Вальтер опять налил себе чай из другого чайничка. Когда он сел, я не побоялась и подсела к нему. Я взяла его за руку. Он заметно напрягся, но не вырвался.

— Какое у вас должно быть горячее сердце, чтобы руки были такими холодными.

Со временем я смогла привыкнуть к Вальтеру. Затворник оказался не таким уж нелюдимым. Он утратил прежнюю опасность и перестал пугать холодным взглядом. Когда-то серьезное лицо теперь встречало меня с теплой улыбкой, и я ему отвечала тем же. Черный паук ближе к ночи приглашал на чай, но по-прежнему мало говорил, поэтому я прислушивалась к его словам. Редкие фразы могли бы ближе позволить узнать Вальтера, но у меня не получалось. Зато я научилась обращаться к нему на «ты». Следующая задача состояла в том, чтобы выяснить его возраст.

Вальтеру можно дать и тридцать, и сорок. И даже двадцать пять. Зависело от его настроения. Когда он занимался писаниной, то был похож на старого человека. Когда мы общались с ним, Вальтер молодел, мило улыбался и старался понравиться. Вторая черта выразилась в том, что картина в архиве опять сменилась. Он повесил «Сотворение мира».

— Земля была безвидна и пустынна. И тьма над бездною неслась... Тебе это понравится.

Я одобрила картину. Вальтер засиял и объявил, что мы сблизились.

В архив я ходила без страха. Была у этого здания своя особая романтика. Темный подвал, стекающий воск, цветы в бочках, картины о смерти имели обаяние и придавали шарм библиотеке-склепу. Нестареющий Вальтер отлично вписывался в сумрачную атмосферу.

Вальтер перестал быть страшным и казался мне смешным. Во-первых, я заметила, что, хотя он не общался с людьми, сильно зависел от чужого мнения. Во-вторых, он имел черты поведения схожее с детским. Милые улыбки, широко распахнутые глаза, шарканье ногами. Особенно мне нравилось прикасаться к нему. Он чего-то ждал, наверно, что его обнимут. И когда этого не случалось, его накрывало разочарование и безразличие. Уходя из архива, мне казалось, я оставляю маленького беспомощного котенка. Очень хотелось забрать его с собой.

Прослеживая за его поведением, я так и не поняла, сколько ему лет. Пришлось спросить напрямую.

— Вальтер, а сколько тебе лет?

— Достаточно.

— Для чего достаточно?

— Чтобы заинтересовать тебя.

Я подумала, что он заигрывал.

— В том смысле, чтобы у тебя возник интерес спросить, — поспешно объяснился он.

— Так скажешь?

— Нет, угадай.

— Сорок.

— Я так плохо выгляжу?

— Тогда двадцать пять.

— Так я плохо или хорошо выгляжу?

— Этот тот максимум и минимум, что я даю тебе.

— Тогда выбирай золотую середину.

— Тридцать три?

— Тридцать один. А тебе сколько?

— Угадывай!

— Минимум — восемнадцать, а максимум — двадцать один.

— А у меня с золотой серединой не прокатит. Мне двадцать два.

Вальтер довольно улыбнулся и опять принялся писать.

— Что ты пишешь?

— Переписываю старые книги. Время их не щадит. Страницы желтеют и разваливаются. Я хочу сохранить нашу историю. Иначе все будет забыто.

Я легла на стол, чтобы посмотреть на его записи. Повернула к себе страницы и потрогала буквы, которые он выдавливал на бумаге. Вытянув у него ручку, я положила руку на его. Вальтер замер и перестал дышать.

— Ты холодный. Хочешь, согрею?

— Как ты меня согреешь? — смутился он.

— На костре!

Кто бы видел его лицо! Ему даже плохо стало! Я быстро убежала от него в архивную комнату и закрылась, боясь, что он догонит меня и выпорет. Но и отказать себе в розыгрыше я тоже не могла. Вальтер такой наивный, что так и хочется поиздеваться над ним.

Он не обижался и прощал мои выходки. Иногда старался оградиться и не позволял прикасаться к себе, но стоило лишь тихо сесть рядом с ним и немножко подождать, как он сам начинал разговаривать. Становился мягким и дружелюбным.

— Я закончила, — сказала я, подсев к Вальтеру на стол и болтая ногами.

— Хорошо.

Вальтер положил руку мне на колени, чтобы я перестала трясти стол.

— Тебя проводить?

— Нет, я в гости пойду. Меня в баню пригласили.

— Можно узнать кто?

— Подруга.

— Что за подруга?

— Много будешь знать, скоро состаришься. А тебе не так уж мало.

— Что за секрет от меня? Я же твой друг.

— Но не близкий.

— А как стать близким другом?

Я наклонилась к его уху. Вальтер подвинулся ближе и прижался. Но вместо слов я дунула ему в ухо, и Вальтер как собака замотал головой. Еле сдерживая смех, я вылетела из архива. Вальтер проводил меня недобрым взглядом.

Роберта стояла возле дома. Она весело поприветствовала меня и сразу повела в баню. Помещение было маленьким и скромным. Мы разделись в захламленном предбаннике. Над головой висели березовые веники. Роберта завернулась в полотенце и юркнула внутрь. Едва я открыла дверь, как повалил пар из бани. Я быстро зашла и села на скамью. Роберта развела пихтовое масло в воде и разбрызгала на горячие стены. Потом она села рядом со мной меня, взяла гребень и расчесала мои волосы.

— У тебя плохие волосы.

— Нормальные, — возразила я. — На голове держатся и ладно.

— Свое тело надо любить и оно ответит тебе тем же.

Роберта вымыла мне голову самодельным шампунем с яйцом и лимонным соком. Смыла пену травяным настоем. После бани мы натерлись кремом и заплели волосы в косы.

Дома мы сели за стол. Роберта налила нам из кувшина молока и закричала:

— Мама, где пирожки?

На кухне что-то зашуршало, заскрипело. Оттуда с большим блюдом в руках вразвалку вышла Арина. Та самая белая печка, которую я видела в гостях у Златы. Арина пожелала нам спокойной ночи и отправилась спать.

— Я уже встречала твою маму у Златы.

— А она все время к ней ходит.

— Злата сказала, Арина мечтает выдать тебя замуж. Похоже, это далеко не секрет.

— Мама с ума сходит от этого. Она боится, что Нестор сбежит от меня, и я останусь старой девой. Вместе с цыганкой Ульянкой она делает приворот на Нестора, а когда он приходит в гости, то намекает на свадьбу. А он стеснительный очень. Из-за мамы краснеет он и я вместе с ним.

За окном была мирная ночь. Сквозь закрытые занавески виднелись тени покачивающихся кустов. На кухне тикали часы. В углу мурлыкала кошка, вылизывая кота.

— Это ее сынок, а не муж. Недавно мама утопила ее котят. Машка сошла с ума и начала кормить молоком выросшего сына. Хочешь забрать его себе?

— Нет. Его кормить надо, а у меня нечем.

— Он есть все подряд. Даже соленые огурцы.

Кот оказался ласковым и не против был потискаться. Вместе с ним на руках мы отправились в спальню к Роберте. Но лежать на кровати кот не захотел и удрал.

— Спи на новом месте, приснись жених невесте!

— Что это?

— Примета.

— Никто мне не приснится. Мне вообще сны не снятся.

— А сегодня приснится, я тебя заговорила.

Слова Роберты вызвали у меня смех. Она искренне верила в ерунду.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива.

Я позволила Роберте обнять себя и вскоре мы уснули.

— На меня жалуется Вальтер?

— Нет, а должен?

— Думаю, да.

— Не слышал от него.

Ролан далеко закинул удочку. Он подолгу следил за поплавком, подбрасывал плохо пахнущую подкормку и плевал на червяка.

— Если ты плюнешь на него, рыба лучше клевать не станет, — сделала я ему замечание.

— Виктор по два раза плюет и вытаскивает одну за другой.

— У него место удачное, а здесь солнце светит.

Ролан ничего не ответил, только с азартом наблюдал за дергающимся поплавком.

— Сорвалась, — прошептал он и опять присел.

Дальше стоял Герман. У него хотя и был улов, но чаще слышалась ругань, чем радостные возгласы. Он успел проклясть червей, течение реки и саму рыбу. Я помахала ему, чтобы он не унывал. Герман прибежал и попросил поплевать на червя. Длинный червяк всячески извивался в его руке.

— Уйди, пожалуйста, со своей гадостью!