В зале стоял огромный стол, который ломился от яств. Были на столе и когти феникса, и фаршированные сливами кабачки, и жаркое из мяса пятнистой змеи, и пряные воробьи, и крабовые кораблики. Было там даже блюдо из восемнадцати частей, название которому пока не придумали.

За столом на самом почётном месте восседал тучный Бао Чжу. Три, а чаще пять ежедневных обедов помогали ему поддерживать себя в той форме, которая нравилась ему больше всего. Он указал принцу на приготовленные для него подушки.

Началась застольная беседа. Бао Чжу выспрашивал у принца про страну Голубых Цветов и всё больше поражался её богатству. Но виду не подавал, как будто и в его княжестве на деревьях росли золотые сливы, а в реках водились изумрудные раки. В ответ Бао Чжу похвалялся своими драгоценностями. Свою коллекцию статуй он оставил напоследок.

Наконец все блюда были принцем распробованы и похвалены. Князь указал слугам убрать со стола и сказал такие слова:

– Пока мы коротаем время между вторым и третьим обедами, позвольте мне показать вам пару безделушек.

Вот так и вышло, что князь Бао Чжу и принц из страны Голубых Цветов оказались в саду, где стояли украшенные самоцветами статуи. Только под личиной принца скрывался не кто иной, как Такуан из Кото, великий обманщик и плут.

Такуан быстро смекнул, что среди всех богатств именно статуи были предметом особой княжеской гордости. Теперь ему оставалось ждать подходящей погоды. Этим он и занялся, усевшись с князем в беседку. Прихлёбывая ароматный чай, Такуан считал в небе стрижей, которые как назло не хотели опускаться пониже.

Бао Чжу продолжил надоедать своими расспросами, и Такуану приходилось выдумывать всё новые и новые особенности своей ненастоящей родины. Колодец его фантазии мельчал, и Такуан перешёл к ответным расспросам. Он запоминал сказанное Бао Чжу и затем переиначивал на свой лад так, чтобы польстить чванливому князю.

Наконец погодная удача повернулась к Такуану лицом, и сильный ветер выдул стрижей с неба.

Ветер добрался и до спальни гостевого дома, где Такуан гостеприимно распахнул все окна. В комнате поднялся сквозняк: ветер влетал в одни окна и вылетал в другие, запутывался среди соседних зданий и снова залетал в спальню.

Одним таким сильным порывом в комнату забросило свёрнутый в трубочку альбом, который Такуан оставил на подоконнике. За то время, пока альбом лежал на солнце, его листы прогрелись так, что стали потрескивать. Когда же альбом влетел в комнату и ударился о стену, пропитанная удобрениями бумага разломилась и задымила.

Все крестьяне в деревне Кото знали, что из пропитанного удобрениями тростника можно устроить знатную дымовую тучу. Этим средством пользовались, когда нужно было отогнать особенно надоедливую стаю мух или согнать с полей налетевшую саранчу.

Тростника в альбоме было предостаточно, как и удобрений, так что гостевые покои быстро наполнились дымом, который повалил наружу через открытые окна.

Дым заметили дворовые слуги. «Не пожар ли там?» – подумали они и поспешили разбираться. Когда дворовые распахнули двери гостевого дома, они чуть не задохнулись от хлынувшего наружу дыма.

Самый отважный из них обмотал голову тряпкой и сунулся вглубь. Первым делом он споткнулся о ведро, принесённое водоносом. Вода в нём громко плеснула о стенки, и слуга решил: «Вот удача! Будет, чем огонь залить». Он поднял ведро и двинулся дальше.

Чертыхаясь и кашляя, слуга добрался до спальни. Посредине комнаты, шипя и крутясь, догорал оставленный Такуаном альбом. Огня от него было мало, больше дыму. Слуга решил, что одного ведра как раз хватит, чтобы остановить пожар, и с размаху выплеснул воду.

Вода вспыхнула синим пламенем.

Купленные в аптеке зелья соединились с тем, что оставалось от прогоревших удобрений, и выбросили всё упрятанное в них пламя. Комната оказалась в огне.

Огонь этот не мог причинить урона ни деревянным стенам, ни отважному слуге. Он больше светил, чем горел. В монастыре, где Такуан и научился этому рецепту, безвредным огнём пользовались на празднике летнего равноденствия. Но никто из слуг об этом не знал.

Оставшиеся снаружи решили, что их отважный товарищ погиб в огне, и ошалели. Им показалось, что огонь сейчас перекинется на соседние дома и что вскоре замок сгорит дотла целиком со всеми его обитателями.

– Пожар! Пожар! Гостевой дом горит! Сейчас на склады перекинется! – заорали слуги, чем всполошили весь замок.

На складах в замке хранилась провизия – чтобы удовлетворить княжеский аппетит, закупать приходилось немало и впрок.

Крики пошли по всему замку. Донеслись они и до княжеского сада, где чаёвничали Бао Чжу и переодетый в принца Такуан. Князь услышал про склады и взволновался. После своих статуй самым дорогим для него была возможность пяти ежедневных обедов, блюда в которых никогда не повторялись. «Сгорят склады, придётся мне одно и то же есть каждый день!» – подумал Бао Чжу.

Позабыв про дорогого гостя, князь вскочил и помчался к складам – смотреть, удалось ли что спасти.

Этого Такуану и надо было. Он тотчас покинул беседку и направился к статуям. Ловкими движениями он один за другим выковырнул самоцветы, которыми были украшены каменные изваяния. На место драгоценностей Такуан вставил кусочки цветного стекла. Статуй оказалось так много, что на каждую дешёвую стекляшку нашёлся драгоценный камень похожего цвета.

Покончив с грабежом, Такуан отправился к гостевому дому и придал себе испуганный вид.

– Мои вещи! – вскричал он, подбегая к дому. – Что с ними?

К этому времени дым уже развеялся. Исчезло и синее пламя. Но слуги на всякий случай залили гостевые покои водой, крепко вымочив и постели, и ночные принадлежности, и выложенные для гостя праздные книги. Вымокли и дорожные сумки Такуана.

Поддельный принц заглянул в свой багаж и нахмурил брови. Он сказал так:

– Вся моя одежда теперь испорчена! Что это за гостеприимство!

Слуги заторопились извиняться, но ничего не могло успокоить благородный гнев.

– Даже не думай! – крикнул Такуан конюшему, который было попытался заглянуть в сумки. – Если там что и осталось сухого, вам я этого не доверю!

В гостевые покои вошёл и князь. Он убедился, что его припасы пожар не тронул, и потому был совершенно спокоен. Тут князь увидел гнев Такуана и взволновался. Ему вовсе не хотелось прослыть негостеприимным. Со всей учтивостью он предложил компенсацию. Но Такуан оставался непреклонным. Он взвалил свои сумки на плечо и пошёл на конюшню, исполненный негодования и презрения.

Нисколько не меняясь в лице, Такуан взобрался на своего коня и уже из седла сказал князю Бао Чжу:

– Ноги моей у тебя больше не будет, Чжу! Прощай!

Такуан пришпорил коня и ускакал прочь.

Князь Бао Чжу обиделся на такое неучтивое обращение. Он сказал стражникам так:

– Вернётся Баньян этот если, гоните его прочь.

Добравшись до городских улиц, Такуан придержал коня. Торопиться было больше некуда. Остановившись у подворотни, Такуан избавился от мокрых сумок. Теперь при нём оставались только драгоценные камни, которые он вытащил из статуй. Камни эти были не совсем обыкновенными. Каждый из этих камней был зачарован так, что в нём возможно было хранить частичку волшебства. Но Такуан об этом не знал. Для него украденные драгоценности были только лишь удобным товаром. «Помельче топаза будут, – рассуждал он. – Такие камни продать несложно будет».

Довольный тем, как проучил князя, Такуан опять вскочил в седло. Пора было отправляться дальше. За всеми своими проделками Такуан не оставлял надежды найти свою семью. Название торгового обоза было ему известно. Знал он, и как зовут купца, который приглянулся его матери.

Такуан проехал торговые ряды и повернул к городским воротам. Тут сердце его похолодело. У ворот стояли шестеро людей, которые были ему хорошо известны. У каждого из них имелся на Такуана зуб.