Пока Такуан представлял себе Люцзы на ярмарке, оглушивший сторожей разбойник проскользнул в палатку, где спали остальные охранники. Но здесь удача ему изменила – один из охранников успел проснуться. В палатке завязалась борьба. Шест, на который опиралась её крыша изнутри, не выдержал и надломился. Промасленная парусина палаточного шатра обрушилась на дерущихся. Возничий и остальные путники проснулись от шума, но сделать ничего не успели – выскочившие из-за дерева разбойники вмиг повалили их на землю и принялись вязать им руки. Вскоре связанными оказались все, включая маленьких детей. Не хватало только двоих: Такуана и колдуна по имени Брикабрей.

«Будь что будет!» – решил Такуан, и, зажмурившись для храбрости, выскочил вперёд, размахивая прихваченной с земли палкой. Под ногами у него раздался хруст, и что-то укололо его пятку. Он посмотрел вниз и увидел там осколки тонкого чайного стекла. Должно быть, одна из волшебных колб как-то выкатилась из его дорожного мешка. Колба превратилась в мелкие осколки, а её содержимое вырвалось наружу густым зелёным дымом, который стал подниматься по Такуановой ноге. Не в силах пошевелиться, Такуан наблюдал, как дымка пробежала по его груди и пробралась к затылку, туда – где коренилось семечко удачи.

В одно мгновение Такуан раздался в размерах так, что одежда его не выдержала и разошлась по швам, кожа у него огрубела и покрылась шерстью, а изо рта вылезли клыки. С громким рычанием Такуан бросился на разбойников. Первого, кто попался ему на пути, он схватил за ноги и одним движением разорвал пополам. Отшвырнув обе половины в сторону, Такуан прыгнул за следующим.

Разбойники поняли, что им грозит, и совершенно ошалели. Они заорали один громче другого и бросились в разные стороны. Такуан помчался следом за ними. Ему удалось поймать ещё двух разбойников, которые оказались недостаточно сообразительны и побежали в одну и ту же сторону. Такуан схватил разбойников за их головы и, приподняв над землёй, столкнул бедных грабителей лбами так, что звёзды полетели у тех из глаз. Затем Такуан бросил их на землю и побежал догонять остальных, которые в панике носились кругами по лесу.

Лисёнок всё это время сидел на поваленном дереве и наблюдал за происходящим. Он выжидал подходящего момента, который наступил не раньше, чем ещё один из разбойников поплатился за нападение. Такуан схватил разбойника за ногу и со всего размаху ударил разбойником по дереву, словно тот был булавой каумодаки. После чего Такуан заметил ещё одного разбойника, который пытался спрятаться за невысоким кипарисом, и с громким рыком понёсся за ним.

Путь Такуана лежал как раз через дерево, на котором расположился лисёнок. Разгорячённый схваткой, Такуан дерева не заметил. Его волосатая лапа угодила точно в дупло, которое какой-то дятел некогда продолбил в стволе, а дикие кабаны затем расширили. Такуанова ступня отлично поместилась в дупле и продолжать преследование не собиралась. Поэтому Такуан против своего желания остановился и, потеряв равновесие, с шумом обрушился лицом вперёд на землю.

Лисёнок без труда отпрыгнул в сторону. Затем он просунул острый нос в дорожный мешок Такуана и вытащил оттуда золотой обод. Такуан выкрал его у бродячего монаха вместе с робой, но в монастыре не бросил. Он решил, что продаст эту приметную вещицу. Может быть, тому же самому Бинь Лю. Про волшебные свойства обода Такуан не знал. Тогда как лисёнку это было прекрасно известно. Он засеменил к Такуану, который сам себя оглушил, и в один момент натянул обод тому на голову.

Заколдованный обод тотчас обхватил голову Такуана с такой силой, что превратившийся в когтистого оборотня Такуан громко завопил. Он схватился обеими руками за обод, чтобы освободить голову, но ничего не вышло. Такуан вскочил на землю и побежал в глубину рощи, не обращая внимания на кусок дерева, до сих пор болтавшийся у него на ноге словно мокроступ.

Восьмой камишутты на память Такуан не знал, да если бы и знал – откуда б ему было известно о её связи с волшебством, заточённым в ободе? К счастью, волшебства этого оказалось всё же достаточно, чтобы росток за ростком выдернуть из Такуановой души сорняки голодного беса-оборотня, что вырвался из разбитой колбы. Туман, окутавший разум Такуана, постепенно рассеялся, но произошло это не раньше, чем забрезжил рассвет.

Утреннее солнце обнаружило Такуана лежащим поперёк лесного ручья. Рядом с ним в прозрачной воде лежал здоровенный чурбан, порядком измочаленный со всех сторон. В чурбане зияла дыра, в которую Такуан вполне мог просунуть голову. Одежда Такуана превратилась в лохмотья, а руки и ноги покрылись мелкими царапинами. На голове Такуана поблёскивал золотой обод. «Вот что меня спасло! С таким обручем никакие бесы мне не страшны», – обрадовался Такуан.

Он отряхнулся и поспешил к лагерю, по дороге придумывая объяснения своим превращениям. Рассказывать о сумке с волшебными колбами, а уж тем более показывать всем волшебный обод Такуану не хотелось. Ещё больше не хотелось ему, чтобы в обозе его посчитали за оборотня. «Уж лучше пусть меня за труса примут», – решил он и, притворно дрожа, выглянул из кустов.

Разгром, причинённый ночной схваткой, был уже наполовину прибран. Охранники перевязывали полученные в драке ссадины и растирали синяки, возничий с работниками закреплял вывалившиеся из телег товары, а купец и его жена беседовали с низеньким колдуном. При виде Такуана купец воскликнул с радостью и облегчением:

– Живой-таки! А я уж думал, разорвал тебя оборотень на части.

– Об-боротень? – заикаясь, переспросил Такуан. Он понял, что кто-то уложил купцу на уши порядочно виноградной лозы.

– Которого почтенный Брикабрей вызвал, – купец уважительно кивнул на колдуна. – Слава Бисямонтену, что такой могучий колдун с нашим обозом путешествует.

Сам колдун уставился крысиными глазками на Такуана, словно пытался пробуравить в нём две дырки. Как и Такуан, он хорошо знал, что на самом деле приключилось. И вот почему.

Минувшей ночью Брикабрею не спалось, его мысли будоражил присоединившийся к обозу странствующий прорицатель. Поэтому колдун не стал укладываться со всеми в палатках, а притворился, что в обозе спать ему будет сподручней. На деле же Брикабрей спрятался в кустах и не сводил с Такуана глаз, раздумывая о том, что скрывается у него в сумке. Когда Такуан крепко заснул и отправился в своём сне на фестиваль равноденствия, Брикабрей неслышно прокрался к нему, развязал сумку и запустил руку внутрь. Нащупав круглую колбу, колдун вытянул её наружу и принялся разглядывать.

В этот самый момент на лагерь и напали разбойники. Брикабрей первым заметил одного из них – того самого, что оглушил охранников-сторожей, – и без промедления бросился на землю. Он хорошо знал, что следует в таких случаях делать, поэтому, позабыв о колбах и Такуане, в два счёта оказался сперва в густых кустах, а затем в кроне молодого дуба. Разбойники его передвижений не заметили. Их куда больше интересовали охранники и добыча, привязанная к телегам обоза.

Вытащенная Брикабреем колба осталась на земле рядом с Такуаном, который так и спал себе преспокойно до той самой поры, покуда выскочивший откуда-то лисёнок по имени Дзин не стал облизывать ему лицо.

Что произошло потом, нам хорошо известно. Брикабрей с восхищением и завистью наблюдал за превращением Такуана в оборотня. Когда тот с воплями умчался прочь, колдун решил, что больше с прорицателем-оборотнем он не увидится. И что сумка с волшебными колбами теперь в его распоряжении.

Стоило суматохе поутихнуть, как Брикабрей спустился с дерева и принялся объяснять перепуганному купцу, что на самом деле произошло, что благодаря воле богов удачи такой могучий – хотя и невеликий ростом – колдун оказался рядом. Не что иное, как колдовское заклинание призвало из Донной Страны беса-оборотня, который спас от верной смерти и купца, и его жену, и всех остальных путников.

– Но не бывает хорошей рыбалки без мокрых ног, – сказал Брикабрей купцу, показывая на оставшуюся от бродячего прорицателя сумку. – Попался, видать, под горячую руку, бедняга.