Он запихнул исподнее и шкатулку обратно в мешок, а подкову зашвырнул подальше в поле. Чжу Люцзы не пошелохнулся. Наоборот, он только сложил руки на своём бочкоподобном животе и захрапел.

– Вставай! – крикнул ему Сонциан, но так и не смог оторвать странствующего воина от заслуженного сна.

Сколько ни пихал монах спящего Чжу Люцзы, ничего у него не вышло. Доведённый до отчаянья, Сонциан пошёл на крайнюю меру. Он поднял с земли последний едва тлеющий уголёк и, высунув от волнения язык, осторожно положил его Чжу Люцзы на поросячий нос.

Действие это возымело немедленный эффект. Люцзы вскочил как ужаленный и стал размахивать булавой направо и налево с такой резвостью, что монах едва-едва успевал уворачиваться. Наконец булава нашла свою жертву, которой оказался толстый и покрытый треснувшей корой ствол туи. Дерево задрожало, и с его веток посыпались мелкие шишки.

– Берегись, монах! Каменный град! – закричал Чжу Люцзы, который так и не понял, что происходит. Он закрутил булаву над головой так, что шишки разлетались от неё во все стороны, как если бы в руках у него была не булава, а прочный бамбуковый зонт.

Сонциан в это время лежал в зарослях можжевельника и судорожно вспоминал, кому ещё можно было бы помолиться. Он уже пожалел о том, что решил потревожить сон Люцзы таким бессовестным способом.

К счастью для монаха, Чжу Люцзы отходил от гнева так же быстро, как и оказывался в его власти. Поэтому вскоре он пришёл в себя и стал искать Сонциана.

– Эй, монах! Ты живой? Выходи давай! – сказал Чжу Люцзы, уверенный, что монах где-то спрятался, что было совершенной правдой.

Сонциан осторожно поднялся на ноги и промолвил:

– Здесь я. Надо возвращаться нам. Найти вора и робу вернуть. И обруч!

– Сейчас? – удивлённо спросил Люцзы.

Монах огляделся. Ночь была ясной, и звёзды подсвечивали горизонт, но, кроме горизонта да чёрных контуров Чжу Люцзы, туи и потрёпанных кустов можжевельника, ничего было не разглядеть. Путешествовать по темноте монаху расхотелось.

– Завтра первым делом, – смирился он.

Чжу Люцзы довольно хрюкнул, улёгся обратно и через дюжину вздохов уже спал крепчайшим сном. Монаху ничего не оставалось, как последовать его примеру. Заснуть он так и не мог, поэтому всю ночь провёл в медитации, повторяя про себя восьмую камишутту на триста, затем ещё на триста, а затем и на тысячу раз.

Чтобы узнать, кто же обокрал монаха и что он сделал с украденным, читайте следующую главу.

Итак, после того как Сонциан лишился и золотой робы, и обычной, да ещё и волшебного обруча в придачу, он решил вернуться на постоялый двор, чтобы найти и наказать вора, а также вернуть награбленное.

К величайшему Сонцианову огорчению, хозяин постоялого двора ни о каких ворах и не слыхивал. Того более, он даже оскорбился самому предположению о состоявшемся воровстве.

– Не иначе как бродячий музыкант меня обокрал, – заявил ему Сонциан.

– Да как ты смеешь на него наговаривать! – возмутился хозяин постоялого двора. – Он ведь живёт по соседству и приходится мне троюродным братом!

Остальные путники, что ночевали на постоялом дворе, уже отправились по своим делам: плотники – на заработки в Сурин, а остальные – на свадьбу. Ничего не оставалось монаху, как смириться и продолжить свой путь с надеждой, что бесы-оборотни ему больше не встретятся.

Надежда эта была напрасной, но мы не будем забегать далеко вперёд. К тому же в подтверждение монашеских молитв до самой Синей горы ни единого оборотня на пути Сонциана так и не попалось.

В монастыре Сонциана ждало известие, которого он и сам не ожидал. Когда монах представился встретившим его послушникам, те переглянулись и зашептались между собой. Затем они пригласили Сонциана вместе с Чжу Люцзы внутрь монастыря. Один из послушников повёл путников в яблоневый сад, а другой со всех ног помчался к настоятелю.

– Ещё один! – вскричал он, распахнув храмовую дверь, что вела в зал для молитв.

Настоятель, стоявший на коленях у алтаря, обернулся и поднял седые мохнатые брови.

– Монах с Парчовой горы, – пустился в объяснение послушник. – С оборотнем ручным, на кабана похожим.

И послушник обеими руками показал, какой огромный у пожаловавшего монаха был оборотень.

Настоятель покачал головой, встал на ноги и поспешил во внутренний двор, где в яблоневом саду его дожидались Сонциан, Чжу Люцзы и второй послушник, который не сводил перепуганных глаз с булавы, которую странствующий воин небрежно закинул на плечо.

– Синдзюро-бханте! – промолвил Сонциан и низко поклонился.

Настоятель монастыря на Парчовой горе во всех подробностях описал не только внешний вид, но и любимые занятия своего собрата, настоятеля Синдзюро. Настоятель, как и Чжу Люцзы, любил поесть. Поэтому при виде пузатого и круглощёкого монаха в белых одеждах Сонциан сразу понял, кто перед ним.

– Кокори-бханте повелел передать вам наилучшие пожелания! – сказал монах. – Ваше здоровье никогда не покидало его молитв.

Услышав эти слова, Синдзюро-бханте тотчас понял, что перед ним настоящий монах с Парчовой горы. Ведь один только настоятель Кокори знал, что больше всего на свете Синдзюро боялся обыкновенной простуды. Именно поэтому Синдзюро выбрал себе для служения монастырь на Синей горе, в котором никогда не было ветра сильнее, чем лёгкий бриз.

– Это настоящий, – тихонько произнёс настоятель Синдзюро сопровождавшему его послушнику. – Как твоё имя, уважаемый?

– Звать меня Сонциан, а это странствующий воин Чжу Люцзы. – И Сонциан показал рукой на Люцзы, который самозабвенно ковырял соломинкой во рту, пытаясь выудить оттуда перечное семечко.

– Оборотень, – зашептались между собой послушники.

– Где? – воскликнул Чжу Люцзы и схватил дубину обеими руками.

Послушники задрожали и упали наземь.

– Пощади нас, мы обычные послушники, – залопотали они. – Сожри лучше настоятеля Синдзюро. Посмотри, какой он жирный!

Настоятель же пришёл в совершенную ярость.

– Остолопы! – набросился он на монахов. – Вы что, не видите, кто перед вами? Какой же это оборотень! Был бы он голодным бесом, давно ни косточки от вас не оставил бы. Простите этих пустоголовых, уважаемый! – обратился он к Чжу Люцзы со всей учтивостью.

Люцзы уже и сам понял, что никакого оборотня в монастыре нет. Он добродушно усмехнулся. А Сонциан обратился к настоятелю так:

– Почтенный Синдзюро-бханте, – сказал он. – Прибыл я с поручением от самой богини Запада, прекрасноликой Сиваньму. Послала она меня за своим изумрудным ожерельем и за свитком, где указан путь к тайной сокровищнице грозного Яньвана Умма-ё, повелителя Донной Страны.

– Опоздал ты, почтенный, – промолвил настоятель в ответ. – Не далее как неделю назад приключилась беда. Под видом бродячего монаха к нам заявился мошенник. Сказал, что прибыл с Парчовой горы для того, чтобы взглянуть на ожерелье богини Запада.

– Вот как! – воскликнул Сонциан. – Неужто настоятель наш во мне засомневался? Кого он послал мне вслед?

– В подтверждение своих слов, – меж тем продолжал настоятель свой рассказ, – этот монах преподнёс мне золочёную робу. Такой прекрасной робы нет во всём княжестве Четырёх Рек. Да и в Заречье нет.

– Золочёную робу? – в голову Сонциана прокралось подозрение.

– Сказал, что это подарок от настоятеля. И так я был поражён сияющей красотой этого одеяния, – сокрушённо произнёс настоятель, – что даже не потрудился спросить, а как же настоятеля звать по имени. Поверил на слово монаху. Вот только оказался это вовсе не монах никакой!

– Мошенник! – вскричал Сонциан, который наконец понял, что произошло.