Скепсис Таисии можно было понять. В разные годы своего детства Эсме осваивала мастерство рисования лунными красками, пыталась петь и играть на воздушной арфе (чтобы в будущем выступать в самом дворце). Увы, как оказалось, никакими творческими талантами она не обладала. Однако не переставала искать то, что внесет яркие краски в ее скучную приютскую жизнь, которая плавно перетекла в жизнь храмовой послушницы.

– На этот раз я настроена серьезно, – заверила Эсме. – Я буду охотиться на монстров и приносить их головы заказчикам, добывать священные реликвии и редкие артефакты! – Задумчиво потерев кончик носа, она добавила: – И, разумеется, лихо сражаться на мечах. Хотя нет… Лучше в совершенстве овладею магией.

В конце концов, Эсме уже сделала несколько шагов навстречу своей мечте. Пусть даже эти шаги и были неуклюжими, словно у маленького ребенка. Кто ничего не делает, тому не подают лунный сидр в серебряных кубках, верно?

Таисия вздохнула, расчесывая волосы пальцами, словно костяным гребнем. Зачем-то оправила скучно-серое платье послушницы. Эсме упрямо звала этот цвет меланжем – так звучало красивее и мелодичнее. Она проследила за движением подруги с легким отголоском зависти и недоумения. Как Таисии удавалось всегда выглядеть так опрятно? На платье – ни единой складочки, а ведь эта ткань очень капризна и легко мнется. Что, к слову, хорошо видно по Эсме. Ее юбку будто пожевал и выплюнул драдбад, создание еще более дикое и кровожадное, нежели быстроногие скакуны-функури.

– Мне кажется, ты перечитала книг. В реальной жизни такого не бывает. – После недолгих раздумий Таисия хмуро добавила: – Хотя кто знает, как там на самом деле, в этой реальной жизни.

Никто из послушниц толком не знал. За пределы храма они выбирались редко – в основном, по поручениям жриц, которые в большинстве своем были очень нетерпеливы и задержек не любили. Это лишало Эсме шанса вдоволь нагуляться по Фаграсу. Потому неудивительно, что при всей любви к новым впечатлениям она никогда не выбиралась дальше родного города и его окрестностей.

Картами, формирующими мир за пределами Фаграса, для Эсме были книги. А еще – долгие, обстоятельные разговоры с паломниками. Вот и вчерашний рассказ Руфуса о жизни на острове настолько ее взбудоражил, что она за весь день едва сомкнула глаз. А уж монотонная работа на кухне была просто предназначена для фантазий о лучшей жизни. Ими она и хотела поделиться с Таисией. Жаль только, та не прониклась.

Эсме часто казалось, что она по какой-то неведомой ошибке очутилась совсем не там, где должна была очутиться по воле Луны. В раннем детстве она постоянно подгоняла время, мечтая о том дне, когда будет готова покинуть приют при Храме Луны. Но уже в двенадцать ее, как и других приютских, отдали в послушницы. Их готовили к судьбе лунных жриц… Вот только Эсме всегда манила свободная жизнь вне храмовых стен. Жизнь скиталицы под луной – настоящей, истинной улмари.

И все же мечтать – не значит действовать. Сколько раз она представляла, как взмывает ввысь верхом на алне и улетает за пределы острова, но каждый раз это оставалось лишь видением, фантазией, грезой. Каждый раз находилось что-то, способное ей помешать. Некие силы, кандалами удерживающие ее на месте в прекрасных Лунных Садах.

Да, здесь была крыша над головой, а там ее крышей будет только небо. Но эта мысль казалась ей даже соблазнительной… Однако очарованную идеей увидеть новые города, страны и континенты, Эсме останавливало понимание: в незнакомых землях, куда она собиралась отправиться в роли профессиональной искательницы приключений, может быть слишком опасно. Порой она жалела, что была худой, невысокой и почти беззащитной девчонкой. Впрочем, недолго. Если жалеть себя из-за каждой неприятности, за вечными страданиями можно пропустить, как в жизни появится что-то прекрасное.

Но было и еще кое-что. Ей очень не хотелось оставлять Таисию. Если Эсме уйдет, у нее никого не останется. А Таисия была для нее даже больше, чем просто подругой. Она была той, кто выстлал ей путь к магии и… Луне.

Несколько лет назад, блуждая по приюту, Эсме услышала тихий плач. Вскоре она обнаружила его источник. Застывшая посреди коридора малышка прижимала к себе потрепанного игрушечного драдбада с оторванной конечностью. Судя по еще не высохшим слезам на ее щеках, беда стряслась совсем недавно.

Эсме всего лишь хотела помочь плачущей малышке. Будто вдохновленная этим отчаянным желанием, она с изумлением увидела, как преображается заливающий ярус башни лунный свет. Он оказался соткан из серебристо-лазуревых искорок – Луна в ту ночь была тонким полупрозрачным серпом. Эсме не впервые, неосознанно или намеренно, призывала богиню на помощь, но впервые та откликнулась на ее зов. И каким бы пустячным ни казался повод… решать было Луне.

Лунная роса рассеяна по всему Подлунью, но чтобы впервые увидеть искры магии, собрать их и сплести из них чары, нужно получить благословение от самой богини. Никто не мог сказать, когда именно это случится. Бывало, что не случалось никогда.

Эсме не испугалась, не растерялась, даже когда рассеянная в ночном воздухе пыльца прильнула к пальцам. Впервые в своей жизни она касалась лунной росы. К счастью, затесавшаяся среди хэссок шанари Сарита о многом ей рассказала. Благодаря жрице Эсме знала, что такое луноплетение. Пусть и в самых общих чертах.

Пальцами, объятыми лунным сиянием, она прикоснулась к прорехе на месте оторванной лапы драдбада, а затем – и к ней самой. Сделала первый стежок, повисший в воздухе полупрозрачным серебристо-лазуревым шлейфом. Малышка перестала плакать и заворожено уставилась на нее. Второй стежок, третий, четвертый. Кривые и неумелые, они все же сшили порванную игрушку. Наутро, разумеется, лунные нити исчезли, но к тому времени Эсме успела найти у жриц обычные и, увы, куда более долговечные.

Шмыгая покрасневшим носом, малышка представилась тихо, но деловито: «Таисия».

В шитье лунными нитями Эсме так и не преуспела – не хватило ни усидчивости, ни особого таланта, ни грамотного наставника. Зато обрела самую лучшую в мире подругу.

– Ну хорошо, если тебе не нравится профессия искательницы приключений…

– Потому что это не профессия.

– …тогда я стану паломником.

Таисия покачала головой.

– Не понимаю тебя, Эсме. Здесь хорошо, у нас всегда есть мягкая постель и крыша над головой. Люди нас уважают, видят в нас верных, старательных последовательниц Луны и ее будущих жриц…

Таисия была на год младше Эсме, но порой казалась куда взрослей. Не только внешне, из-за удлиненного лица с острым подбородком, из-за умиротворяющего спокойствия и ума, что светился в глазах. В ней была та же рассудительность старших, которую Эсме наблюдала в лунных жрицах. Каталина, разумеется, не в счет. Та умела лишь говорить повелительным тоном и хлестать голосом, словно розгами – столь же резко и столь же болезненно.

– Ничего не меняется, Тай… Здесь никогда ничего не меняется! Я ведь не могу жить за других, не могу жить чужими воспоминаниями! Мне нужны мои собственные, понимаешь?

Таисия молча смотрела на Эсме своими зелеными глазами. При всей своей рассудительности, она, кажется, не понимала.

В комнате Эсме не сиделось, особенно после разговора с подругой, который только раздосадовал ее. А потому она бродила по гулким залам храма, сквозь высокие, от пола до потолка, окна разглядывая Лунные Сады. Выскользнув из Зала полной Луны, тихая, словно мышь, Эсме направилась в Зал полумесяца.

Каждая фаза Луны имела для жителей Подлунья большое значение, но полнолуние, пожалуй, влияло на жизнь людей сильнее всего. Однако главным символом послушниц Храма Луны был именно полумесяц – новорожденная Луна, что благоволила юным созданиям, только вставшим на путь учения. Каждый закат послушницы проводили за молитвами и воззваниями к Луне, чтобы очистить свой разум и открыть его еще неизведанному.

Один из залов, к ее удивлению, оказался заперт. Висящая на нем табличка гласила «На реставрацию». Эсме подозрительно сощурилась. Лунные Сады и храм в их сердцевине находились в ведении королевского ордена Паттара и существовали на средства самого короля. А значит, жрицы могли позволить себе вызвать камнеплава прямиком из королевского замка. Лучшему из них хватило бы и дня, чтобы отстроить небольшую хижину, а уж отреставрировать одну комнату – и подавно.