Я истинный верховный жрец, но тут я говорю не о религии, а о производной от слова «жрать». Полный погреб упаковал припасов. Пусть и овладел мной «синдром Плюшкина», когда все мало и хочется еще одну банку заполнить тушенкой, или еще несколько ведер заквасить капусты, но не считаю это чем-то плохим. Тут и свой подход имеется, когда Верховный Жрец сможет кого спасти от голодной смерти.

Я планировал совершить зимний объезд всех селений по рекам, подготовил уже трое саней. И тогда я смогу чем-то сразу угостить, ну или какого ребенка взять себе на иждивение, на зиму. Но после зимы нужно срочно заняться строительством и сельским хозяйством, а между селениями проложить, пусть и примитивные, но дороги. Река — это хорошо, но было бы неплохо занимать земли и в десяти-пятнадцати километрах от водных артерий. Там и землицы навалом и леса еще почти не тронутые, так что будет чем поживиться. Нельзя замыкаться в пространстве.

— И как, зима будет без голода? — задал я вопрос после того, как главы селений отчитались о собранном урожае и готовности к зиме.

Инициатором очередного Совета Союза Большой Воды стал я. Было видно, как после войны и первых соглашений, все занялись только своими делами и словно никакого сообщества не существует. Новые члены Союза благодарны, конечно, что их не стали дергать и требовать выплат продуктами перед зимой. Старые члены союза, как Рыси, или огневики, занялись собственными селениями, практически перестав общаться.

Понятно, что Союз — это больше про внешнюю политику, ну и сбор дани. А я хотел государство. Только такая форма организации социума представляется прогрессивной. А для этого нужно жить единой и экономической жизнью, выстраивать социальную, духовную систему. Есть беды — они общие и все помогают, пусть и не в ущерб себе, попавшему в проблемную ситуацию. Уже после нужно выяснить, по какой причине случилось то, или иное, но вначале — помощь.

— Зима не бывает без голода, — одернул меня Норей, но в глазах нашего конуга читалось, мол, извини, я должен быть строгим.

Да мне на его строгость плевать. А вот то, что все считают за правило, что люди умирают, вот что менять нужно. И тут обидно, что только я понимаю, знаю о существовании жизни без голода. Может потому и продвигаю те нарративы, что понятны для меня, но неизвестны для иных. Если смириться с неотвратимостью голода, то он и случится.

— Мы не может допускать, чтобы умирали наши дети. Пока еще не наступили морозы, можно все подсчитать, кто сколько ест, потребляет еды нас одно селение, чтобы выживать, сколько есть продуктов, что еще поставить в разоренные селения. Эта зима может быть последней из тех, что окажутся сложными, в следующем году мы будем много работать, инструмент за зиму подготовим и даже раздадим. В следующем году жизнь станет сытной. Но нельзя умирать от голода уже сегодня! — выступил я.

Что характерно, я получил одобрительные взгляды ото всех, но не от тех людей, которых я считал своими. Норей, Никей, Рыкей — они, да, вживаются в роль гегемона. И это, наверное, не лишено смысла, так как я за крайне умеренную демократию, когда есть исполнитель, который может спросить со всех. Но будь ты хоть императором, обязан заботиться о всех своих подданных, сделать все, чтобы не было голода.

— Хорошо, что ты предлагаешь? — спросил конуг.

Норей уже смотрится представительным, нет у меня брезгливого ощущения, что на троне глупая марионетка. Может быть, Никей, действительно, тот самый уникальный бессребреник, который пришел во власть, чтобы научить монарха править. И Никей не собирался узурпировать рычаги правления.

— Первое — это загонная охота. Адор, ты говорил мне, что рядом с твоим селением освоилось большое стадо зубров. Так это, или они ушли? — обратился я к главе рода, который некогда был моим пленником.

Я сдержал свое обещание и после войны, когда в узком кругу мы обсуждали устройство нашего Союза, настаивал на том, чтобы Адор был принят в Совет. Тут уже работали интриги, когда мне нужны были свои люди в Совете. Как только выяснилось, что Адор будет занимать высокое положение, так сказать, при дворе Норея, отец, глава рода, уступил своему сыну первенство.

— Зубров шесть рук наберется, а есть еще и стадо коней недалеко, — отвечал Адор. — У нас не так много людей, чтобы загнать таких зверей самостоятельно.

— В Союзе Воронов рода и племена мало устраивали загонную охоту. Не было вдоволь соли, да и от такой охоты больше нужно было отдавать Хариту. А сейчас нужно охотится и там, на месте, заниматься засолкой мяса, — предложил я решение проблем.

В итоге, согласились все, что такое мероприятие можно организовать. Сейчас, когда есть железные ножи и топоры, разбирать туши становится более сподручнее.

*…………*………….*

— Рассказывай! — потребовал я от Карика.

— Более я в такие холода людей не поведу, — с порога стал проявлять строптивость старший воин.

— Надо, так и поведешь! — строго одернул я. — Нужно же понимать, с кем по соседству мы живем.

В октябре, насколько я определил времена года и месяцы, Карик со своей звездой воинов, отправился вниз по течению, туда, где в будущем раскинулся город Киев, мать городов русских, ну или отец, отчим. Впрочем, не об этом. Мне подумалось, что когда-то, но встанет вопрос о контроле Днепра. Пусть сейчас наш Союз всего выживает, но уже скоро, я в этом уверен, мы достигнем такого уровня внутреннего развития, что без экспансии, либо без международной торговли, придет стагнация, ну а за ней неминуем упадок.

Так что нужно знать, с кем соседствуем, но главное направление — юг. Нет на севере толку. Хотя в мое время многие ученые и выводили в Прибалтике вполне развитую археологическую культуру. Но мы стоим на Днепре, который устремляется на юг. Там зачатки цивилизации, в Крыму и южнее. Выход в Черное море может сулить немало плюшек. Это и ткани, шерсть, кожи, оливковое масло, пшеница. И нам будет, что предложить южанам, тем же грекам, хеттам, троянцам, еще кому, кто пока существует.

Ну а на пути к счастливой и продуктивной международной торговле должны стоять чужие поселения. Такое место, на котором стоял, ну или будет стоять, Киев, аборигены не могут пройти своим внимание. Мало того, огневики уже встречались с некими товарищами, примерно в стороне будущего Киева, которые, между прочим наваляли люлей племени Огня.

А вот южнее серьезных городов-селений быть не должно. Там начинается Дикое поле, которое, я в этом почти уверен, будет диким вплоть до конца XVIII века, пока последних кочевников в этих краях не истребят, да Крым не подомнут под Россию.

— То город, ну как ты его называешь, городище. Ров есть, вал так же. Но далее не стены, а частокол. Людей живет много, может и больше, чем мы видели на главном селение Воронов. Живут не бедно, я даже баб толстых видел, — докладывал Карик.

— Какие у них лодки? — спросил я.

— Разные, но есть и дощатые, что нынче ладит мастер Ликар, — отвечал старший воин.

Про паруса не стал спрашивать. Ну не будет их там, точно. Такие вещи очень быстро распространяются, стоит кому только увидеть техническое новшество. Лень — она тоже двигатель прогресса. Чего только человек не выдумает, чтобы не делать лишние движения: и пульт для телевизора, чтобы не подниматься для переключения программ, ну и паруса, чтобы не грести на веслах. Вот только для парусов нужны некоторые технологии. Парус должен быть плотным, а тут плотных тканей не ткут.

Пока не ткут. Ткацкий станок мы придумали, пусть пока и не челночный, не механический. Да такой и не нужен уже потому, что просто нет столько материала для тканей. Может через лет так пять будем выращивать массово коноплю, или получится шерсти настричь. Ну а для крапивы и ткани из нее и наш станок сойдет. На таком агрегате можно замахнуться и на паруса.

— Они воинственны? Видел оружие? — задал я очередной вопрос.

— Топоры есть у многих, немало бронзовых, железных не видел. Арбалетов нет, но луки носят. Они больше обрабатывают землю, чем охотятся. Много полей, но не такие вспаханные, как у нас, — отвечал Карик.