– Да! Куница! – попытался выкрутиться Такуан, но сказанная им ложь вдруг придала кунице сил. Она вонзила свои когти в мысли Такуана.

– Нет! Нет! Это я! – заорал Такуан благим голосом. – Я украл обод, и робу твою тоже!

– И ожерелье из монастыря?

– И ожерелье!

– Где оно? – спросил Сонциан, исполнившись нужной строгости. – Верни ожерелье, и тогда прогоню куницу из твоей головы.

– Нет у меня ожерелья, нет!

– Врёшь ведь!

– Правду говорю! – чуть не плакал Такуан.

– Где же оно тогда?

– Украл его у меня колдун! Брика-Брика-Брей! Толстый такой коротышка!

– Вор у вора украл, – назидательно сказал Сонциан.

– Перехитрил меня колдовством и выпустил куницу эту негодную. Из посоха!

– Какого такого посоха? – продолжал выспрашивать Сонциан, которому стало интересно, какой же в этот раз обман ему предстоит услышать.

– Золотого! – крикнул Такуан и взмолился снова: – Помогите же мне! Я всё вам верну! Найду колдуна этого и верну ожерелье!

– Ну, хорошо, – сказал Сонциан. – Поклянись тем, что тебе дороже всего.

– Матушкой своей и сестрицей клянусь! – вспомнил Такуан о своей семье.

Удовлетворённый, Сонциан взялся повторять охранную камишутту снова. Обод сжимался всё сильнее и сильнее вокруг небесной куницы, покуда наконец та не выдержала.

Но так хорошо куница оказалась с Такуаном связана, что даже у волшебного обода не получилось выгнать её прочь. Небесная куница Та Гуан попросту затаилась в мыслях Такуана, вернув ему тело в единоличное владение.

– Ура! – обрадовался Такуан и задрыгал ногами.

Руками пошевелить у него не вышло, поскольку волки по-прежнему крепко прижимали его к полу.

– Отпусти меня, уважаемый, – попросил Такуан теперь у монаха-комусо. – Мы ведь с тобой из одного монастыря оба, с Белой горы.

Дзаэмон посмотрел на Сонциана с вопросом: «Что делать с ним? Отпускать?» Сонциан кивнул, и волки отошли в сторону, освободив Такуана.

Тот вскочил на ноги и от радости взмахнул хвостом.

Только в этот момент Такуан понял, что хвост его никуда не делся, как никуда не пропала и золотистая шерсть. Всё это осталось у него в наследство от небесной куницы.

«Ну и ладно! Хвост – полезная штука! – так подумал Такуан. – А теперь пора отсюда выбираться!» Оставаться с монахом и тем более помогать ему он не собирался. «Глупый монах! – усмехнулся про себя Такуан. – Поверил мне!»

И Такуан прыгнул поближе к покрытому копотью камину, намереваясь выскочить через него на крышу.

Сонциан вновь принялся читать камишутту, и золотой обод сдавил Такуану голову.

– Отпусти меня, монах! – вскричал Такуан.

– А кто мне обещал помочь? – спросил его Сонциан.

Он покачал головой.

– Хорошо! Хорошо! Только обод разожми! – взмолился Такуан, падая на колени от боли.

Сонциан оборвал камишутту на полуслове, и обод ослабил хватку. Такуан остался на полу. Бежать во второй раз он больше не пробовал.

В обеденную залу стали возвращаться постояльцы, и первый же из них при виде Такуана крикнул:

– Вот он, оборотень! Бей его, монах!

Дзаэмон спокойно прошёл к своему столу, обтёр флейту о рукав своей робы и убрал в мешок.

– Успокойся, уважаемый, – спокойно ответил кричавшему Сонциан. – Никакой это не оборотень, а мой слуга и ученик. Вреда он тебе не причинит.

– Пусть тогда он порядок наведёт, – сказал трактирщик, оглядывая покрытые пеплом и копотью столы.

– Вот ещё, – ответил Такуан, которому вовсе не хотелось возиться с тряпками.

Сонциан же ничего не сказал, а принялся про себя читать камишутту. Такуан тотчас поменял своё мнение.

– Хорошо! Хорошо! Приберу тут сейчас. Где у вас тряпки?

И Такуан, похожий теперь на горную обезьяну, побрёл на кухню за тряпками и половым ведром.

О том, что произошло с монахами и хвостатым Такуаном дальше, читайте в следующей главе.

Итак, после того как небесная куница поселилась у Такуана в голове, она повстречала странствующего монаха по имени Сонциан, которого Такуан обокрал некоторое время назад. Монах помог Такуану вновь овладеть своим телом. Однако полностью выгнать небесную куницу не удалось. Спрятавшись у Такуана в голове, куница оставила ему свою рыжую шерсть и хвост, который ловкостью своей теперь больше походил на обезьяний.

Такуан поклялся монаху вернуть украденное, но сделать это было можно, только изловив колдуна по имени Брикабрей. А колдун этот владел теперь не только изумрудным ожерельем, но и чёрной как смоль жемчужиной с песчаным демоном внутри.

Где искать колдуна, ни Такуан, ни монах не знали. Долго пришлось бы им бродить по уголкам Итаюинду, если бы колдун сам не попал им в руки. Но не будем забегать вперёд.

– Как тебя звать? – спросил у Такуана монах, когда на следующий день они вышли на дорогу.

– Такуан, – ответил тот и недовольно добавил: – В честь куницы Та Гуан, щука её побери.

– «Та» означает «царь», – промолвил монах. – А на царя ты вовсе не похож. Как твоих родичей прозывают?

– Цунь.

– Нарекаю тебя Цунь Гуан тогда, – промолвил монах. – Покуда ты у меня в услужении, так и буду тебя звать.

Цунь Гуан хотел было затеять спор, но лоб, покрасневший под заколдованным ободом, подсказал ему в этот раз промолчать. Промолчал и второй монах, что шёл рядом. Лицо этого монаха скрывала залатанная тростниковая шляпа, а рядом трусили два волка.

– Куда пойдём? – спросил монахов Цунь Гуан. – Не в Сурин только.

– Обойдём деревни в округе. Может, видели где этого колдуна, – рассудил Сонциан.

«О, Сиваньму, всеокая богиня Запада! – мысленно сотворил он молитву. – Пошли нам удачу! Пусть колдун сам к нам в руки придёт. Ну или хотя бы на след его наведи».

Монах не знал, что богиня Запада сейчас была занята совсем другими делами. Да и удачу просить следовало не у неё, а у семи богов, которые удачей заправляли. Поэтому ни в ближайшей деревне, ни в следующей за ней ничего про колдуна не знали.

Но затем удача всё же улыбнулась Сонциану. Не зря ведь говорят, что удача клюёт на молитву, как рыба на сухую лепёшку, – только если загодя мотылём прикормить. Так и в этот раз получилось: в третьей по счёту деревне Сонциан встретил своего старого знакомого – странствующего воина Ван Чжу Люцзы.

Тот сидел на рыночной площади с двумя огромными арбузами в ногах. Третий арбуз был расколот надвое, и Люцзы с громким хрустом вгрызался в сочную мякоть.

– Люцзы! – обрадованно воскликнул Сонциан.

– Монах, неужто ты это! – ответил ему Ван Чжу Люцзы, выплевав горсть арбузных косточек. – Ты же в Сурин пошёл? И что это за обезьяна с тобой?

– На себя посмотри, боров! – огрызнулся Цунь Гуан.

– Ах ты, наглец! – вскричал Люцзы и вскочил на ноги, побросав разложенные на коленях дольки арбуза.

Он ухватился за свою булаву каумодаки и обрушил её на Цунь Гуана. Точнее, на то место, где тот мгновение назад был.

Сам же Цунь Гуан отпрыгнул в сторону и с обезьяньей ловкостью вскарабкался на ближайшее дерево, которое оказалось яблоней. Он сорвал с ветки два спелых яблока и, хорошенько размахнувшись, метнул их в Чжу Люцзы.

Первое яблоко ударило Люцзы в плечо, а второе прилетело прямо в похожий на пятак нос. Ярость вскипела в голове странствующего воина, и глаза его налились кровью. Из ушей повалил зелёный дым. Сидевший внутри злобный бес полез наружу.

– Стойте! – крикнул Сонциан, но никто его не послушал.

Почуявшие злобного беса волки бросились на Чжу Люцзы. Тот отмахнулся булавой и зацепил белого волка так, что того вверх тормашками выбросило за высокий забор соседнего дома. Серый же волк увернулся от удара и ухватил Чжу Люцзы за правую ногу.