– Зачем ты вполсилы дерёшься? – спросила она.

От её взора не укрылись намерения хитрого демона.

Шу Цень замялся, не желая признавать своё двуличие. Но тут же сообразил, как повернуть дело к своей пользе. Он промолвил так:

– Обод мне золотой мешает. Не даёт развернуться. Сними его с меня, и я бесов этих негодных мигом в песок обращу.

Пока они так переговаривались, бой продолжался.

Похожий на сумчатого волка оборотень увернулся от булавы Чжу Люцзы и, перекувыркнувшись, со всей мочи пнул странствующего воина в лицо. Пятка угодила точнёхонько в круглый нос Чжу Люцзы, и тот завопил от боли и гнева. Глаза его налились кровью, а из ушей повалил пар.

Ничего не замечая от переполнившей разум ярости, Чжу Люцзы ухватил булаву обеими руками и стал крушить всё вокруг. Под горячую руку странствующего воина едва не попал Дзаэмон, который в самый последний миг припал к земле. Булава с гулом пронеслась у монаха над головой. А вот оборотень, с которым бился Дзаэмон, увернуться не успел и отлетел в другой конец залы.

Цунь Гуану повезло меньше: отпрыгнуть от ревущего во всю глотку Люцзы он не смог. Спас его только золотой посох, который оказался у тяжёлой булавы на пути. Раздался звон как от чугунного колокола, и посох вылетел у Цунь Гуана из рук.

Самого Цунь Гуана бросило в другую сторону. Он прокатился по гладкому полу до самой квадратной двери, из которой они прежде вышли. С трудом он поднялся на ноги.

А Чжу Люцзы продолжал буйствовать. Он взмахнул булавой и обрушил её на пол так, что раздался хруст. Стены вновь задрожали, а с потолка посыпалась мелкая крошка.

– Осторожней ты! – заорал ему Цунь Гуан.

Но Чжу Люцзы его не слушал. В голове у него были только гнев и ярость. Он раскрутился как детский волчок и метнул булаву на голос Цунь Гуана. Тот пригнулся, и булава угодила в дверной косяк. В глубине скалы заскрежетало, а на косяке появилась огромная трещина. Булаве же ничего не сделалось, она медленно покатилась в сторону Люцзы, который про неё уже и позабыл. Он ухватил своими лапищами двух зазевавшихся бесов-опоссумов и принялся размахивать ими как нунчаками. Длинные голые хвосты щёлкали в воздухе друг об друга и об спины других оборотней, что не успевали пригнуться.

Скрежет вокруг Цунь Гуана превратился в грохот. Над головой его побежали трещины, и в одно мгновение потолок обрушился перед ним, отгородив и от Чжу Люцзы, и от всех остальных.

«Мой посох!» – пронеслось у Цунь Гуана в голове. Но посох его остался по другую сторону завала.

Цунь Гуан попытался раздвинуть обломки, чтобы пролезть к своим соратникам. Но стоило ему вытащить крупный обломок, как из потолка выпадало ещё два. Трещины медленно расходились по коридору, а гора продолжала дрожать.

Тогда Цунь Гуан изменил тактику. Вместо крупных обломков он стал выискивать камни поменьше, которые можно было бы вытащить, не тревожа завал целиком. Наконец ему удалось проделать дыру такого размера, что он смог просунуть туда голову.

Золотой посох лежал неподалёку, но сколько Цунь Гуан руку не тянул, даже кончиком пальцев коснуться посоха не мог. Тогда он развернулся к дыре задом и просунул туда свой длинный и гибкий хвост. «Выручай, куница! – подумала часть Цунь Гуана, которая когда-то была монашеским послушником по имени Такуан. – Не одолеть им оборотней без нашей помощи».

В этот самый момент в дальнем конце тайника блеснул ярко-голубой свет. Он вычертил на стене правильный квадрат и заполнил его небесным сиянием. Из открывшейся двери выступили Небесные Цари. Каждый из царей сжимал в руках одно из священных четырёх оружий: Грозовой Меч-Цзянь, Небесный Шест-Гунь, Громовой Цеп-Саньцегунь и Молниеносный Трезубец-Цайцзи. Со свирепыми криками Небесные Цари вступили в бой с оборотнями, которые этого никак не ожидали.

Небесный Царь, имя которому было Тамонтен, вскричал:

– Дзаэмон! Предупреждал я тебя, а ты так и не внял моим словам!

И небожитель показал царственным скипетром в угол, где Цинь Бао и Шу Цень разговаривали.

– Не видишь ты, кто Цинь Бао твоя на самом деле есть? Оборотень!

Дзаэмон обернулся и увидел, как прекрасная Цинь Бао протянула руки к голове песчаного демона и освободила Шу Ценя от золотого обода.

– Исполняй обещание, – промолвила она.

Тут Дзаэмон понял то, что раньше ему оставалось незаметным. Под личиной Цинь Бао скрывалась та самая Гу Цинь, кто некогда попалась на пути отца Бао Чжу, князя по имения Бао Гунь. Обманом и хитростью Гу Цинь направила князя к подножию Остроконечных пиков, где тот разрушил один из трёх сотен монастырей. А затем, обернувшись прекрасной Цинь Бао, она повстречала Дзаэмона и рассказала тому историю, в которой и капельки правды не было.

– Околдовала она тебя, вот и ослеп ты! – крикнул Небесный Царь Тамонтен монаху, который поражённо застыл на месте.

Атаковавший Дзаэмона оборотень улучил момент и дотянулся до монаха своей лапой. Острые длинные когти прочертили на груди Дзаэмона четыре кровавых борозды. Монах тотчас пришёл в себя и, отмахнувшись флейтой, отпрыгнул в сторону.

– Сколько уже монастырей из-за неё разрушено! – продолжил Небесный Царь. – А теперь и демона песчаного выпустила!

Оказавшийся на свободе Шу Цень чёрным облаком поднялся над своим каменным телом и, притянув ближайших к нему оборотней-опоссумов, стал переплетать их между собой, чтобы приобрести новый облик, в котором его даже Небесным Царям было бы не остановить.

Не мешкая ни мгновения, Дзаэмон ринулся на врага. Двумя большими шагами он взял разбег, оттолкнулся ногой от треснувшей стены и, пролетев половину залы, обрушил флейту сякухати прямо туда, где находилась оборотнева душа. С пронзительным пением флейта разрубила Шу Ценя на две равные половины, которые попытались было соединиться обратно, но подоспевший Небесный Царь заключил каждую часть в отдельную волшебную жемчужину. Жемчуг тут же налился смоляной чернотой.

Сидевшая в Цунь Гуане куница всё это прекрасно видела. «Вот моя удача!» – решила она, оглядев статую, в которой только что сидел Шу Цень. Куница потянула изо всех сил, вырвала Цунь Гуану хвост, рыжим облаком пронеслась по комнате и заскочила внутрь опустевшей статуи. Серый камень засветился изнутри золотым светом, лысая голова покрылась рыжей шерстью, а из-под одежды высунулся гибкий хвост.

Небесная куница Та Гуан освоилась в новом теле, которое теперь объединяло кунью сущность с человеческими чертами каменного монаха. Она теперь ещё больше стала похожа на горную обезьяну, только ростом эта обезьяна была побольше человека. Та Гуан схватила золотой посох и присоединилась к схватке.

Цунь Гуан же, в один миг лишившись и хвоста и куницы, вновь почувствовал себя обыкновенным мальчиком по имени Такуан. Он обнаружил, что как раз Такуаном всегда и хотел быть. Как в те времена, когда его дома прозывали Хацукои, так и в монастыре Белой Горы, а также когда спутники именовали его Цунь Гуаном. Поняв это, Такуан достиг просветления.

В этот самый момент потолок над головой Такуана ещё раз треснул и обвалился. Камни посыпались на мальчика, который оказался под ними погребён.

«Вот и пришёл мой последний день, – подумал Такуан. – А я даже матушку не увижу свою. И сестрицу. И Руо Лян». Слёзы навернулись на его глаза, а он даже не мог пошевельнуться, чтобы их утереть. Такуан зажмурился и зарыдал, прощаясь с жизнью.

Схватка небожителей и демонов между тем продолжалась. Дзаэмону помогали четыре Небесных Царя, а на другой стороне оказались и оборотни, и коварная Цинь Бао, которая поняла, что её план раскрыли.

Ну а Чжу Люцзы до сих пор не пришёл в себя от гнева. Он метался по всей зале, и все противники – и оборотни, и небожители – в испуге шарахались от его мощных рук.

Неравный бой продолжался ещё долго, но в итоге закончился победой сил Небесного войска. Все оборотни были повержены и заключены кто в волшебные колбы, а кто в иные темницы. Чжу Люцзы так и вовсе пришлось запереть в тыкву-горлянку.