— Скажи-ка Тормош, а мимо тебя никаких странных людей не проезжало? — спросил я, не решаясь пока упоминать о мертвецах. — Скажу — трое всадников, на чалых жеребцах.

Тормаш задумался. Если всадники мертвые, то им точно нечего делать на постоялых дворах.

— А вот, странность такая, господин граф. Не знаю даже — стоит упоминать, или не стоит? Может, она вам и не нужна вовсе?

— Стоит, — кивнул я. — Ты рассказывай, что за странность, а я решу — нужная она или нет. Язык не переломится.

Трактирщик задумчиво почесал шевелюру, потом принялся излагать:

— С неделю назад это было… Ночью у меня кобельки начали лаять, их у меня двое. Я их с полгода назад завел, так, для остраски. Пусть у меня слуг и больше, чем раньше, но больше бабы, а собачки обо всем предупредят. Когда постояльцы здесь, я их на цепь сажаю, а когда никого нет — во двор выпускаю.

— Что-то я у тебя никаких кобельков не видел, — удивился я.

— Вот, то-то и оно, — вздохнул трактирщик. — Закопал я кобельков своих. Ночью вдруг залаяли, а потом затихли. Я решил — наверное зверь какой мимо пробежал, они и всполошились. А утром выходим — мать честная! Лежат оба кобелька за забором, оба дохлые. Увидели ночью что-то, из-за ворот выскочили — плохо закрыты были, да вот и сдохли. И холоднющие, словно их из снега вытащили. Колдовство это, магия злая.

— Точно магия? — решил уточнить я. — Может, отравил кто?

— Так кто же ночью поедет, чтобы моих кобельков травить? Нет, злая магия это была. — Тормош замешкался на пару секунд, а потом решительно произнес: — Думаю, мертвяк это был.

— Мертвяк? — переспросил я, делая вид, что удивлен.

Трактирщик оглянулся на дверь, потом на окно и тихонько сказал:

— Мне батюшка про своего мага-наставника почти ничего не рассказывал, хотя я часто к нему с расспросами приставал. Говорил — нельзя мол, запрещено. Думаю, маг на него какое-нибудь заклятие наложил. Отец даже имени своего мага никогда не называл — нельзя. А еще батюшка очень покойников опасался. Сказал как-то — мол, может маг покойника из земли достать, и его к кому-нибудь со злодейством отправить. Болезнь занести, еще что-то. Особенно, если к какому-то другому магу, который сильнее. Известно — если колдовство не удалось, оно на голову неудачливого волшебника вернется, а коли ты мертвяка пошлешь — то что мертвяку терять?

— Резонно, — кивнул я, обдумывая все сказанное и сопоставляя с тем, что мы уже знали. Вполне возможно, что какой-нибудь маг снабдил мертвецов каким-нибудь заклинанием. Да тем же, которое испортило нам погоду. Но что-то пошло не так и заклятье обрушилось на мертвецов с утроенной, а то и с удесятеренной силой. Может, это подарок именно мне? Но вроде бы, особенно перед магами я не провинился. Хотя…

Мне вспомнилось, как я неласково обошелся со старыми пьяницами. Но они это заслужили. Но сомневаюсь, что кто-то из них способен на такие подвиги, как «оживление» мертвецов. Пьяницы они и дармоеды.

— Даже и странно, что отец так мертвяков боялся, — хмыкнул трактирщик. — У нас вон, в прошлые годы, из Шварцвальда — пока вы, господин граф, заклятье с него не сняли, всякая дрянь лезла, едва убивать успевали, а тут, какие-то мертвяки? Но я с отцом никогда не спорил, ему виднее.

Трактирщик поднялся со своего места, поклонился и пошел выполнять более важные обязанности, нежели болтовня с посетителем. Ему нужно накормить целую ораву, потом уложить всех спать.

Ну, а я буду думать, а потом проконсультируюсь со своим другом — придворным магом. Авось, Габриэль что-нибудь и расскажет. Наставником у отца Тормоша был маг, играющий в шахматы? Не знаю, чем это мне поможет, но возьму на заметку. Нужно еще спросить имя отца трактирщика. Так, на всякий случай. Случайно ли ученик мага оказался здесь? И отчего он боялся мервяков?

А сейчас есть и спать. А завтра, во второй половине дня, пустимся в дорогу. А там у нас опять будет еще один постоялый двор. Народу об этом говорить не стану, пусть думают, что ночевать придется на голой земле. Зато порадуются потом.

Мы добрались до Силинга без каких-нибудь приключений. Но их и не было. Не считать же серьезными происшествиями встречу с тремя бывшими покойниками, решившими покататься на мертвых лошадках и превратившимися в ледяные фигуры? И смерть латника в пути — тоже обыденность. Сплошь и рядом люди умирают в дороге безо всяких магических воздействий. Но все-таки, всю дорогу мы ждали, что опять что-нибудь случиться. Ия уже опасался, что мой отряд опять потеряет бойцов. И, право слово — я бы не горевал об утратах. Уж лучше сейчас мне лишиться этих людей, чем потом, когда и на самом-то деле придется туго. А все эти разговоры о страхах перед магией — ерунда. И первый, и второй оруженосцы, покинувшие маленькое войско, просто искало повод, чтобы его оставить. Ведь чем им плохо жить в своих поместьях? Войны в последние годы нет, герцог не собирает войска, молодежь не гибнет на поле брани. Живи, да радуйся.А трусость перед неизведанным, увы, не излечивается ударом ржавого меча по заднице, словно чесотка или нарывы.

Так что, дорога была спокойная и достаточно скучная.

Единственное, о чем можно рассказать, так это о встрече с гномами, хотя, я все время забываю, что эту расу следует называть тангарами.

Наше войско встретилось с караваном тангаров, возвращавшимися со стороны столицы. Возможно, отвозили герцогу очередную партию серебра, а может просто ездили поторговать своими изысканными сырами. Не суть важно. Важнее то, что дорога здесь выдалась настолько узкой, что проехать одновременно, не задевая друг друга, мы не могли. Спрашивается, кто должен жаться к обочине, уступая дорогу? Правильный ответ — дорогу тот, кто умнее. Потому что иначе можно уподобиться двум баранам, встретившимся на узенькой горной тропке и не пожелавшими уступить дорогу друг другу. Чем это закончилось, общеизвестно.

Я уже решил, что умным буду именно я, как вдруг предводитель купеческого каравана дал отмашку своим людям (тангарам, то есть) и те принялись оттаскивать невысоких коренастых лошадок, напоминающих наших пони.

Гномы (тьфу ты — конечно же тангары) ребята упертые и добровольно никогда и ничего не сдают, и не отступают. Я, было, удивился, но тангары еще и принялись дружненько мне кланяться.

Проезжая вперед, я несколько секунд поломал голову — а что же тут происходит, а потом до меня дошло, что я же, как-никак, почетный тангар, имеющий право выставлять свою кандидатуру в совет старейшин.

Пришлось делать ответный жест — снять с себя берет и изображать поклон, словно я какой-нибудь владетель, отвечающий на радостный гул своего народа, мимо которого проезжаю. Пока ехал вдоль каравана тангаров, мне даже неловко стало. И, вообще, у известности, есть и своя оборотная сторона. Пока тебя никто не знает, ты напрочь никому не нужен, какую бы глупость не вытворил. А как только ты стал мало-мальски известен, то любая мелочь, на которую ты и внимания-то не обратил, разрастается до огромных размеров.

В столице герцогства постоялых дворов, гостиниц и просто трактиров, где хозяева сдают комнаты постояльцам достаточно много, но все равно, разместить сразу тридцать латников, слуг и обозных мужиков, достаточно трудно. А между тем, моим подчиненным, как и любым провинциалам, попавшим в большой город, ужасно хотелось устроиться вместе. Вместе, вроде бы, не так и страшно. Укорять народ я не стану. Все они, даже мои благородные оруженосцы, дальше Урштадта не бывали, а для кого-то и Урштадт, с населением тысяч в пять — большой город, так что уж говорить о Силинге, где обитает сорок, если не пятьдесят тысяч человек? Но, точного количества горожан я не знаю, сам не считал, а у герцога не спрашивал.

Удалось распихать всех на двух постоялых дворах, отстоящих друг от друга в пяти минутах ходьбы. На всякий случай, пристрожил хозяев — мол, если обидите, пеняйте на себя, пугать не стану, но… И быстренько уберите из своих владений мошенников и шулеров, для которых провинциалы — законная добыча. Понимаю, что трактирщики имеют от проигрышей свою долю, но лучше не рискуйте. Узнаю, что кого-то из моих людей обыграли — не обессудьте. Самого шулера искать не стану, а виновным самовольно назначу вас. И герцог меня поддержит, если повешаю кого-нибудь воротах.