Пытаясь догнать её, Ратибор бросается бежать следом:

–Эй! Где ты? Ночью в лесу опасно одному!

Услышав приближающиеся шаги, Йорка замирает в кустах, прислушиваясь к шороху ног идущего за ней незнакомца.

Осторожно отодвигая от лица упругие ветки, Ратибор тихо идёт по лесу, стараясь уловить хоть какое-то движение. Но, так ничего и не услышав, он останаливается как раз у тех кустов, за которыми, со всей силы зажав свой рот ни жива ни мертва притаилась Йорка. Понимая, что в такой темноте идти дальше в лес нет никакого смысла, молодой охотник останавливается:

–Ну, как знаешь! Просить не буду! – напоследок оглянувшись вокруг ещё раз, Ратибор поворачивает обратно к реке, где уже мелькают факелы и раздаются крики разбуженных шумом людей.

Грозные крики и звон металла заставили мирно спящих тургар покинуть тёплые кровати и, громко зевая, выйти из юрт:

–Что за шум?

–Случилось чего?

–Эх, такой сон был! Жаль, не дали досмотреть.

–Только уснул, а тут опять, – недовольно бурчали они, вяло семеня к юрте каюма и удивлённо замолкали, увидев у её входа вооружённых ратников.

–Касым, ты что?– узнав в одном из воинов своего сына, одна из женщин вышла к нему из толпы, но тот отточенным движением рук направил копьё в сторону матери и та, недоумённо остановившись, спросила:

–Ты чего это? Мать не признал?

Ничего не ответив, Касым принял первоначальную стойку и, так и не дождавшись ответа, женщина, с опаской оглядываясь в его сторону, вернулась в толпу, покосив глазами на стоящего рядом высокого ссутуленного старца – отца Хайны.

Молодая девушка, ещё не совсем пришедшая в себя после утренней встречи с Теймуром, с любопытством вытянула шею и тут же спряталась за спину отца, увидев выходящего из юрты сына каюма.

«Э-эх, не к добру это»,– горько подумала она и покачала головой.

Вернувшись из степи, заплаканная девушка не смогла утаить от отца правду и всё ему рассказала. И он был так зол на молодого тургара, так гневно ругался и кричал в его адрес, что на мгновенье Хайна даже пожалела, что не смогла придержать язык. Зная его суровый нрав, девушка забоялась, как бы он не вызвал Теймура на бойбаши. Но, узнав, что тот собирается к каюму, успокоилась: «Старый каюм мудр. Он примет правильное решение», – подумала девушка.

Однако сейчас её сердечко тревожно ныло, предчувствуя что-то нехорошее.

–Наш каюм умер, – расправив грудь, просто сказал Теймур и оглядел всех высокомерным взглядом.

Огорчённо переглядываясь, толпа тихо зашепталась:

–Умер.

–Скоро как -то.

–Болел сильно.

–Теперь – то что?

От толпы отсоединился один из старейшин и, сделав шаг вперёд, заискивающе улыбаясь, обратился Теймуру, одновременно поворачиваясь и к своему народу:

–Надо бы выборы…

Но его дребезжащий голос тут же утонул в, казалось бы, простом, но сазанном в отнюдь не дружелюбном вопросе юноши:

–Ты что-то сказал, старик?

И тот, от греха подальше, поспешил вернуться в глубь толпы, виновато разведя руками в ответ на направленные на него укоризненные взгляды соплеменников.

–Их не будет, – довольно тихо, но настолько зловеще продолжил Теймур, что его слова были чётко услышаны в самом последнем ряду притихших людей.

–Как не будет? Как это? – зашумела толпа. – Как же без каюма? И что теперь?

–Ты не можешь нам указывать!– раздался низкий голос и отец Хайны, младший Старейшина, расталкивая толпу, вышел вперёд, – ты не наш каюм, – смело посмотрев в глаза юноше, начал он.

«Этот может быть опасным», – решил Теймур и, посмотрев в сторону спрятавшейся за мать Хайны, подумал: «Растрепала таки, дура. Ну, ты ещё пожалеешь…», – и указал на посмевшего перечить ему мужчину взглядом одному из своих воинов, который тут же вышел вперёд и направился к старейшине.

–И все прекрасно знают, что твой отец … – продолжал в это время говорить тот, но точный удар закруглённого меча был настолько внезапным, что, так и не успев сообразить, что же произошло, его недоговорённые слова эхом зависли в воздухе.

–А-ах-х, – выдохнула отпрянувшая назад толпа, увидев, как окровавленная голова, расставшись с телом и брызжа во все стороны кровью, покатилась по серой пыли, остановилась у ног Теймура, и уставилась на него широко раскрытыми, остекленевшими глазами.

–Отец!– в ужасе закричала Хайна и бросилась к обезглавленному родителю.

Не обращая никакого внимания на её вопль, юноша поставил одну ногу на голову пытавшегося возразить ему человека и, обведя взглядом замолкнувшую толпу, остановил его на рыдающей над мёртвым телом девушке.

–Увести её в юрту, – кивнул он на плачущую красавицу и, наклонясь к ней, тихо прошептал:

–Отпразднуем моё назначение, – а затем обратился к не смеющим возразить ему тургарам:

–Ну? Кто-то ещё будет против моего единогласного избрания?

И, к его великому удовлетворению, все молча переглянулись и отрицательно закачали головами.

–Что ж, – самодовольно поджал губы новый каюм, – тогда вот мой первый указ. Все молодые люди старше четырнадцати лет с завтрашнего дня поступают ко мне на службу и начинают усиленно тренироваться под присмотром своим командиров. Остальные занимаются, как и прежде, своими делами. Пока я не решу что-то ещё, – и, отшвырнув ногой голову, обратился к Курдулаю, – повесьте его на самом видном месте. Да, и ещё, – повернулся мужчина к своим теперь уже подданным, – если кто из вас вдруг решит удрать, того ждёт участь пострашнее этого. – кивнул он в сторону окровавленного трупа и, наслаждаясь видом возникшего трепета в перемешку с ужасом и покорностью в глазах людей, добавил:

–Надеюсь, всем всё теперь ясно?

И в это самое мгновение тургары клана степных волков смиренно поняли: в эту ночь в степь пришла госпожа Смерть.

…Только-только забрезжил розовый рассвет и солнечные лучи умылись в утренней росе, а славличи уже группами разбрелись по лесу.

–Йорка! Дочка! Ау! – раскатистым эхом улетали слова в лесную чащу и терялись в кронах её деревьев.

Вот здесь, точно, ступала её нога, трава сильно примята, а здесь светлый локон смешался с зелёной колючкой. Там, на влажной земле, чётко отпечатался след маленькой женской ноги и берёзовая ветка повисла на тонкой ворсинке.

–Не бойся! Никто не обидит тебя! Дочка!

Отчаявшийся отец в гневе бежит к качающимся на якорях кораблям и врезается в толпу стоящих на берегу людей:

–Люди! Други! Да что же это! Украли! Девку украли!

И только тут видит мёртвое тело чёрного раба на рыжем от спёкшейся за ночь крови, песке и склонившегося над ним Торвальда

–Ты! – поворачивается купец к славличу и многозначительно вытягивает в его сторону руку. – Ты убил его!

Уверенность, с которой были сказаны эти слова, была настолько впечатляющей, что никто из собравшихся вокруг людей не сомневался в её правоте и все дружно повернули головы в сторону опешившего от этих слов Мудрояра.

–Я?– тут же остановившись, переспросил тот, не веря своим ушам.

–Ты! Ты! А если не ты, то твои люди. Видели, как вчера твой человек покупал этот нож. А теперь он в шее моего раба. Кто заплатит мне за испорченный товар? Ты?– обратился купец к одному из присутствующих и тот, отрицательно покачав головой, поспешил отойти в сторону.

–Или, может быть, ты, – взяв за грудки трюхлявенького старца, Торвальд тихонько тряханул его. – Кто вернёт моего убитого раба?

Всё ещё пытаясь понять смысл брошенных в его сторону обвинений, Мудрояр искал нужные слова, но настырно лезущие в голову мысли о дочери затуманили его разум. Однако, подбежавший Петро быстро что-то нашептал ему на ухо и прежний Мудрояр перешёл в наступление:

–Многие так же видели, как этот самый нож у моего собрата нагло стащили, – схватив за широкие полы халата, резко одёрнул он Купца, и, повернув к себе, крикнул ему в самое лицо:

–Да и какое мне дело до твоего черномазого? А вот ты девку украл! Люди! – резко отпустив его, обратился он к собравшимся. – Он дочь мою украл!