Я двигаю им взад-вперед, пока крошечный луч, наконец, не выхватывает темную фигуру.

Сейнт носит свою маску, и мое сердце замирает.

— Скучала по мне? — говорит он искаженным голосом.

— Вообще-то, я как раз собиралась потрахаться с моим суперсексуальным кавалером. Наслаждайся шоу.

Он хихикает.

— Хорошая попытка. Я прекрасно знаю, что ты была наедине с Мак все выходные.

— Я знала, что ты наблюдаешь за мной.

— Вы наконец нашли камеры? — спросил он.

— Камеры? Какие камеры…

О мой боже. Этот ублюдок спрятал камеры в моем доме, чтобы следить за мной. Вот почему я чувствовала на себе взгляды все выходные.

Конечно, я не заметила их среди всего этого беспорядка в моем доме. Теперь мне придется прочесать каждый дюйм. Кто знает, сколько камер он установил, чтобы следить за мной.

— Когда, черт возьми, ты успел установить камеры в моем доме? — шиплю я.

— Достаточно давно, чтобы подсчитать, сколько раз ты думала о том, что я внутри тебя.

Мое лицо горит, руки сжимаются в кулаки.

— Ладно, теперь ты можешь уходить. Я звоню в полицию. До свидания.

Я захлопываю окно, и когда он откидывается назад, прислонившись скрещенными руками к дереву, я делаю вид, что набираю номер на своем телефоне.

Я не могу разглядеть черты его лица под маской, но знаю, что его губы изогнуты в ухмылке.

Он понимает намек и неторопливо уходит в темноту.

Маленькая мазохистская часть меня разочарована.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

СЕЙНТ

Держаться подальше от Браяр все выходные было сущим адом. Теперь, когда я почувствовал ее, попробовал на вкус, она запечатлелась в моем мозгу сильнее, чем я думал, это возможно. Каждый дюйм ее тела — совершенство.

Как только я оказываюсь в своем офисе, я включаю свой рабочий компьютер, чтобы следить за трансляциями с камер, которые я установил в ее доме.

Сегодня вечером на ней белое шелковое неглиже, удивительно чувственное для сна, и у меня текут слюнки. Ее ноги поджаты под себя, на коленях лежит открытый толстый том, а телефон лежит на одеяле рядом с ней.

Ты прекрасно выглядишь в белом.

Она будет еще красивее в своем свадебном платье.

Самодовольная ухмылка появляется на губах моей музы, когда звонит ее телефон. Она роняет книгу и быстро набирает ответ.

Я выгляжу лучше, когда кончаю.

Она кладет трубку, и я собираюсь напечатать ответ, когда она хватает подушку и садится на нее верхом.

Я наклоняюсь вперед, член пульсирует.

Медленно она поднимает пеньюар еще выше по бедрам, обнажая кружевные трусики под ним.

У нее перехватывает дыхание, когда она трется о подушку между ног.

— Вот и все, муза, — выдыхаю я. — Хорошая девочка.

Когда мелодия звонка разрывает тишину в моем кабинете, я подпрыгиваю.

Имя Зейдена мелькает на моем экране, пока Браяр трется о подушку. Но Зейден не звонит, если только это не что-то важное, и он не перестанет звонить, пока я не отвечу.

— Блядь. — Я провожу большим пальцем по экрану. — Не могу сейчас говорить.

— Мне нужна услуга, — выпаливает Зейден, игнорируя меня. На экране моего компьютера Браяр откидывает голову назад и стонет. Мой член напрягается, а яйца сжимаются.

— Какая? — шиплю я.

— Ты можешь прочесть мою последнюю главу? Я перечитал ее уже пять раз и не уверен насчет…

— Да, все в порядке. Отправь ее. Мне нужно идти. — На моем экране Браяр катается на своей подушке, как будто это мое лицо, и у меня идет пена изо рта. Мне нужны мои руки на ней. Сейчас.

— Отлично. Я отправлю это по электронной почте…

— Отправь по электронной почте. Отправь по факсу. Отправь смс. Отправь почтовым голубем. Делай все, что тебе нужно.

— Почему ты так дышишь?

Я вешаю трубку.

Глаза Браяр закатываются, когда она стонет, вдавливая подушку в матрас. Моя рука лихорадочно дергает за молнию.

— А-а-а! — выкрикивает она. — Зейден!

Огонь бушует в моих венах. Она пожалеет об этом.

— Деррик!

Теперь мои руки сжимаются в кулаки, а жар ползет вверх по моей шее. Если она пытается разозлить меня до такой степени, что я ворвусь в ее дом и накажу ее за эти крики, то ей это удается.

Тем не менее, мой член пульсирует, пока она продолжает ублажать себя подушкой. Она прикусывает губу, когда ее ноги напрягаются, и я могу кончить в штаны, наблюдая, как она кончает.

Но прежде, чем она это сделает, она слезает с подушки и встает с кровати.

Устанавливает прямой зрительный контакт со скрытой камерой, когда приближается.

— Все кончено, — мурлычет она. — Прекрати шпионить за мной, Сейнт.

Ее ладонь накрывает камеру, и мое сердце замирает.

— Нет…

Но запись обрывается.

Я вскакиваю на ноги, сердце колотится, когда я наклоняюсь, положив руки на стол, глаза прикованы к монитору. Браяр обходит каждую комнату, собирая камеры, пока не находит последнее устройство на кухне.

Там она берет молоток, и все становится черным.

Черт.

Ей уже следовало бы понять, что я не позволю ей уйти безнаказанной с этим дерьмом. Она не прячется и не убегает от меня. Она никогда не сбежит от меня. Она принадлежит мне. Навсегда.

Когда я добираюсь до ее дома, везде погашен свет. Она поумнела и заперла свои двери и все окна первого этажа. Я ухмыляюсь. Она думает, что сможет остановить меня.

В моей музе больше бушующего пламени, чем я когда-либо мог себе представить, и мне нравится играть с огнем.

Из сарая я достаю лестницу и забираюсь в ее дом с совершенно излишней легкостью. В ее комнате темно, когда я стою у ее окна, незапертого после того, как она накричала на меня, чтобы я покинул ее собственность.

Каждый раз, когда она кричит на меня, борется со мной, мой член дергается. Черт возьми, каждый раз, когда я рядом с ней.

Если бы она не насмехалась надо мной и не сломала все мои камеры, я, возможно, остался бы дома на ночь. Но теперь она точно узнает, что происходит, когда пытается спрятаться от меня.

Я открываю окно с приглушенным шипением. Она не шевелится, и ее тихий храп звучит как музыка для моих ушей. Я опускаюсь в кресло в углу ее комнаты, то самое, которое она оставляет для чтения, когда хочет свернуться калачиком и оставаться неподвижной в течение восьми часов, пока не дочитает книгу в четыреста страниц.

Смотреть, как она спит, — почти пытка. Теперь, когда я увидел части ее тела, которые заставили бы любого смертного упасть на колени, мой рот наполняется слюной, требующей размазывания по каждому дюйму ее тела.

Когда она была у меня в кабинете, ее соски напряглись в тот момент, когда я разорвал ее блузку. Округлости ее грудей вздымались при каждом нервном, предвкушающем вдохе. Ее мягкий живот собрался в складку ниже пупка, отчего мне захотелось покусать каждый дюйм. Ее гладкие бедра слегка задрожали под моим прикосновением, и без особого усилия разжались.

А потом, когда я опустился перед ней на колени, что-то изменилось в ее голубых глазах, и я растаял. Ее веки опустились, зрачки потемнели, когда она наслаждалась своим святым, стоящим на коленях в поклонении ей.

Под ее юбкой, без трусиков, ее идеальная киска блестела для меня, когда я едва успел дотронуться до нее. Свидетельство возбуждения, которое она не могла отрицать. Не важно, как сильно она боролась между своей логикой и желаниями, доказательство лежало прямо у нее между ног.

Она хочет меня. Тоскует по мне. Так же, как я тоскую по ней.

В то время как она проводила выходные с Мак, хихикая и вопя у телевизора, обнимаясь со своими кошками и храпя на диване, я проводил свои в исступлении, работая с ее камерами на другой половине моего экрана. Слова полились из меня. Персонажи ожили, диалоги соскочили со страницы, а от тем защиты и любви у меня чуть не затуманились глаза.

Браяр, возможно, еще не понимает, почему я делаю для нее все это. Возможно, она не понимает, как моя привязанность к ней могла быть такой глубокой, когда времени, которое мы провели вместе, было так мало. Но когда-нибудь она поймет. Когда ее осенит то же самое осознание — в тот момент, когда мы встретились, мы нашли вторую половинку наших разбитых душ. Наша пара. Наша родственная душа. Точно так же, как Земле предназначено вращаться вокруг Солнца, мне предназначено вращаться вокруг нее.