Закусив губу, я покорно киваю головой.

— Хорошо, — он целует меня в лоб. — Переоденься, и увидимся за завтраком, пока Маркс разгружает твой новый гардероб.

— Хорошо, — бормочу я с благодарностью, глубоко вздыхая, когда он выходит.

Это было сильно.

Означает ли это, что он хочет, чтобы я была больше, чем просто трофейной женой на его руке? Возможно, это означает, что в моей жизни будет нечто большее, чем просто планирование благотворительных мероприятий и мероприятий, а также обеды с другими сплетничающими женами, чье представление о благотворительности — это пожертвования в пользу и без того элиты.

Когда я заканчиваю одеваться и оставляю Питера исправлять допущенную им ошибку, за которую он неоднократно извинялся, я направляюсь в столовую на завтрак. Странно, что Кензо сидит рядом со мной за завтраком, хотя его нет каждое утро с тех пор, как он заставил меня вернуться сюда.

Джин снова здесь, и мне интересно, берет ли он когда-нибудь выходной или он здесь двадцать четыре часа в сутки. Сегодня утром он наполнил мою тарелку разной выпечкой. Вчера я сказала ему, что хочу открыть свою кондитерскую и изучить больше техник. Я училась в школе кондитерских изделий, когда Кензо нашел меня. Вот почему я была готова подбирать смены для Саманты. Одной ночи работы барменом в этом дерьмовом стриптиз-клубе хватило, чтобы оплатить почти целый семестр в школе.

— Ты сегодня утром выложился по полной, Джин, — Кензо посмеивается, откусывая круассан с маслом. — Я не думаю, что ты когда-либо делал такой разброс раньше. Ты действительно превзошёл сам себя.

Джин сияет от уха до уха от комплимента.

— Да, сэр. Ваша жена вдохновила меня своим пристрастием к выпечке. У нее такой талант к искусству. Я знаю, что однажды она будет иметь удовольствие добиться успеха, открыв собственный магазин, — взгляд Кензо скользит по моему, и я проглатываю кусочек датского языка, избегая его взгляда. Джин, явно не осознающая напряжения, порхает вокруг стола, наполняя наши почти пустые стаканы, прежде чем исчезнуть обратно на кухню.

— Твоя собственная пекарня, да? — Кензо поднимает бровь, глядя на меня поверх своей газеты. — Новость для меня.

Я не могу не посмеяться.

— Для тебя это новость, потому что ты абсолютно ничего обо мне не знаешь, — напоминаю я ему, делая глоток свежевыжатого апельсинового сока. — Ты ни разу не спросил о моих мечтах, стремлениях или о том, чего я хочу для себя. Ты просто пришел и взял на себя управление, не ожидая от меня ничего большего, кроме как стоять рядом с тобой и выглядеть красиво.

Сложив газету, он кладет ее на стол и откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди и изучая меня.

— Хорошо, — он машет рукой между нами. — Чего ты хочешь, Эвелин?

Покачав головой, я издал тихий звук недоверия.

— Не покровительствуй мне, Кензо, — шиплю я.

— Я ничего такого не делаю, — говорит он мне. — Что ты хочешь делать? Выпекать? Я могу это организовать. Джин — лучшее, что когда-либо видел мир кулинарии и выпечки. Ты можешь учиться у него прямо здесь, на своей собственной кухне. Ты хочешь, чтобы пекарня работала? Я куплю тебе одну, оснащу его лучшим оборудованием, которое можно купить за деньги, и найму людей, которые будут управлять им для тебя.

Этот мужчина.

Этот чертов мужчина.

— Ты слышишь себя? — недоверчиво спрашиваю я его. — Ничто из того, что ты сказал, на самом деле не касается меня. За исключением учебной части, но какой в этом смысл, если меня не будет рядом, чтобы работать в собственной пекарне? И давай не будем упускать из виду тот факт, что вместо того, чтобы спрашивать, куда я хочу пойти в университет, ты просто предполагаешь, что я захочу учиться прямо здесь, в моей собственной тюрьме. Я не разыгрываю Красавицу перед твоим Чудовищем, Кензо. Меня не будут держать в этом пентхаусе, пока ты не сочтешь необходимым, чтобы я могла выйти на улицу.

— Что не так в том, что я сказал? — этот ублюдок спрашивает это с невозмутимым выражением лица. — Я готов дать тебе все, что ты хочешь, если ты сделаешь это прямо здесь.

— Ты не можешь… ты не видишь, что не так в этом предложении? — я действительно вышла замуж за психопата. Тот, кто полон решимости держать меня запертой в своей башне из слоновой кости. Возможно, мне действительно придется отрастить волосы настолько, чтобы выбраться из этого сумасшедшего дома. — Чем ты планируешь заняться? Держать меня запертой в этом гребаном пентхаусе навсегда, пока я не сойду с ума настолько, что начну лизать обои?

Кензо смотрит на меня как на сумасшедшую.

— Не смеши меня, Эви, — он качает головой, как будто этот разговор его раздражает. Какого черта он должен возмущаться? Я та, кого он буквально держит в плену в своей крепости одиночества. — Тебя будут сопровождать на мероприятия, благотворительные мероприятия, общественные мероприятия и тому подобное.

Я убью этого человека во сне.

— К черту это, — отодвигая стул, я бросаю салфетку с колен на стол и убираюсь оттуда, прежде чем сказать что-то, о чем пожалею. Или в конечном итоге мои руки будут в крови моего мужа. Этот ублюдок сошел с ума, если думает, что я просто позволю ему запереть меня и выбросить ключ, за исключением тех случаев, когда ему это удобно.

— Эвелин, — кричит он, когда я захожу в лифт. Я не теряю времени, ударяю рукой по кнопке закрытия двери и сбиваю его с толку, когда двери лифта закрываются, прежде чем он доберется до них.

Я пожалею об этом.

Мои пальцы дергаются по бокам, пока я жду, пока откроется дверь на второй этаж. Когда они это делают, я выбегаю, но оказываюсь в железной хватке мужа.

— Ты правда думала, что я позволю тебе уйти, маленькая искорка? — шепчет он мне на ухо, облизывая мочку, прежде чем прикусить. Я вскрикиваю от внезапной острой боли. — Как мне тебя наказать, а? — я знаю, что это риторика, потому что он не ждет, пока я отвечу, прежде чем начать тащить меня по коридору в нашу комнату.

— Отпусти меня, Кензо, — рычу я, пиная его. Он схватил меня так, что мои руки по бокам бесполезны. — Если ты думаешь, что я позволю тебе тронуть меня пальцем, то можешь отправляться прямо в ад.

Разъяренный мужчина только посмеивается над моим счетом.

— Я вообще не собираюсь тебя трогать, моя прекрасная искорка, — его голос — шелк, сотканный из мрачных обещаний. — Я собираюсь наложить на тебя несколько.

Когда ему надоедает, что я его пинаю, он меня отталкивает. Как раз в тот момент, когда я думаю, что выиграла, ублюдок наклоняется, толкает плечо мне в живот и перекидывает меня через плечо.

По крайней мере, мои руки свободны.

— Положи меня, зверь, — кричу я ему, когда мои кулаки бьют его по мускулистой спине. Черт, что он делает, чтобы получить такие крепкие мышцы? Это все равно, что удариться о валун. Его рука опускается на мою задницу, и я визжу.

— Хорошая девочка, — хвалит он, когда я слишком ошеломлена, чтобы ударить его еще раз.

Эти два слова могут пойти к черту вместе с ним.

И мои чертовы мокрые трусики тоже.

Войдя в комнату, как будто он какой-то белый рыцарь с доблестной целью, он ногой закрыл дверь, прежде чем бесцеремонно бросить меня на кровать.

— Я зарежу тебя во сне, — угрожаю я. Кензо усмехается, как будто моя угроза кажется ему такой же забавной, как мышь, угрожающая кошке.

— Ты можешь попробовать, — говорит он мне, снимая пиджак и закатывая рукава классической рубашки.

Не хорошо. Не хорошо. Не хорошо.

— Но если ты пропустишь или не закончишь работу, наказание, которое ты получишь потом, сделает то, что я собираюсь сделать, похожим на детскую игру.

Мое горло сжимается, когда он делает шаг ко мне, его галстук соскальзывает с шеи в его большие мозолистые руки. Я пинаю его, но он легко уклоняется от удара и погружается между моими открытыми бедрами. Тонкие леггинсы, которые я ношу, создают хрупкий барьер между мной и его твердеющим членом. Мое лицо горит, и я отворачиваюсь от его проницательного взгляда, который, кажется, видит меня насквозь.