— Но…

— Только сделаешь хуже.

Что же мы, просто так им сдадимся⁈

Из общей своры вперед к нам вышел главарь. Всадник был словно воплощение самого мрака. Его фигура была нечеткой, расплывчатой, словно тень, брошенная на закатном солнце. Он сидел на коне, который тоже казался выкованным из темноты, только его глаза горели красным пламенем.

Всадник был лишен лица, только черная дыра на месте глаз светилась нечеловеческим огнем. От него исходил холод, пронизывающий до костей, и запах гниющих листьев, смешанный с горьковатым ароматом чего-то ядовитого.

Он был безмолвным, но в фигуре чувствовалась непоколебимая сила и угроза. Он не был человеком, а нечто иным, порождением тьмы, и в его безмолвной ярости читалось стремление уничтожить все живое на своем пути.

Гончий разглядывал меня с любопытством, видимо пытаясь понять, кто я такой.

— Отдайте ее, — прозвучал шепот, не человеческий, а пронизывающий до костей голос, который казался пропитан мраком. — Мы пришли за нею.

Главарь кивнул на Лариель.

Это конечно же была не просьба. Всадник мог без труда забрать девушку и без лишних слов. Но он давал мне шанс уйти, не вмешиваясь в их дела.

Но нет, позорно бежать я не собираюсь.

— Нет, — с вызовом ответил я, глядя на всадника. — Ее ты не получишь!

Он задумчиво посмотрел на меня, словно пытаясь понять, откуда я взялся такой наглый.

— Глупец… — задумчиво произнес всадник, взмахнул рукой, облаченной в черную перчатку.

В следующую секунду нас окутала черная волна магии. Она была удушливой и едкой, проникающей под кожу. Первой закричала Лариель, потом и я не смог сдержать крика. Короткое заклятие блока не помогло — оно рассыпалось об этот невидимый конструкт. Напасть на всадника тоже не получилось — все тело сковало.

Потом и вовсе перед глазами начали плясать кровавые всполохи.

— У тебя был шанс уйти, — пробасил всадник. В его голосе чувствовалась насмешка. — Но ты им не воспользовался. За что и поплатишься. Ты будешь сожалеть, что не ушел.

Сквозь красное марево я почувствовал, как крепкие руки поднимают меня, словно мешок и закидывают на седло. Потом точный удар обухом меха по темечку — и темнота…

Голова гудела, словно в нее колотили молотом. Я открыл глаза, ослепленный ярким солнцем, и попытался подняться, но тяжесть не позволяла сдвинуться. Тогда я увидел их — двоих мускулистых мужчин в темных плащах, они снимали меня с коня, который беспокойно брыкался и ржал. Гончие. Все те же головы без лиц. Но эти ребята были точно не из той пятерки, которая охотилась на нас.

Где я? Голова кружилась, а горло пересохло.

Меня стянули вниз, поставили на ноги. Я осмотрелся. Нас с Лариель привезли в какую-то деревню. Весьма странную деревню. Дома были выстроены из черного камня, а крыши покрыты острыми шипами. Вместо окон в стенах были узкие щели. Повсюду висели странные деревянные механизмы, состоящие из вращающихся шестеренок и рычагов. Воздух был пропитан странным запахом машинного масла и гниющей плоти.

— Что это за место? — прошептал я, особо не надеясь, что мне ответят.

— Серый Угол, — сказал один из гончих. — То место, где вы умрете.

— Не слишком то приветливо, — пробурчал я.

И тут же получил крепкий удар в живот.

— Александр! — это была Лариель.

— Все в порядке, — кивнул я, разгибаясь.

К нам приставили двух надсмотрщиков, и оставили ждать возле каменные столбов. Кто-то из гончих пошел докладывать старосте деревни о удачно поимке. Сейчас решалась наша судьба, но чего-то хорошего я не ждал. Нужно поймать момент и удрать отсюда. Но сначала разобраться куда нас вообще доставили. Какое-то странное место, которое…

На мгновение я потерял дар речи. Вдали увидел их и сначала не поверил собственным глазам.

Они стояли на краю деревни, одетые в рваные одежды, их тела были покрыты рубцами и ранами, а лица — бесчувственным масками смерти. Их глаза были пусты, а губы сжаты в немой улыбке.

Зомби.

Это были ожившие мертвецы, не стражи, а их замена в этой странной деревне.

Страх пронзил меня насквозь. Я понял, что оказался в месте, где все обычные правила жизни не действуют. Я был один и бессилен перед этой неизвестной угрозой, что скрывалась в этой странной деревне, построенной из камня и механизмов, где смерть и жизнь переплелись в жутком танце.

Потому что зомби нельзя убить. Он и так мертв!

— Лариель! — тихо позвал я свою спутницу. — Ты видишь тоже самое, что и я?

— Это стражи, — шепнула она. — Гончие занимаются некромантией. Думаешь, зачем им моя сила магическая понадобилась?

Я удивленно глянул на девушку.

— Они используют ее для создания вот таких тварей, — девушка брезгливо сморщилась.

Вернулись гончие от старосты. Коротко с презрением глянув на нас, отдали приказ наших охранникам:

— Этих — в каменные темницы.

И нас тут же потащили к центру деревни. По пути я заметил еще несколько оживших мертвецов, они косолапо ходили по улицам и выполняли какие-то простые задания — перевозили камни, убирали мусор, даже пытались завести одну из шестереночных машин. Их движения были медленными и неуклюжими, но в них была некая жуткая целеустремленность.

В центре деревни стояла высокая башня, из ее стен выходили громоздкие трубы, из которых валил черный дым. Рядом с башней находилась массивная дверь из темного дерева, украшенная гротескными рельефами, изображающими скелеты и черепа. Охранники подвели меня к двери, и один из них ухватил меня за плечо, крепко прижимая к себе.

Второй охранник загромыхал ключами и замком.

— Пошел! — сквозь зубы процедил он, когда дверь была открыта.

Меня грубо втолкнули внутрь.

Нас отвели в темницу, пропахшую сыростью и плесенью. Там нас оставили наедине с нашими мыслями, с ожиданием ужаса, который готовила нам эта странная деревня, полная камня, шестеренок и оживших мертвецов.

Мокрые стены камеры сомкнулись вокруг меня, как могильная плита. Сырость пробиралась под рваную одежду, ледяными пальцами сковывая тело. В полумраке, едва прорезаемом узкой щелью в двери, я различил лишь очертания дряхлого старика, сгорбившегося в углу.

— Добрый день! — произнес я больше от безысходности, чем от злобы.

— День и в самом деле добрый, — прокряхтел старик.

Он словно сливался с каменными стенами, сгорбившись в углу и укутавшись в лохмотья некогда богатой одежды.

Его седые волосы, длинные и спутанные, ниспадали на плечи, сливаясь с плесенью, покрывавшей стены. Морщинистое лицо, изможденное годами и невзгодами, выражало безграничную скорбь и смирение.

Взгляд старика, устремленный в пустоту, был пуст и отрешен. Казалось, он давно покинул этот мир, оставив лишь оболочку, терзаемую воспоминаниями о былом величии.

Сухие, потрескавшиеся губы старика едва шевелились, беззвучно бормоча молитвы или проклятия. Его руки, узловатые и иссушенные, покоились на коленях, словно навсегда сжатые в безмолвной мольбе.

В его глазах, когда он, наконец, оторвал взгляд от пустоты и посмотрел на меня, мелькнуло нечто похожее на сострадание.

— Уж лучше бы вы убили себя, чем дались им в руки, — прохрипел он, его голос был тих, как шелест листвы на ветру. — Здесь тьма поглощает все.

— Убивать себя и сдаваться я не собираюсь! — с жаром ответил я.

Старик улыбнулся, но ничего не ответил.

Камера, вернее, каменный мешок, где я оказался, не предвещала ничего хорошего. Каменный пол, покрытый плесенью, чавкал под ногами, а воздух был густ от запаха тления и безысходности.

Ни скамеек, ни стульев не было, поэтому пришлось сесть на пол.

Я опустился на холодные камни, чувствуя, как озноб пробирает до костей. Мысли путались, а в голове гудело от тишины, нарушаемой лишь каплями воды, падающими с потолка.

Я сжался в комок, стараясь согреться собственным теплом. Мысли метались, как дикие звери в клетке, отчаянно ища выход из этого каменного плена.