Ратиборг находит её уста, крепко целует их, но девушка в ответ так кусает его губу, что на ней выступает багровая капля и мужчина, не ожидая такого сопротивления, отстраняется от неё и, слизнув языком выступившую капельку крови, улыбаясь, словно ничего и не произошло, гладит Йорку по волосам и встаёт:

–Ничего. Время терпит. Долго ждал, подожду ещё.

…Луна освещает уставшую от дневного побоища степь. В её свете тёмными тенями кружатся в небе крылатые вороны- падальщики, созывая братьев на свежее пиршество.

Прибывший уже к окончанию битвы Юкумай вместе со своими людьми проворно добивает оставшихся в живых тургар, всем своим видом показывая и свою якобы причастность к великой победе каюма.

Теймур, проходя вместе с Курдулаем мимо своих людей, сбрасывающих в ров обезглавленные тела, обводит взглядом сотни копий с нанизанными на них головами ещё утром радующихся жизни людей, а теперь украшающих одинокие холмы у самой границы с мёртвой пустошью.

–Это ты хорошо придумал, каюм, – восторгается находчивостью Теймура воин, – с кольями. Как ты мог придумать такое?

–Подсмотрел, как ты нанизываешь куски мяса у меня за обедом.

–Так просто?– удивился Курдулай.

–Учитель говорил: решение любой задачи может лежать на самой поверхности, стоит лишь увидеть его, – просто ответил Теймур.

–Что?– не понял его товарищ и сразу понял, почему Учитель выбрал именно его, Теймура. Только тот мог в обыденном увидеть нечто, только он мог вот так просто, за обычным ужином разглядеть стратегию, приведшую его к победе.

За многие лета, проведённые вместе, Курдулай, как он думал, всё знал о своём друге. Он восхищался его силой, выносливостью, упорством, хладнокровием и во всём хотел походить на него. И Теймур знал это и понимал, что он, не смотря ни на что, был его единственным другом, настоящим и преданным. И только ему было позволено тогда, да и теперь, после захвата власти, называть его во время встреч с глазу на глаз по имени и заходить в его юрту в любое время.

–Хатым?– коротко спросил каюм. – Я видел, как он упал со своего коня, но ни раненым ни мёртвым его не нашли.

–Наверное, удалось удрать в свои горы,– равнодушно пожал плечами Курдулай и продолжил:

–Мы потеряли немногих в этой битве.

–Позаботься об их близких. Они ни в чём не должны нуждаться.

–Твои люди будут помнить это, – слегка наклонил голову воин, – и уважать за то, что ты ценишь их. Но нам надо поторопиться. Наступила ночь и кто знает, что твориться в такое время на этой мёртвой земле?

–Ты прав, нужно увести людей подальше от этого места. А завтра…. Завтра мы отправляемся к сбежавшему от нас Хатыму. Нельзя оставлять его живым, пока он не распространил свою гниль на другие кланы. Он, кажется, находиться южнее всех остальных? Вот по пути навестим и соседей. Мне нужно золото. Много золота, что бы вооружить мою армию.

Палящее солнце раскаляет и без того горячий песок, делая жару ещё более невыносимой.

И работающие у печей рабы с нескрываемой завистью смотрят на тех, кто моет в воде песок.

Между ними прохаживаются полуголые охранники в ярких шароварах, и в таких же остроконечных шапочках. Висящие на их поясах стальные сабли отражают блеск палящего солнца и, кажется, изнывают от жары не меньше, чем их хозяева. Изредка охранники, мечтающие хоть о какой-то прохладе, нехотя кричат и лениво бьют замедливших рабов плётками. Стоящие по колено в воде те просеивают через сита морской песок, оставляя на решётке сверкающую своей чернотой железную руду. Другие же в корзинах несут метеоритный песок к сыродувным печам, расположенным у вершины холмов, стараясь как бы ненароком лишний раз смочить ноги в хоть и не холодной, но всё-таки более приятной, чем дымящийся песок, морской воде.

У печей работают по два человека, один из которых насыпает поверх угля в печь руду и беспрестанно монотонно вымешивает её, а другой как загипнотизированный попеременно давит ногами на опущенные одним концом в печь раздуваемые меха, наполняя её воздухом. Грязные от копоти ручьи пота беспрерывным потоком льются по их измученным от жары и сухости телам.

Корзины с готовым металлом утопающие ногами в песке рабы уносят в кузню.

И там, в единственном затенённом от света месте, раздаются звуки кувалды о железный металл и сверкающие время от времени лезвия бросают солнечные блики.

Под тканым навесом на тонких покрывалах лежит толстый эпиец – Аслан, и тихо стонет, изнывая от неимоверной жары:

–О боги! За что вы наказываете меня, послав на этот унылый берег? Почему одни нежатся в холодных дворцах, а другие вынуждены мучиться на этой проклятой жаре. Эй, ты, – кричит он проходящему мимо рабу, – принеси мне вина! И по-холоднее!

В жаркой кузнице несколько почерневших от жары мужчин куют стальное оружие. Один из них, Немой, высокий мускулистый мужчина неопределённого возраста с длинными, ниже плеч чёрными то ли от природы, то ли от копоти волосами, осторожно выдалбливает на рукоятках мечей замысловатые узоры. В образовавшиеся тонкие канавки мужчина вставляет серебряные нити и аккуратными ударами молоточка накрепко вбивает их. У основания узора, в более глубокие каёмки медленно выливается горячая смола, в которую вкропляются разноцветные камешки. Оценивающе осмотрев готовое оружие со всех сторон, Немой быстро опускает рукоять в чан с холодной водой, наблюдая, как она начинает шипеть и булькать от соприкосновения с горячим металлом. Немного подождав, мужчина насухо вытирает оружие и до блеска натирает его шероховатым куском кожи, смоченным в специальном растворе.

…Там, где кончается степь и начинаются великие горы, раскинулся каменный коган Хатыма. Каменный, потому что жили тургары-хатымийцы не как все кочевники, в юртах, а в выдолбленных на склонах гор жилищах. Ведя аскетический образ жизни, они были настолько замкнутыми людьми, что практически не общались с другими коганами. Однако, выращивая на склонах гор дикий виноград, они единственные производили винный напиток, и поэтому раз в году, на осеннем дишбабе, спускались в низину, где и и меняли свой товар на так необходимые им соль и муку. Будучи жилистыми и крепко сложенными, хатымийцы не прочь были и поучавствовать в состязаниях на силу и ловкость и нередко выходили из них победителями. Да и сам Хатым-баши, несмотря на вполне зрелый возраст, несколько лет подряд не уступал никому другому своё первенство в кулачном бою.

Пока не появился Теймур.

Этот молодой выскочка так бахлялся перед публикой, что хмурый Хатым еле сдерживался, что бы не навалять ему ещё до начала боя. Он уже ясно представлял, как сломает рёбра этому молокососу и согнёт его пополам. Однако, каково же было его удивление, когда этот, как ему казалось, никчёмный парнишка нанёс такой молниеносный и мощный удар в его солнечное сплетение, что он, даже не успев прикрыться, рухнул на вытоптанный песок. Много лет не знающий поражения, Хатым был в мгновение ока повержен соперником в двое младше него.

–Победа, как женщина, – услышал он возглас молодого бойца, – и она отдаётся не всегда. Поэтому надо уметь ею овладевать!

Хатым почувствовал, как из центра живота жгучие струйки боли побежали по всему его телу, достигая, казалось и самой головы. За годы жизни ему приходилось много драться, бить самому и быть побитым, но никогда он не ощущал ничего подобного. Боль была такой, словно чей-то кулак вошёл в его плоть и вырвал её наружу, вытаскивая цепляющуюся за него душу. Занесёнными пеленой глазами, Хатым видел, как соперник красуется перед улюлюкающей толпой и поклялся, что когда-нибудь обязательно отомстит ему за это унижение.

И вот, узнав о смерти старого Каюма и о захвате власти Теймуром, горец понял, что его час настал. Собрав своё небольшое воинство он, вместе с соседними с ним кланами решил дать отпор малолетнему выскочке и уничтожить это зло в самом его зародыше, пока оно не расползлось по всей степи. Однако, попавшись на вражескую уловку, его люди были уничтожены, а он сам вынужден был позорно скрыться и, тайком выкрав вражеского коня, во всю прыть скакать в родные горы, что бы там подготовиться к решающемй битве. Он знал, что Теймур не простит его и обязательно пойдёт следом. Но здесь, среди горных ущелий Хатым сам ловко расставит ловушки и тогда… Но даже мысленно хатымиец старался не думать о том, что будет тогда. Всем известно, что боги не любят хвастунов и, что бы умилостивить их, нужно блюсти скромность и молить их о помощи. Чем и занялись хатымийские женщины, а оставшиеся в жывых мужчины стали готовиться к встрече с армией Теймура. И поэтому по всей долине, от затерявшейся на горизонте степи и до начинающихся гор лазутчики день и ночь прятались в ветвях деревьев и кустарниках, высматривая врага.