Софа умолкла и склонила голову. Шарик тоже потух и растаял в воздухе, оставив после себя свежий след и запах озона. Как после хорошей грозы.
Судя по сырости у Софы под носом, следует как минимум ожидать выпадения осадков.
Я поморщился. Ни к чему портить такой личный момент.
Двое с фрески смотрели на нас равнодушно. Я чувствовал, как с каждой секундой нарастает неловкость. Надо бы сказать что-нибудь — утешить, поддержать по-дружески. Но что я скажу? Что сожалею насчет ее матери? Она ж прекрасно поймет, что ни черта я не сожалею, раз только узнал о ее существовании. Ничего хорошего не получится, фальшак один наигранный.
Выручила меня Катерина.
— Пророчество гласит, что однажды на наши земли снова ступят эти двое, — она указала рукой на мозаику, — и своей объединенной силой повернут все вспять. Назад, к былым дням. Когда солнце было желто-оранжевым, луна белой, а небо — голубым. Когда люди не боялись ночи и когда… не было упырей.
Оконцовку фразы она произнесла так тихо, что даже с моим слухом пришлось читать по губам.
Рациональная часть меня сказала бы, что это бред, детские сказочки, которыми пичкают детей и легковерных дурачков. Что никаких пророчеств не существует и не может существовать. Что Нострадамус, самый известный из пророков, на самом деле был врач, а стихи сочинял просто по кайфу. А та слепая бабка из Болгарии вообще никакими дарами не обладала — ее на информснабжении держало местное КГБ, вот и все прозрение.
Но сейчас рациональная часть меня молчала. Силилась что-то сказать, но когда я переводил взгляд с фрески на Софу и обратно, она замолкала как сигнал с буржуазной радиостанции под глушилкой. Даже самый придирчивый театральный худрук не сказал бы, что Софа лжет. Таких умелых актрис не бывает.
Не говоря уже о том, что ты птица не такого высокого полета, чтоб ради тебя схематозы проворачивать.
— ВИКТОР, ПОДНИМИТЕ РУКУ И НАСТАВЬТЕ НА ИЗОБРАЖЕНИЕ.
Все еще пребывая в мыслях, я подчинился.. Зеленые лучи пробежались по фреске сверху вниз.
— ХМ. ИНТЕРЕСНО.
Признаюсь честно, такой задумчивости в электронном бубнеже БАСКО я раньше не слыхал. До этого тон у него был один. Едкий и противный, с оттенком собственного превосходства. А тут хоть на человека похож стал.
— Что? — отозвался я.
— ПРОТОТИП «У.Д.А.Р.» (УБИЙСТВЕННЫЙ ДРОБИТЕЛЬ АДСКИХ РЫЛ)…
Я прыснул со смеху.
— Что, блядь?
— ВЫРАЖАЯСЬ СЛОВАМИ СОВЕТСКОГО ПОЭТА-ДИССИДЕНТА ИОСИФА БРОДСКОГО “Я НЕ БЛЯДЬ, А КРАНОВЩИЦА”. ВАШ ОТЕЦ ОБЛАДАЛ НЕДЮЖИННЫМ ЧУВСТВОМ ЮМОРА И СКЛОННОСТЬЮ К СОСТАВЛЕНИЮ АББРЕВИАТУР. ТЕПЕРЬ К ДЕЛУ. ПРОТОТИП «У.Д.А.Р.». БЫЛ СОЗДАН В КАЧЕСТВЕ ЭКСПЕРИМЕНТА ДЛЯ БОРЬБЫ С ПОРОЖДЕНИЯМИ НОЧИ. ПЕРВЫЙ ОПЫТНЫЙ ОБРАЗЕЦ БЫЛ ВЫПУЩЕН НЕЗАДОЛГО ДО ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ВАШЕГО ОТЦА. ОДНАКО ДОКУМЕНТАЛЬНЫХ СВИДЕТЕЛЬСТВ ЕГО ИСПЫТАНИЙ НЕ СОХРАНИЛОСЬ.
— Так вот же они, свидетельства эти. — ткнул я пальцем в стену. — Тот, кто художества на стенку выложил, их и запечатлел.
— ВИКТОР, ОТ УРОВНЯ ВАШЕЙ СМЕКАЛКИ МОЙ ПУЛЬС ПОВЫШАЕТСЯ. А ВЕДЬ У МЕНЯ ДАЖЕ НЕТ СЕРДЦА.
— Спасибо.
— НЕ ЗА ЧТО. ПОДЫТОЖУ, СТОИТ ПРЕДПОЛОЖИТЬ, ЧТО ИСПЫТАНИЯ ПРОШЛИ УСПЕШНО. РАЗ КТО-ТО СЧЕЛ ИХ ДОСТОЙНЫМИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ИЗОБРАЖЕНИЯ,
— Эта хреновина всегда так много и заумно разговаривает? — поинтересовалась Катерина задумчиво.
— Да, — одновременно ответили мы с Софой.
— ЕСЛИ ВАС НЕ УСТРАИВАЕТ МОЯ МАНЕРА РЕЧИ, ОСМЕЛЮСЬ ПРЕДЛОЖИТЬ ДВА ВОЗМОЖНЫХ ВЫХОДА, — занудел БАСКО, — ВЫ МОЖЕТЕ НАПРАВИТЬ ЖАЛОБУ ПРОИЗВОДИТЕЛЮ ПО АДРЕСУ, УКАЗАННОМУ НА ЦЕНТРАЛЬНОМ КОРПУСЕ. ИЛИ ЖЕ ОБРАТИТЬСЯ ЗА УСЛУГАМИ ДРУГОГО АССИСТЕНТА, ЕСЛИ, КОНЕЧНО, СМОЖЕТЕ ЕГО ОТЫСКАТЬ. Я ПОДОЖДУ.
Дамы и господа, друзья и соседи, люди добрые, посмотрите — у нас тут обиженка нарисовалась. Раньше во дворе говорили, что на таких как он, воду возят. Но на БАСКО где сядешь, там и вокзал. Поэтому я вообще решил на него внимания не обращать.
— Что это за парочка?
Катерина неодобрительно покосилась на меня.
— Это вам не парочка.. Опытные, волевые, смекалистые. Безжалостные к упырям и милосердные к народу. Старшие говорили, что воинов, подобных им, наш мир еще не видывал и вряд ли когда-нибудь увидит.
Ну конечно. Типичное брюзжание на тему “раньше было лучше”. Тема извечная, на самом деле, потому что рано или поздно любой приходит в точку, из которой трава в прошлом кажется зеленее, ситро в автомате слаще, а зарплата больше.
А при Вожде у меня х…кхм… кол стоял!
— Что с ними стало? — взволнованно спросила Софа.
А ты бы не волновался, если б про судьбу матери спрашивал?
Я вздохнул. На душе сделалось горько и мерзко. За всей этой фантастической кутерьмой с упырями я совсем забыл, что по сути, маму-то покинул. Она у меня, конечно, дама пробивная, но все равно. Сначала муж неведомо где пропал, а потом еще и сын с работы не вернулся. Готов поставить хату на то, что когда она заявила куда надо после моей пропажи, через некоторое время в квартиру пожаловал неприметный мужичок в штатском. И настоятельно порекомендовал поменьше возмущаться.
Маман у меня пробивная, это да. Но и благоразумная. Некоторых мужичков в штатском стоит послушать.
А я пока стоял перед фреской, смотрел в светлые глаза неведомой магички и тоже слушал. Катькину болтовню.
— Никто не знает, — отвечала она тем временем. Воины исчезли, а куда — можно только гадать. Одни говорят, что их убили, а тела замуровали в стену из заговоренного кирпича. Другие — что воины исчезли во время очищающего обряда, кто-то из послушников ошибся в чтении заклятия. Наконец, некоторые считают, что они и по сей день бьются с Вождем в главной палате его скорбной обители.
Ох ты ж как живописно-то. И драматично. Как будто Катя былину рассказывает или русскую народную сказку. Ту самую, где баба-яга с Кощеем раз на раз бились тридцать лет и три года.
Фактами этот рассказ подкреплялся, кстати, точно так же, как и сказки. То есть никак. Однако Софа принимала их на веру. Я это понимал по ее взгляду. Столько надежды в нем было. Надежды и страха.
— Они что, поперлись к нему в Столицу? — воскликнула моя спутница.
Парочка юных сектантов вздрогнула и шарахнулась в стороны. Один натолкнулся на тяжелый конторский ящик и уронил с него кипу пожелтевших бумаг. Ввысь взметнулись клубы серой пыли, и мне отчаянно захотелось чихнуть. Лучше бы они с таким усердием не коридоры вылизывали, а комнаты, в которых важные вещи хранятся. А то здесь разве что мусор из помойного ведра ровным слоем рассыпать осталось.
— Не поперлись! — Катерина подняла указательный палец. — Они прорубились сквозь полчища тварей и пришли прямо к стенам замка, после чего все, кто шел следом — потеряли их из виду. Это подорвало боевой дух. Кто-то сразу бежал, потеряв волю, кого-то убили, некоторых схватили в плен, и эта участь была хуже смерти. Так или иначе, в тот день и час отряд Ламбертов перестал существовать. Нашлись, конечно, те, кто пожелал подхватить упавшее знамя, но одного желания мало. Сил им не хватило, а потому охранка уничтожила все ячейки.
Она склонила голову.
— Но веру сломить им не под силу. Весть о том, что рано или поздно Ламберт вернется, чтобы довершить начатое, передавалась из уст в уста. И когда мы наткнулись на это место, то и сами утратили последние сомнения. А потом появились вы. Те, кого отметила судьба. Те, о ком говорило пророчество.
Почему меня так передергивало от этого слова — тяжело сказать. Но каждый раз, как я его слышал, аж морду скручивало.
— Это, конечно, все крайне занимательно, — сказал я. Отчаянно надеялся, что не выгляжу сейчас последним скептиком. — но ты что-то говорила про записи. Что там? Тетради, дневники?
Катерина указала на дверь.
— Идемте, это рядом.
Она быстрым шагом вышла в коридор. Я было последовал за ней, но остановился. Софа все так же неотрывно глядела на фреску. Как будто хотела, чтоб каждая капелька краски, каждая щербинка на камне навсегда остались в памяти.
Я ее понимал. Конечно, понимал. Это место пробудило в ней такую тоску, которой она при мне раньше выхода не давала. Может, только в глухой ночи, когда я храпел воронкой кверху, и позволяла дать волю чувствам, но в остальное время застегивалась на все пуговицы. А сейчас пуговицы вырвали с мясом.
