Наше единство делает нас тремя самыми влиятельными людьми в Америке.

И одни из самых целенаправленных.

— Пожалуйста, — умоляет мужчина передо мной, возвращая меня в настоящее. — Я не знал, что она принадлежит тебе.

Берт Макинтайр уже почти не выглядит человеком, учитывая, сколько плоти ему не хватает. Я бы почти поверил ему, если бы не тот факт, что кто-то заплатил ему двадцать тысяч долларов, чтобы он заставил мою жену выйти на сцену, и пообещал еще сорок тысяч, если он ее изнасилует. Деньги были переведены с офшорного счета на Кайманах, поэтому их невозможно было отследить. Полученное им текстовое сообщение также бесполезно. Это был одноразовый телефон, но тот, кто его купил, не удосужился подделать номер, потому что он вернулся в виде кода города 504.

Жители Нового Орлеана.

— Ложь ни к чему не приведет, Берти, мальчик, — усмехаюсь я, обхаживая его, хищник, кружащий вокруг своей добычи. — Ты разговаривал с кем-то на другом конце этого номера, и я хочу знать, с кем.

— Я не знаю, — плачет он, слезы вытекают из-под его опухших век и смешиваются с кровью и грязью на его щеках. Его губы дрожат, но он по-прежнему ничего не делает, только рыдает, ругаясь вверх и вниз, что понятия не имеет, кто этот человек на другом конце провода. — Их голоса были замаскированы, — бормочет он сквозь отсутствующие зубы и опухшие губы. — Я ничего не могу тебе сказать. Это был не что иное, как электронный робот, говорящий на другом конце провода. Я клянусь.

Опустив кастет, я протягиваю руку назад и хватаю свой девятимиллионный пистолет за поясницей.

— Тогда ты мне бесполезен.

— Кто в Новом Орлеане захочет, чтобы этот извращенец изнасиловал Эвалин? — задается вопросом Хиро, наливая два больших пальца виски «Макаллан» тридцатилетней выдержки в двойной бочке. Не то чтобы я мог много сказать, поскольку я только что налил себе четыре пальца того же самого. Огненная жидкость освещает мне путь в горло, когда я тоже об этом думаю.

— А как насчет того, кто, черт возьми, знал, что Эвелин вообще была в Вегасе? — добавляет Ватару, моя вторая правая рука. — Или что она собиралась быть в этом конкретном клубе в тот конкретный вечер.

Они оба задают правильные вопросы, но на эти вопросы ни у кого из нас нет ответов. Я не могу вспомнить ни одного человека, который хотел бы увидеть, как Эвелин изнасиловали. Это не имеет никакого смысла. Взята в заложники, возможно. Убита, да. У меня много врагов, которые знали о нашей помолвке. Это было во всех газетах, но, насколько известно, наши свадебные планы были отменены, когда она сбежала. Или, как выразился ее отец, ее внезапно вызвали в важную благотворительную организацию в Таиланде, где она должна была преподавать английский язык малообеспеченному сельскому населению.

Что-то, что газеты съели, как углеводы на собрании людей, следящих за своим весом.

Холодные темные глаза Ватару встречаются с моими. Они резко контрастируют с его оливковой кожей, зачесанными назад бирюзовыми волосами и блеклыми боками. Несмотря на свой возмутительный цвет волос, он безупречно одет в сшитый на заказ черный костюм от Dior с белой пуговицей.

Как и его костюм, Ватару видит мир в черно-белых тонах. В его жизни нет места серым областям. Ты либо друг, либо враг. Верный или предатель. На его стороне или против него. Вы либо соглашаетесь, либо нет. Именно так он смотрит на мир с тех пор, как учился в школе моего отца. С первого дня он проявил непоколебимую преданность сначала моему отцу, а затем и мне.

Хиро, с другой стороны, является дикой картой. Непредсказуемый, как огонь, с которым он играет. Ростом шесть футов четыре дюйма, он самый высокий из нас троих, но он легче и менее устрашающий, чем его задумчивый коллега. Его отец — американец, поэтому у него темно-голубые глаза и черные волосы до плеч, которые он собирает в полупучок. Костюму он предпочитает дырявые джинсы и футболки с группами.

Это исследование контрастов, которые хорошо сочетаются друг с другом. Вот почему я выбрал их обоих своими заместителями. Это как дьявол и ангел на моем плече.

— Черт его знает, — вздыхает Хиро. — Одноразовый телефон никуда не ведет. Я даже не могу отследить, где в городе он был куплен. Мы также должны учитывать, что покупка здесь, в Новом Орлеане, может быть растением, создавая впечатление, будто это кто-то здесь.

— Мы можем исключить картель Синалоа, — говорит Ватару, делая глоток виски. — Уловки — это не их дело. Они не стали бы платить кому-то за то, чтобы заставить Эвелин танцевать на сцене, а затем изнасиловать ее. Они бы просто схватили ее и сделали это сами, прежде чем убить.

Как бы ни было больно рассматривать образ, который он рисует, он прав. Картель Синалоа не действует тонко.

— Это могла быть Эвелин, которая это подстроила, — бормочет Хиро, играя стаканом в руке. — Если бы она знала, что ты в городе и преследуешь ее. Возможно, это была уловка, чтобы заставить тебя думать, что она испорченный товар.

Для меня это не имело бы значения. Испорчен товар или нет, Эвелин — это то, что мне нужно. Ее девственность или ее отсутствие для меня мало что значат. Прошло три года с тех пор, как она оставила меня стоять у алтаря. Я не настолько наивен, чтобы поверить, что она не встречалась с кем-то и не экспериментировала. Она должна быть благодарна, что я не требую их имен, чтобы выследить и расчленить их за то, что они прикоснулись к тому, что принадлежит мне.

У Джерарда и моего отца было соглашение еще до ее рождения. Мы договорились пожениться еще до ее рождения. Когда Эвелин исполнилось шестнадцать, ее отец прислал ей официальный брачный контракт вместе с подписанной медицинской справкой, подтверждающей ее девственность.

Все это вызывало у меня отвращение. Представление о чистоте молодых девушек в высшем обществе отвратительно и устарело.

Я кладу локти на стол и сцепляю пальцы под подбородком.

— Я сомневаюсь, что Эвелин имеет к этому какое-то отношение. Выражение ее лица, когда она танцевала на сцене, было не чем иным, как презрением. Она не хотела находиться там. Эвалин умеет многое, но она не из тех, кто может скрыть свои истинные эмоции.

Никто из моих людей с этим не спорит.

Они знают ее так же долго, как и я. Я таскал их на каждую вынужденную прогулку, тусовку и шараду, которую мне приходилось разыгрывать ради нашей «помолвки». Общественные газеты не хотели видеть брак по расчету, в котором участвовала несчастная пара. Они хотели знать, как я ухаживал за Эвелин и заставил ее влюбиться в себя.

Я почти уверен, что она предпочла бы вонзить нож мне в сердце, чем подвергнуться ухаживаниям в любом из этих случаев.

Ноги Хиро беспокойно дергаются.

— А как насчет Рузлова? — он задается вопросом. — Он пытался заставить отца Эвелин аннулировать брачный контракт между вами двумя, чтобы он мог забрать ее себе.

Константин Рузлов — заноза на моем глазу. Он Пахан Рузловской Братвы, независимой группировки русской мафии, действующей здесь, в Новом Орлеане. Он не подчиняется высшей власти, потому что он сам себе человек. Мужчина похож на таракана. Когда я думаю, что избавился от него, он снова появляется.

— Посмотри, что тебе удастся узнать о его планах с Джерардом, — я допил остаток напитка. Что-то не так, и я не могу понять, что именно. Ничего в сообщениях и звонках Берти не имеет смысла. Если только не в этом дело.

— Сделаю, — Хиро кивает головой, допивая свой напиток. — Это полная лажа.

Ватару усмехается.

— Кстати, о беспорядке, — говорит он. — Что ты собираешься делать со своим браком с Эвелин?

Мой лоб морщится, и я смотрю на него в замешательстве.

— Мы уже обсудили план моего брака с ней.

Несколько раз. Она пешка. Мне нужно влияние ее семьи, чтобы достичь новых высот. Это тот же план, который у нас был с самого начала.

— Я имею в виду, что ты женился на ней, когда она была под действием наркотиков и исчезла, как свет, — уточняет он. — Ты собираешься рассказать кому-нибудь, кроме ее отца, что ты женат? Возможно, это не будет хорошо отражено в светских газетах.