— Твоим родителям, конечно, хочется иметь красивую невестку, — с грустью твердила Эй Хмьин.

— Но какое тебе дело до того, нравится им Твей Мей или нет. Главное, что ты нравишься мне. Я люблю тебя, — старался успокоить ее Тхун Ин. Он взял ее за руку и усадил рядом.

— Я женюсь только на тебе, — говорил он, обнимая девушку, испытывая при этом острое и мучительное томление от ее близости.

— Ты действительно женишься только на мне? — все еще с тревогой спрашивала она.

— Да с чего ты взяла, что я собираюсь жениться на другой?

— Твоя мать, сестра против… Если они настоят… если ты бросишь меня… — И девушка, как и в прошлый раз, расплакалась. И снова ему пришлось ее успокаивать:

— Дорогая Эй Хмьин, перестань. Я люблю тебя, только тебя одну. И никто не может помешать нашему счастью. Перестань плакать, прошу тебя, — говорил Тхун Ин, нежно смахивая своей мозолистой ладонью слезы с лица девушки.

— Завтра придешь нам помогать? Непременно приходи, — настаивал он.

— Я приду не помогать, а работать в поле вместе с мужем, — сказала она внушительно и серьезно.

В порыве благодарности Тхун Ин прижал ее к груди и стал покрывать поцелуями ее лицо, все еще хранившее следы слез.

— А ты, оказывается, умеешь шутить.

— И не собиралась шутить. Может быть, ты скажешь, что мы не муж и жена?

— Я этого никогда не скажу, — произнес он торжественно. Затем, помолчав немного, добавил: — Луна уже высоко. Смотри, какая яркая. Мне пора.

— А по-моему, здесь нас никто не увидит, — прошептала девушка, снова прижимаясь к Тхун Ину.

— Я не боюсь, что нас могут увидеть. Меня отец ждет. Хочет сегодня научить владению ножом. Я обещал прийти, как только взойдет луна.

— А зачем тебе это нужно? — с нескрываемым любопытством спросила Эй Хмьин.

— Мало ли что может произойти.

— А что может произойти?

Тхун Ин молчал, не зная, что ей ответить.

— Тхун Ин, что же все-таки может произойти?

— Хорошо, я скажу. Только обещай, что никому не проболтаешься.

— Обещаю. Никому ничего не скажу.

— Старосты пронюхали, что отец и его товарищи уговаривают крестьян не платить налогов. Они поспешили сообщить об этом волостному начальнику. Как только начальник получит это сообщение, он немедленно примет меры. Надо быть готовым ко всему.

— Ты думаешь, могут нагрянуть полицейские?

— Вполне возможно.

— В таком случае я вместе с тобой буду учиться. Я тоже хочу бороться с нашими врагами, — решительно заявила Эй Хмьин.

— Обязательно будешь… Вот придет время…

— Я сейчас хочу…

— Сейчас ничего не получится. Сначала я сам освою это искусство, а потом тебя научу.

— Хорошо. Я буду ждать.

Луна поднялась еще выше над лесом и залила округу белым светом.

— Я пошел, Эй Хмьин, — сказал Тхун Ин и легко вскочил на ноги.

— Тхун Ин, дорогой, я больше не могу так. Прошу тебя, выкради меня. Твои родители никогда не согласятся на наш брак. — Сидя на земле, она смотрела на Тхун Ина полными тоски глазами, и он снова увидел катящиеся по ее щекам слезы. Тхун Ин растерялся. Он готов был на все, лишь бы его любимая перестала плакать. Он снова сел рядом.

— Не плачь, Эй Хмьин, я постараюсь сделать все, чтобы мы как можно скорее были вместе. — И он снова и снова смахивал своей шершавой рукой слезинки с ее лица. Эй Хмьин, исполненная благодарности, прижималась к Тхун Ину.

— Ну, не надо огорчаться. Я не могу оставить тебя, когда ты плачешь. Пойми, мне ведь надо идти. Отец, наверно, уже волнуется, — урезонивал он девушку, гладя ее по спине. Когда же она наконец утихла, Тхун Ин поцеловал ее на прощание, встал и быстрым шагом направился в сторону поля.

Отец действительно давно его ждал.

— А, это ты? Наконец-то! — сказал он, когда Тхун Ин вошел в сторожку.

— Темно было. Ждал, пока взойдет лупа.

— А я думал, ты не придешь. На, держи, — отец протянул ему бамбуковую палку.

— Это еще зачем? — недоумевая, спросил Тхун Ин.

— Тренироваться будем.

— А почему не с ножами?

— Мы с тобой давно не занимались этим делом. Боюсь, как бы не поранили друг друга. Тогда и в поле работать, и в бой идти, если понадобится, некому будет, — пошутил отец.

Они вышли из сторожки и направились к поляне. Усваивая приемы ножевого боя, тренируясь, правда, с бамбуковыми палками, они работали до полного изнеможения.

В это же время У Лоун Тхейн и его товарищи учились манипулировать тесаком, владеть дубинкой и метать копье. А Ко Хла Схаун обучал друзей национальной борьбе.

После совещания в саду Ко Со Твей решил не возвращаться в свою деревню, а переночевал в Поутиннье у Со Маун Та. В своей родной деревне он теперь бывал редко. Там его не любили, и он опасался неприятностей, которые могли причинить соседи. Он предпочитал кочевой образ жизни: то останавливался на несколько дней у друзей в Муэйни, то отправлялся в Вачаун или Поуту. В деревне Поутиннье, где он сейчас остановился, жили трое молодых каренов, которых ему удалось завербовать и сделать своими помощниками.

— Что из себя представляет ваш староста Со Я Чо? — спросил он Со Маун Та.

— По-моему, он человек приличный. А в чем дело?

— Я хотел бы с ним познакомиться.

— Зачем?

— Во-первых, мне будет проще останавливаться здесь на продолжительный срок. И вообще неплохо почаще общаться со старостой и находиться у него вне подозрений. Ты сможешь помочь мне в этом деле?

— Ума не приложу, как это сделать.

— Послушай, — сказал Ко Со Твей после некоторого раздумья. — А не увлекается ли он охотой?

— По-моему, увлекается.

— Тогда все в порядке. Я приглашу его на охоту, а там все получится само собой, — обрадовался Ко Со Твей.

К вечеру следующего дня они отправились к старосте.

— Вы по делу, Со Маун Та? — спросил староста, встретив их у дверей дома.

— Да вот ветеран попросил его к вам проводить, — промямлил Со Маун Та.

— А, ветеран, заходите, присаживайтесь, — любезно пригласил староста гостя, указывая ему место на дорогой циновке.

— У меня, собственно говоря, и дел-то особых к вам нет. Просто узнал, что вы увлекаетесь охотой. А я как раз ищу себе компанию.

— Вы тоже охотник? Очень приятно. А где вы сейчас живете? — спросил староста, внимательно разглядывая Ко Со Твея.

— В деревне Вамило.

— Вамило? А почему оказались здесь?

— Слышал, что у вас много оленей и кабанов. Захотелось поохотиться.

— Да, наши края богаты всяким зверьем. А у вас как?

— Плохо, почти ничего нет.

Во время их беседы из кухни появилась девушка-каренка лет восемнадцати, с чайником и чашками. Ее необычайная красота поразила Ко Со Твея.

— Ну-ка, поджарь нам немного сухой оленины, — попросил староста.

— Хорошо, — тихо ответила та и бесшумно вышла.

— Ну как, много интересного вам довелось увидеть за границей? — поинтересовался Со Я Чо, видно, для того, чтобы поддержать разговор.

— Нет, почти ничего не видел. Англичане призвали нас в армию и держали как на привязи — никуда не выпускали.

— А в боях участвовали?

— Нет. Не успели мы добраться до Англии, как война кончилась.

— Значит, повезло.

— Это как сказать. Нам хотелось воевать, а пришлось ограничиться тренировкой в учебных лагерях.

— А как англичане к вам относились?

— Плохо. Они ведь считают нас людьми второго сорта.

— Так это вы рассказывали в деревне Вамило об англичанах?

— Я, — после некоторого колебания признался Ко Со Твей.

— Слышал, слышал. А я еще подумал, кто же это осмелился так независимо судить об англичанах? — рассмеялся староста.

— А что вы знаете об англичанах? Что общего между каренами и англичанами? Одна религия, да и только. Англичане в порабощенных ими странах никого за людей не признают. А нас они даже в один ряд с индийцами не ставят.

— Да, вероятно, вы правы. Они нашу страну объявили частью Индии. Англичане считают, что мы стоим на более низкой ступени развития, чем индийцы.