Она остановилась в первом же городе, который приглянулся ей с высоты. Им оказалась Каера – небольшой городок на юге их королевства. Чистый и аккуратный, он тоже был сложен из башен. Однако в Каере, судя по всему, было не принято меряться высотой их шпилей – все они были примерно одной длины. А вот форма отличалась: нашлись и квадратные, и круглые, и многогранные, и даже конусообразные, на любой вкус. Часть из них была увенчана шаром («Кугелем», – уточнила невидимая Анн-Софи), часть – флагштоком или даже небольшой скульптурой.

Эсме пришла в парк, который со всех сторон, словно обступившие поляну столетние деревья, окружали башенки. Села на дальнюю скамью и, расчесав волосы пальцами, начала их плести.

В каждой семье шанари существовал свой особый – родовой – способ плетения кос, по которому их можно было легко отличить друг от друга. Не зная своих корней, Эсме плела простую косу из трех прядей, чтобы собрать лунную росу для чар, а в остальное время ходила с распущенными волосами.

Придать себе благообразный вид с помощью магии луноплетам несложно. Эсме сплела полотно из потоков лунного света и придала своему облачению новую форму. Она использовала руки и… воображение, в котором никогда не знала недостатка. Простое платье послушницы сменилось изящным нарядом из тонкой, струящейся ткани. Ботиночки перестали выглядеть так, будто их обладательница прошла пешком всю пустыню Харрана.

Эсме удовлетворенно кивнула. Сейчас она меньше всего походила на сбежавшую из Лунных Садов послушницу. От прилива лунной энергии улучшилось настроение. О том, что делать, когда придет день, Эсме решила подумать позже. Когда он настанет.

Она вышла на главную аллею парка – широкую, выложенную по бокам декоративными камнями, искрящимися в лунном свете. Навстречу ей шла увлеченная беседой пара: худой и высокий – на полторы головы выше девушки – мелвайн в скромном белом одеянии и красивая хэсска в облегающем длинном платье. Они перешептывались и улыбались, обмениваясь взглядами, которые выдавали в них влюбленных. Девушка рассмеялась, и…

Каера исчезла.

В голове возник образ красивой женщины с книгой на коленях. Эсме попыталась удержать его в памяти, заглянуть в чернильные строчки, но мимолетное видение исчезло. Казалось, она пришла в себя с первым же взмахом ресниц. Проходя мимо застывшей посреди парка юной шанари, хэсска приветливо ей улыбнулась. Эсме проводила пару долгим, пристальным взглядом.

Ускользнувшие из памяти осколки видений, океан, незнакомая женщина с таинственной книгой… Что все это означает? И почему… она?

Всю ночь Эсме бесцельно бродила по выложенным белоснежной плиткой улочкам, с интересом разглядывая стройные башенки, или болтала босыми ногами в пруду, ловя на себе взгляды гуляющих в парке. Кружа по площади, с любопытством прислушивалась к разговорам горожан. Впервые за долгое время она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Шутка ли – исполнить давнюю мечту, стать настоящей улмари, лунной скиталицей! И даже происходящие с ней странности не могли омрачить ее восторг.

Но это удалось идущей по ее пятам тени.

Какое-то время Эсме убеждала себя, что ей лишь почудилось. Когда перестала верить собственным словам, а блуждающая по городу тень настойчиво отказалась признавать свое… несуществование, новоявленная лунная скиталица сменила тактику. «Она просто наблюдает. Хотела бы причинить вред – давно бы уже причинила».

Странно, но это немного помогло. Никто не мог испортить момент, когда Эсме вовсю погрузилась в свою новую жизнь вольной птицы.

Восхитительное ощущение свободы ушло вместе с ночью. Магия исчезла без следа, а дневать по-прежнему было негде. Улицы постепенно пустели. Жители Каеры спешили разойтись по своим домам: скрыться от палящего Солнца и отдохнуть перед следующей ночью.

С рассветом Эсме вернулась в парк за узорчатой оградой. Когда Солнце поднялось высоко над землей, она осталась там совсем одна. Вынула ноги из прохладной воды, милостиво позволяя Солнцу обсушить их – хоть какая-то от него польза. Натянула ботиночки. Прежде подлатанные с помощью луноплетения, с приходом утра они стремительно расставались с подошвой. Знать бы раньше, что предстоит побег, Эсме выменяла бы на что-нибудь новые ботинки.

После недолгих поисков она нашла укромный уголок под открытым небом, где за аккуратно подстриженными кустами редкие дневные прохожие вряд ли бы разглядели свернувшуюся комочком худую фигурку. Юркнула туда.

Спать на сырой земле оказалось не так романтично, как Эсме себе представляла. Острые камни впивались в тело, норовя порвать единственное платье. Запах земли бил в нос, Солнце слепило – даже опущенные веки были ему не помехой. Эсме вздрогнула, когда нахальный жучок решил пробежаться по ее руке. Но она не спала больше суток и обессилела настолько, что, несмотря на все неудобства, сама не заметила, как задремала.

Сквозь уютную пелену сна просочился женский голос.

– Надо же! И кто это у нас здесь?

Легко узнаваемый голос – с характерным рыком, низкий и глухой, будто доносящийся из глубокой бочки. Голос вулгреты.

«Стража!»

Казалось, Эсме вскинула голову прежде, чем открыла глаза. Ойкнула – отлежала руку и теперь почти ее не ощущала. Онемение быстро сменилось неприятным покалыванием, а страх, что ее поймали, озадаченностью.

Обладательницей низкого хрипловатого голоса и впрямь оказалась вулгрета. Вот только наряд на ней был простой и слишком уж отличался от черной брони стражей.

Не красота была главным достоинством псиц (по крайней мере, на взгляд многих людей – особенно изящных шанари и модников-хэссов). Сила. Вот и незнакомку, что склонилась над Эсме, трудно было назвать писаной красавицей. Крупноватая фигура с хорошо развитыми мышцами, широкие плечи, покрывшая тело темно-коричневая шерсть. Но морда псицы с прильнувшими к голове короткими ушами была доброй и по-своему симпатичной, а ярко-голубые глаза смотрели с участием.

– Так, – протянула вулгрета, – маленькая бродяжка!

Эсме вздохнула – когда тебя застали спящей в кустах, с подобным определением поспорить трудно. И все же…

– Не маленькая, – буркнула она, неуклюже пытаясь подняться с земли. – Мне уже шестнадцать.

Псица взяла Эсме за запястье и одним рывком подняла на ноги. Голова закружилась, перед глазами замелькали яркие образы. Как и прежде, они казались цветными хрусталиками из калейдоскопа, хоть пока и не складывались в единую картину.

«Только не это! – запаниковала Эсме. – Только не сейчас!»

Показалось, в прозрачном воздухе парка мелькнула эфемерная змейка, едва заметная на фоне неба. Эсме крепко зажмурилась. Когда она открыла глаза, дымка уже растаяла… если она когда-то существовала.

– Значит, не отрицаешь, что бродяжка? – Псица улыбнулась так искренне, что обижаться расхотелось.

– Улмари, – поправила она.

– И как тебя зовут, милая улмари? Я – Хема.

– Эсме.

Она тут же отругала себя за доверчивость – ну кто, находясь в бегах, говорит свое настоящее имя? Но вулгрете с ее добрыми глазами почему-то отчаянно не хотелось лгать.

За спиной псицы стоял роскошный мольберт из светлого дерева. Заметив взгляд Эсме, Хема неожиданно смутилась.

– Я рисую… иногда. Прихожу в парк или к озеру днем, когда никого нет.

– Здорово, – искренне восхитилась Эсме, в очередной раз пожалев, что не обладает никаким художественным талантом.

Морда Хемы просияла. Среди вулгретов творческие профессии не поощрялись, ведь люди-псы, прежде всего, славились выносливостью и недюжинной силой. Даже среди кузнецов (казалось бы, представителей мужской профессии) нередко попадались вулгреты. А вот о псицах-художницах прежде слышать Эсме не приходилось.

– А где ваши краски? – заинтересовалась она, взглянув по сторонам.

– Я предпочитаю лунные обычным, – улыбнулась Хема.

– Но сейчас же еще день…

Псица сняла с пояса бархатный мешочек. Развязав тесьму, выудила сверкающую лунную каплю – ярко-голубую, как ее глаза.