Наслаждаясь нахлынувшими воспоминаниями, Мудрояр не заметил, как глаза его сонно закрылись, а голова бессильно опустилась на грудь.

Йорка сладко улыбнулась во сне и перевернулась на другой бок, спиной к лесу. И счастлива она была от того, что снился ей родной дом с полыхающим огнём в печи и грустно напевающая мама, расчёсывающая пушистые волосы совсем ещё маленькой Йорке:

–Расти волос, как в поле колос, ветром очищайся, дождём омывайся, да солнцем укрепляйся.

Опустив голову на грудь, тихо дремлет и Мудрояр, склонившись над распускающимися огненными цветами, тянущими лепестки в сторону дремлющего мужчины. Ползущие по обуглившимся головешкам языки пламени медленно угасают, окатывая уставшего за день старейшину волнами ласкового тепла и наполняя его приятной дремотой.

А далеко внизу, там, где песчанный берег заигрывает с нахлынувшей на него волной, в полном одиночестве виднеется тёмная фигура Ратибора. Весь день он провёл в поисках прекрасной незнакомки в белой шапочке с красным шнурком. Но всё напрасно. Да и была ли она? Или это просто игра воображения от дикой жары, изнуряющей всех на этом берегу?

Скинув одежду, мужчина уверенно входит в реку и, сверкнув упругими ягодицами, ныряет с головойв тёплую воду.

Один, два, три, четыре…. Десять… двенадцать.

Длинный пучок волос на разрисованной голове, разбрызгивая прозрачные капли, вылетает из речной глади и мощные руки, загребая волны, размашистым брасом плывут к берегу.

Нырок.

Ещё и ещё.

И вот уже атлетическая фигура, которой позавидуют сами боги, уверенно выходит из воды, садится на берег и пристально смотрит вдаль на бесконечную гладь Великой реки, уходящей далеко за горизонт.

«И что ж за день-то сегодня такой? – со злостью отшвыривает он ползущего к нему по земле рака. – Не успел отойти, как стырили. Отродясь такого не было. Эх, жалко… Хороший был… Фригийской стали, узором отделанный. Десять шкур в прошлогодний базар отдал за него! И вот, спёрли. Узнать бы, кто, уши бы отодрал! И эта ещё… И что за наваждение? Ведь точно, девка была. А потом, словно в воду канула. А, может, и не было никого? Подшутили боги, посмеялись? Да нет, точно была…»

Назойливые мысли Ратибора прерывает приближающееся фальшивое пение Кантимира:

–Э-эй! Э-гей! Песни пой веселей!

Чарку полну наливай!

В губы крепче лобызай!

Медленно приближаясь, иирк, скаля ровные зубы, тяжело плюхается спиной на песок и, подложив руки под голову, начинает тихо ругаться:

–Вот ты послушай, гад же какой! Ведь прошлым базаром обещал? Обещал! А теперь чего? И как вот тут верить? А? Вот скажи, как? А я -то ему медведя… Во, – разводит он в воздухе руками. – Во какого! Поимал. На цепи притащил, а он…

–Ну допустим. – прервал его Ратибор. – не медведь это был, а медвежёнок.

–Да разве ж в том дело? Вырастит, всё одно медведем будет. А ты чего это? Сидишь тут один…

Ничего не отвечая, Ратибор со всего маху бросил в реку пригоршню мелких камешком и те, тяжело плюхаясь в воду, быстро пошли ко дну, разводя по поверхности ровные круги.

–По Кайре сохнешь?– похлопав друга по спине делает вывод Кантимир. – Видел, видел, как ты подарок выбирал. Вот ты мне скажи, что за баба! Огонь, а не баба! Как посмотрит, искры из галаз так и …

Представив взгляд знойной красавицы, молодой иирк, мечтательно вздохнув, расплылся в улыбке. Но, тут же спохватившись, бросил быстрый взгляд в сторону друга, и успокоился увидел его озабоченное лицо:

–Случилось чего?– участливо спросил он.

–Знаешь ли, видел девицу утром, – вздохнул Ратибор и кинул в реку плоский камешек, наблюдая, как тот несколько раз пропрыгав по водной глади, оставил на ней расходящиеся круги, а затем медленно опустился на дно.

–Здесь? Девицу?– удивился Кантимир и, посмотрев на утвердительно кивающего друга, засмеялся:

–Нашёл причину воду мутить. Найди, забери, увези. Или мы не сыны воинов?

–Да то-то и дело, – печально вздохнул иирк, – весь день искал. Как в воду канула. Вот и не пойму, померещилась, али нет.

–А коли померещилось, забудь. Тебя вон какая баба ждёт! А ты сидишь тут, словно дитя малое причитаешь. Наши увидят, засмеют.

Оскорблённый речами друга, Ратибор резко подскочил и, схватив лежащий на мокром песке широкий кинжал, направил его в сторону иирка:

– Слышь, ты!

Примирительно подняв руки, Кантимир добродушно усмехнулся:

–Да ладно, ладно, сиди. Пошёл я, – отряхиваясь от песка, он медленно встал и, оглядев голую фигуру друга, добавил:

–Ты бы штаны хоть надел, вояка, – и, демонстративно развернувшись, пошёл в сторону пылающих далеко в темноте тусклых огоньков на ходу бросив через плечо:

–И слово – то нельзя сказать. А ножичек-то того, славлича. Вернул бы.

Обескураженно опустив оружие, Ратибор, стараясь затушить возникающую внутри него на самого себя злобу, пожал плечами: «Чего это я? Ведь он помочь вроде как хотел».

–Не томись моё сердечко, – расхлябанно затянул уходящий в темноту Кантимир:

–Что я девушку люблю.

Черноглазу, черноброву

Я в свой терем отведу.

Ты ласкай меня, родная,

Мою душу согревай.

Коли любишь, не погубишь,

От себя не отпускай.

Усмехаясь фальшивому пению друга, Ратибор с наслаждением потянулся, быстро надел штаны, куртку, пояс с ножнами и, разминая плечи, пошёл по берегу, разгоняя набежавшие в голову думы о таинственной незнакомке: «А, может, действительно, ну её? Чего за призраком бегать, если живые телеса рядом ходят? Выбирай, какую хочешь, а хочешь, так сразу двух.… Или трёх… да даже выбирать не надо, сами припрыгают».

Так и ступая тихо по мокрому песку наедине со своими мыслями, иирк не увидел, как от одного из кораблей тихо отплыла шлюпка и направилась к берегу в сторону отдалённого от других угасающего костра.

…Тени от почти потухших углей красным блеском полыхают на лице Мудрояра.

Опираясь о толстую палку, он громко сопит. Так, что его слышат прячущиеся за деревьями люди. Быстрыми перебежками они ближе и ближе чёрными демонами приближаются к спящим славличам. Их тёмная кожа почти сливается с окружающей темнотой и только предательски белые белки глаз выдают их присутствие.

По-кошачьи быстро и ловко чернокожий раб появляется рядом со спящей Йоркой и оглядывается в сторону деревьев.

Стоящий там Надзиратель делает ему еле заметный знак и тот, зажав ладонью девушке рот, тащит её в кусты.

Тут же проснувшаяся Йорка замирает от вида смотрящих на неё белков глаз с красными прожилками. И даже если бы сейчас её отпустили, ужас настолько сковал её члены и челюсти, что она бы всё равно не смогла закричать или, тем более, убежать.

В кустах обмякшую от испуга девушку запутывают верёвкой, вставляют в рот кляп и несут к стоящей у берега лодке. И тут она понимает весь смысл ситуации и начинает отчаянно сопротивляться, дёргаясь всем своим телом из стороны в сторону.

Неожиданно несущие девушку руки, словно устав от борьбы, бросают её на песок. Краем глаза Йорка видит, как появившийся ниоткуда исполин с хвостом на голове расшвыривает её похитителей.

Р-раз! И один из них, схватившись за располосованный живот, из которого вываливаются тошнотворнопахнущие внутренности, отлетает в сторону прямо в воду.

Два! И ещё один, спотыкаясь, без оглядки удирает прочь в сторону качающейся на волнах лодки…

Не ожидая окончания схватки, девушка быстро освобождается от верёвок и бросается бежать, на ходу вытаскивая кляп и оглядываясь на дерущихся, замечая, как мощная фигура незнакомца точными ударами разбрасывает нападающих на него людей в разные стороны.

Один повержен, второй бежит прочь.

Свист летящего кинжала….

И через мгновенье пытающийся убежать человек падает, заливая песок кровью из пробитого горла, а исполин поворачивается в сторону убегающей Йорки:

–Эй! Постой! Не бойся меня!– разрезает мёртвую тишину низкий голос.

Но девушка, быстро обернувшись на его клич, уже скрывается в темноте спящего леса.