Налево.
Направо.
Прямо.
Меня даже смех разбирать начал. Нервный. Ну Витек, чисто рыцарь на перепутье, богатырь. С той только разницей, что тут в перспективе башки можно на любом направлении лишиться. Потому что никто не скажет, из-за какого угла на тебя клыкастая харя выскочит.
А она сама предупреждать не будет — слишком ценит элемент внезапности.
— Понятно, — коротко бросил я, — а теперь вот что — какой из этих путей ведет к нашей цели?
— ПОТЕНЦИАЛЬНО ВСЕ ЭТИ ПУТИ МОГУТ ВЕСТИ К НЕЙ, ВИКТОР, ПОТОМУ ЧТО ВАША ЦЕЛЬ КАК ГОЛЛАНДСКАЯ МЕЛЬНИЦА — ПОСТОЯННО В ДВИЖЕНИИ.
Мне захотелось вломить по передатчику что было сил. Остановила только мысль о том, что БАСКО злопамятный и обидчивый, в ответ может током шарахнуть или гадости мне в кровь впрыснуть какой-нибудь. Ссориться сейчас с ним совсем нельзя. А очень хочется — серьезнее ведь относиться к ситуации надо.
Ну хоть мельницу приплел, а не штурвал, чучело микросхемное.
— Хорошо, какой из них безопаснее?
Этот вопрос понравился ему куда больше. Потому что ответ я получил оперативнее.
— ВЕРОЯТНОСТЬ БОЕСТОЛКНОВЕНИЯ С СИЛАМИ ПРОТИВНИКА ПРИ ПРОДВИЖЕНИИ ПО ЛЕВОМУ ПУТИ — ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ ЦЕЛЫХ И ВОСЕМЬ ДЕСЯТЫХ ПРОЦЕНТА. ПО ПРАВОМУ — СОРОК СЕМЬ ЦЕЛЫХ И ЧЕТЫРЕ ДЕСЯТЫХ. ПРЯМО — ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ И ТРИ. ВЫВОДЫ ОЗВУЧИТЬ?
— Спасибо, не стоит.
На это я и сам способен. Пока что все расклады мне не очень нравились. Даже в лучшем случае с вероятностью почти пятьдесят на пятьдесят мы наткнемся на тварей. Но лучше эту вероятность сократить и…
— Нам налево, — вытянула руку Софа. В бледном сиянии, исходящем от карты на стене, ее тонкая ладонь будто бы принадлежала покойнице.
Которой она могла бы стать. Не окажись я рядом…
Не окажись ты рядом, ее судьба могла бы вообще по-другому сложиться. А сейчас уже что толку об этом говорить. действовать пора.
— Как налево? — удивился я, — ты что, не слышала, что Басканович сказал?
— ЭТО НЕ МОЕ ИМЯ, — вклинился он.
Но я ремарку проигнорировал.
— Слышала. — Голос Софы совершенно не дрожал. Выдержка, которой только позавидовать можно, чесслово. И поучиться. — Но мы должны пойти налево.
Я шагнул к ней и взял руку в свою.
— Софа, зачем так рисковать? Все же рассчитано. Двадцать лишних процентов — это много. Особенно, если выбор стоит между тем, сохраню я сегодня кишки в брюхе или не сохраню. Это, бляха-муха, вопрос ребром!
Она повернулась ко мне и одарила жуткой улыбкой. Жуткой, потому что в ней было столько спокойствия. Спокойствия и веры. Но эта вера не подкреплялась абсолютно ничем. Не было ни статистики, ни выкладок в ее пользу. Ни-че-го!
— Каждая из этих дорог сулит нам смерть, Витя, — сказала она, — холодом веет от них. Не буду даже юлить и врать. Железка, конечно, штуковина умная и полезная, хоть и вредитель еще тот. Но чувствовать она не умеет. А я именно что чувствую. Сердцем чувствую, поджилками. Потому скажи, во что ты больше веришь — в железкин ум или в мое сердце?
Витя Богданов из прошлого, разумеется, верил в железкин ум. И двинул бы дальше, что называется, по приборам, в соответствии со здравым смыслом и наилучшей вероятностью. Но даже последние следы его пребывания в этом мире унес с собой дым от усадьбы деда Гриши. Ничего не осталось.
— В сердце верю, — сказал я. И для верности в грудь себя стукнул, как это делали борцы на показательных шоу из-за границы во Дворце Спорта.
Софа улыбнулась.
— Тогда вперед, за мной.
Однако нам пришлось задержаться. Потому что земля под ногами внезапно затряслась. Заходила ходуном, как будто кто-то прицельно звуковой волной саданул. Но ведь это невозможно. Генератор такой мощности на глубине использовать будет только психопат… или хитроумный гений. Ни с тем, ни с другим я встречаться не хотел.
— Ты это чувствуешь? — шепнул я Софе.
Она округлила глаза.
— Даже мой дед щас это почувствовал. А ведь его волки загрызли в трех верстах от Семенково двадцать лет назад!
Эта внезапная сейсмическая активность не укрылась и от наших спутников. Отдам Катерине должное — сориентировалась она быстро и принялась призывать своих подопечных к спокойствию. Но получалось у нее плохо, совсем не внушительно. Одни забормотали молитвы, другие захныкали как дети в песочнице, которым совочком по голове заехали в пылу игры. Громила сквозь зубы ругался матом. Сначала я подумал, что это он так стресс выплескивает, а потом вспомнил — вроде в каких-то суевериях сказано, что брань нечистую силу отгоняет. Глупые сказки, конечно, только и всего. Если б упыря можно было прогнать, просто послав на хуй, русские люди такой напасти бы не знали.
А в том, что к нам ломятся упыри, никаких сомнений не осталось. Только вот странность какая — поскребывания и шорохи в стенах стихли, словно их и не было никогда. Осталась одна только дрожь земли… При мысли об этом я почему-то представил низкие, удушливые лазы и ходы в толщах сырой земли, в которых прячутся огромные, жирные черви с клыками в несколько рядов. Только и ждут, твари, пока человек подойдет к краю такого лаза… Дальше ам — и даже ботинок от человека не остается.
Бр-р, лучше сейчас о таком не думать.
— ИЗВЕЩАЮ ВАС, ВИКТОР, ЧТО ВЕРОЯТНОСТЬ БОЕСТОЛКНОВЕНИЯ ЗНАЧИТЕЛЬНО ВОЗРОСЛА И В ДАННЫЙ МОМЕНТ СОСТАВЛЯЕТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ ЦЕЛЫХ И ДЕВЯТЬ ДЕСЯТЫХ ПРОЦЕНТА, — меланхолично сообщил БАСКО, — И ПО МОИМ ПРОГНОЗАМ, ОНА ПРОДОЛЖИТ РАСТИ.
Да мне и без его прогнозов было понятно, что дело пахнет даже не керосином, а топливом для космических челноков, черт подери. Замкнутое пространство, темнота, в которой Сатана ногу сломит (свет от голограммы погоды не делает), да еще и застряли мы аккурат на середине дороги. И назад не повернешь, и марш-броска до пункта назначения уже не выдашь. А если учесть, что с нами еще и куча людей, почти все из которых в бою бесполезны… Не, формально у них есть ножички, но ими разве что мясо на шаверму нарезать да свистульки из дерева строгать. В бою непригодны.
Столько факторов — и все играют против нас. Да еще и на нервы действует бормотание. Как комариным зудом по ушам ездят.
— Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое…
Понятно. Опиум для народа начали воскуривать, значит, как только петух жареный в жопу клюнул. За одним подхватили другие, и вскоре сырой и промозглый тоннель, здорово похожий на пещеру (разве что сталактитов не хватало для полного сходства) стал филиалом молельного дома. Кто-то уже не стесняясь, в голос ревел. И вроде бы осуждать за это нельзя, потому что салаги же, даже двадцать лет не все разменяли. Но и терпеть тяжело.
Поэтому я терпеть не стал.
— Тихо! — шикнул я на Катерининых людей, — всем рты на замок, пожалуйста. Слушайте…
Понятия не имею, почему — может, это был звездный час моего навыка убеждения, но они и впрямь заткнулись. И когда бормотания и слезы стихли, я снова услышал то, что мне совершенно не понравилось. Что-то большое ухнуло, тяжело осело вниз. Пол под ногами вновь завибрировал. Мы все стояли в молчании. Как глиняные воины китайского императора, которых я в книжке видел когда-то. Но на воинов эти люди, взбудораженные и напуганные, не тянули. Только мы с Софой, да и то по скидке в базарный день.
А потом тишина нарушилась. Ее прорезал женский вскрик. Он оборвался прямо на взлете, как будто кто-то щелкнул кнопкой пульта и убрал всю громкость.
— Дарья?! — взволновался кто-то. — Братцы, Дашка пропала. Только что здесь была и…
Что последовало после “и…” так никто и не узнал, потому что говорящий пропал сам. Земля под нами сотрясалась уже практически непрерывно, поэтому причины выбирать путь я уже не видел.
— Придется нам повременить, Софа. — сказал я.
Она только мрачно кивнула. На кончиках пальцев мелькнули холодные белые искорки.
— БОЕСТОЛКНОВЕНИЕ НЕИЗБЕЖНО, ВИКТОР, ПРИГОТОВЬТЕСЬ. — сообщил БАСКО.
— С этими новостями ты запоздал, — со вздохом ответил я.