– Вот точно говорю! – убеждённо сказал повар. – Нос у него прямо как у борова.

Похожий на обезьяну путешественник не заинтересовал Даньяна так, как стал тому интересен свиноголовый толстяк. «Никак, это тот самый пройдоха, про которого колдун говорил, – подумал принц. – Вот если Бао Чжу его увидит, сразу поймёт, в чём дело». Вслух же Даньян сказал так, обратившись в сторону князя:

– Уважаемый, почему бы не пригласить этих небывалых путников к нам на обед? Всех сразу?

Бао Чжу и сам подумывал об этом.

– Отчего бы и впрямь! – сказал он и отправил стражников на рынок, наказав им без гостей не возвращаться.

А сам поднялся с подушек.

– Пройдём в сад, уважаемый Даньян! – сказал он принцу. – Угостимся покуда чаем, чтобы не терять аппетит.

Затем он вспомнил о братьях Ту и напутствовал их так:

– Завтра приходите, коли у вас ещё дела ко мне остались.

Братьям ничего не оставалось делать, как раскланяться и оставить князя Бао Чжу и принца Даньяна наедине.

Князь вместе с принцем прошли в сад и стали там пить цветочный чай в ожидании гостей.

О том, как в Сурине оказались монах, прекрасная девушка, похожий на обезьяну паренёк и огромный толстяк с головой блестящей, как медный котелок, читайте в следующей главе.

Итак, пока обманутый Даньян возвращался в Сурин, чтобы расплатиться с ничего не подозревающим князем Бао Чжу за подмену драгоценных камней у подаренной статуи, устроитель этого обмана – вор и мошенник по имени Такуан из Кото – стал охотником за демонами. Теперь его звали Цунь Гуаном, а в придачу к новому имени он приобрёл самый настоящий хвост и золотистую шерсть по всему телу. Несмотря на все случившиеся с Цунь Гуаном перемены, его всё также сопровождал маленький лисёнок, которого звали Дзин.

Походивший на горную обезьяну Цунь Гуан присоединился к монаху по имени Сонциан, который путешествовал по Итаюинду с поручением богини Запада. Монаха сопровождал странствующий воин по имени Ван Чжу Люцзы, голова которого была похожа на блестящий круглый котелок, а нос напоминал свиной пятак. Завершал странную компанию монах-комусо, прятавший лицо под соломенной шляпой. При нём было два больших волка. Комусо звали Дзаэмон Соги, и за всё путешествие он не произнёс ни слова.

Друзья держали путь в сторону Молчаливого моря, где находился тайник самого Яньвана Умма-ё. Там Сонциан рассчитывал обнаружить заколдованный гребень, о котором ему рассказала сама богиня Запада.

Пока Сонциан и его друзья странствовали по Итаюинду, им пришлось сразиться со злобным колдуном Бинь Лю и бесами-оборотнями, которых этот колдун освободил из волшебных колб. Оборотням удалось даже изловить Сонциана, но это лишь пошло монаху на пользу. Ему открылась тайна восьмой камишутты, повторение священных строф которой даёт защиту от бесовского волшебства. Поэтому у Сонциана теперь было новое поручение, и планы его переменились. Теперь он возвращался на свою Парчовую гору, чтобы там передать монашеству своё откровение.

Путешествие к тайнику должны были продолжить его друзья. Об этом Сонциан сообщил Цунь Гуану, Люцзы и Дзаэмону первым делом, как очнулся от вещего сна.

Чжу Люцзы такой новости нисколько не удивился, потому как и ему приснился особенный сон. Дзаэмон же только пожал плечами, а Цунь Гуан обрадовался. Он сказал монаху такие слова:

– Это прекрасная новость! Теперь наши пути разойдутся, и я больше твоего золотого обода не увижу.

Цунь Гуан, а также закрепившаяся в глубине его сердца волшебная куница – оба они хорошо помнили, как с помощью золотого обода монах усмирял их буйный нрав.

Сонциан задумался, но ничего Цунь Гуану не ответил. А тот принял молчание за подтверждение своих слов и запрыгал на месте от восторга.

– Давайте же прощаться! – вскричал он. – Небожители не любят ждать.

Люцзы распахнул свои объятия, чтобы прижать Сонциана к своему необъёмному животу, но монах вовремя отступил.

– Рано прощаться нам, – сказал он.

Путешествовать по стране без охраны Сонциану не хотелось. Слишком живы были у монаха воспоминания о том, как его похитил оборотень. Сталкиваться с бесами не входило в монашеские планы. Да и от простых разбойников защита бы не помешала. Поэтому Сонциан промолвил:

– Проводите-ка меня до монастырской горы.

Чжу Люцзы усмехнулся, сообразив причину этой просьбы. А Цунь Гуан подумал: «Придётся нам потерпеть, а монастырь-то далеко». Он сказал так:

– Что же, нам тебя до самой Парчовой горы провожать? Нет ли поближе монастыря, в котором ты начнёшь своё наставничество?

Сонциан перебрал в голове лежавшие по соседству обители и остановился на монастыре Золотой вершины, настоятель которого был уже ему хорошо знаком. «Туда и отправимся», – решил он и тотчас же сообщил об этом своим спутникам.

Без лишнего промедления они собрались в дорогу и спустя положенное время прибыли к монастырю Золотой вершины. В этот раз никто не ожидал прибытия Сонциана, поэтому встречающих у ворот не было, да и сами ворота были плотно закрыты.

В монастыре полным ходом шли приготовления к ежегодному чествованию небожителей. Днём раньше паломники принесли в монастырь огромное число сладких кушаний, предназначавшихся жителям Небес. На деле же монахи сами съедали принесённые дары на следующий после праздника день. Но паломникам об этом знать было незачем. Для них устраивались торжества, во время которых кушанья размещали в большом храме на самом видном алтаре.

Послушники первых лет намывали полы и стены большого храма, а посвящённые монахи прибирались в остальных частях монастыря и приводили каждый его уголок в надлежащий порядок. Единственным исключением в этой суете была молитвенная зала, где заперся настоятель монастыря, чтобы медитацией принести небожителям настоящие дары из глубины своего сердца. Настоятель так глубоко погрузился в построенные в собственной голове хоромы, что даже не услышал крики, доносившиеся с монастырского двора.

– Оборотни! Бесы! Спасайтесь! – возопил послушник, заглянувший в смотровое окно монастырских ворот.

У ворот стояли четверо: два монаха и с ними ещё двое, которых послушник и принял за оборотней. Один из них похож был на горную обезьяну, а второй – на гигантского борова. Обезьяна держала на плече золочёный посох, а боров опирался брюхом на руки, а руками – на огромную булаву каумодаки.

Перепуганный таким видом послушник истошно орал по другую сторону ворот, призывая своих братьев.

– Тихо там! – отозвался на крик Сонциан. – Не пугайся ты так, уважаемый брат.

В поисках помощи он бросил взгляд на Дзаэмона, но тут же понял, что от молчаливого монаха подсказок ждать не следовало.

– Это же я! – выкрикнул тогда Сонциан изо всех сил. – Передайте настоятелю, что Сонциан со своими учениками прибыл. Этого зовут Цунь Гуан, а вон того – Чжу Люцзы.

Услыхав, что монах записал его в ученики, Люцзы поморщился. Сонциан поспешил исправить оплошность:

– Он странствующий воин!

За воротами завозились. На помощь послушнику подоспели посвящённые монахи, и теперь они решали, стоит ли тревожить настоятеля или же лучше прогнать непрошенных гостей.

– Ну-ка, отпирайте! – заорал тут Люцзы и размахнулся булавой. – Хоть я и не оборотень, а такого со мной обращения не потерплю!

Он уже порядком проголодался, и запах выставленных по другую сторону монастырской стены кушаний пробрался в его ноздри и призывно защекотал.

– Передохни, брат Люцзы, – примирительно сказал Сонциан. – Прочти восьмую камишутту, чтобы усмирить свой голод.

Люцзы только помотал головой. Усмирить голод, по его мнению, можно было только парой жареных цыплят или, на крайний случай, кастрюлей-другой овощного рагу.