко Со Твей несказанно обрадовался. Наконец-то ему повезло. Теперь он будет иметь возможность видеть ее ежедневно.

— Можно я помогу тебе собирать цветы?

— Нет, спасибо, мне этого достаточно, — сказала она, прижимая букет к груди, и, не попрощавшись, сбежала вниз по склону холма. Ко Со Твей долго провожал ее взглядом.

У сторожки У Аун Бана народ стал собираться задолго до восхода солнца. Первой, конечно, пришла Эй Хмьин. Никем не замеченная, она покинула деревню и потихоньку направилась в поле. Увидев, что еще никого нет и хозяева спят, она присела на край топчана, пристроенного к стене сторожки, и стала ждать. Когда У Аун Бан вышел на улицу, он сразу же заметил девушку.

— А, ты уже тут, Эй Хмьин. Сидишь, как ангел-хранитель!

— Уж вы скажете, дядя Аун Бан…

— Точь-в-точь как ангел-хранитель. Напудрилась танакой[11]. Белая такая — я даже не сразу тебя узнал.

Девушка смущенно опустила глаза.

— Ты чего так рано? — спросил У Аун Бан, зачерпывая воду ковшом.

— Тхун Ин сказал, чтобы я приходила пораньше.

— Пригласил, а сам еще спит.

— Поздно лег, наверное.

— Мы вместе легли. Я уже умыться успел, а он никак глаза продрать не может. А ты чего сидишь здесь? Заходи в сторожку.

У Аун Бан умылся, вытер лицо верхним концом лоунджи и присел на порог.

— Тхун Ин, вставай. Люди уже пришли, а ты все спишь, — громко произнес У Аун Бан. Тхун Ин вздрогнул, перевернулся с боку на бок, но не проснулся.

— Ну и соня. А ну, вставай, — крикнул отец и тряхнул сына за плечо.

Тхун Ин открыл глаза.

— Эй Хмьин? Ты уже пришла? Почему так рано? — удивленно спросил Тхун Ин.