Центральная баня, разумеется, уже давно утратила первоначальную функцию, но оставалась одним из красивейших зданий в Софии: легкий, изящный фасад в стиле Сецессиона и византийские закругленные формы. В настоящий момент в Центральной бане разместился Музей города, но по привычке все продолжали называть его по-старому. Время от времени появлялось очередное гражданское объединение, которое во что бы то ни стало хотело вернуть зданию прежнее предназначение — городской купальни с двумя просторными бассейнами, большим в мужском отделении и поменьше в женском. Мне пришлось пройти через музейный отдел мимо золотой кареты в стиле Людовика XVI и не менее массивного секретера, подаренного нашему Фердинанду самим Бисмарком.

Офис Демби находился на верхнем этаже, в самом конце коридора. Просторное помещение, уставленное предметами разных стилей и эпох, словно естественное продолжение музея.

— Что будешь пить? — спросил Демби, едва я переступил порог.

— А что есть?

— Все — от кофе до кумыса.

— Кумыс? — воскликнул я — Кобылье молоко?

— Да, с закуской древних болгар, — ответил Демби. — В последнее время пользуется огромным спросом. Пшенная наша, вареный булгур и тонко нарезанная бастурма. Попробуй. — Он убрал салфетку с перечисленных яств, которые уже стояли на соседнем столике.

— Мясо, высушенное под седлом коня, — заметил я, взяв кусочек.

— Да, так пишут, но я не могу гарантировать достоверность этого утверждения… Впрочем, в последние годы коней стало больше, чем овец, здесь их почти столько же, сколько и коров. Должен тебе сказать, что патриотизм оказался весьма эффективным.

Я недоверчиво положил в рот тоненький кусочек и стал медленно жевать. Мясо оказалось жестче, чем я ожидал, и вкус у него был какой-то очень неприятный, сладковатый.

— Ах да, я забыл сказать: бастурма из конины.

Я еле сдержался, чтобы не выплюнуть кусок на салфетку…

— Ну да, — продолжил Демби, — протоболгары не выращивали свиней и коров, конь им служил для всего. Впрочем, должен заметить, бастурма очень полезна, в ней вдвое меньше холестерина и жиров, чем в другом мясе, плюс она содержит много цинка. — Все это он выпалил скороговоркой, словно в радиорекламе. — Кстати, это, можно сказать, новинка. Называется «Хан Аспарух». — Демби указал на фирменный календарь на стене. Хан Аспарух величественно сидел верхом на коне и задумчиво жевал кусок бастурмы. Было такое чувство, что он только что отрезал его от этого самого коня. Вкус Великой Болгарии. А ниже мелкими буквами написано: «Из болгарского мяса». Я поежился: звучало как-то слишком неоднозначно.

— Сделай, пожалуйста, кофе, — попросил я. — И, если можно, без кобыльего молока.

Я выпил кофе залпом, чтобы прогнать отвратительный сладковатый вкус. Потом Демби предложил мне сок из свеклы и сельдерея. Пока жужжала соковыжималка, я осмотрел комнату. На стене справа от двери висела большая карта Великой Болгарии. Признаться, я не помню, когда она существовала. Почти вся Европа на карте была болгарской плюс еще два куска, отрезанные, словно бастурма, от Азии На полках небольшого шкафа позади письменного стола виднелись четыре довольно странных потира. Я подошел поближе и понял, что это, по сути, искусно сделанные бокалы в виде черепов с металлическим ободком

— Сервиз называется «Черепушки Никифора», — крикнул Демби из своего угла.

На стене висело несколько старых ружей. Не знаю почему, но при виде ружья на стене в голове у меня всегда возникают слова Чехова. Рядом с ружьями — старый деревянный радиоприемник с небольшой сеточкой вверху и ваза ручной работы, сделанная из бутылки для моющего средства, с букетиком искусственных ландышей внутри. Ничто не оживляет воспоминаний лучше, чем китч.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — вдруг сказал Демби, — но моим клиентам нравится.

Я понимающе махнул рукой и продолжил осматривать комнату.

Вдруг взгляд упал на банку с красной звездой на крышке: внутри плавал в формалине мозг, словно украденный из кабинета биологии.

— Это мозг Георгия Димитрова, — небрежно обронил Демби. — Его сохранили при бальзамировании.

В конце этой выставочной стены я увидел небольшой макет мавзолея на подставке, выполненный из спичек с детальной точностью.

— Между прочим, это огнеопасно, — не сдержался я.

— Кстати, как тебе вчерашняя манифестация? Должен признаться, вся постановка — дело рук моей компании, — скромно добавил он.

Ах вот, значит, чем занимается мой старый друг Демби!

— Хочешь сказать, ты срежиссировал происходившее на площади? — Я не был уверен, что слово «режиссировать» в данном случае уместно.

— Да, этим я зарабатываю на хлеб. Моя компания занимается историческими реконструкциями, это главный мой бизнес Я всегда любил театр, хотя когда-то меня и не приняли в ВИТИЗ.

Я вспомнил, как впечатлили меня во время манифестации несколько моментов, и сказал об этом Демби. Тот явно обрадовался.

— Треск в колонках был в тему, — заметил я. — Он был запланирован?

— А ты как думаешь? Как и заминка с техникой, и мат оператора. Знаешь, удивительно, но люди запоминают такие вещи. Будь уверен, что из всех соцманифестаций запомнились именно просчеты. И если повторить такой эпизод, он вернет их к этому моменту. А что скажешь насчет появления Димитрова? Deus ex machina. Я предварительно спустился в подземелье мавзолея. Ты бы видел, что там творится! Когда его решили убрать, взрывали, взрывали, долбили, долбили, но смогли снести только наземную постройку. А внизу все искорежено, арматура висит, стены в трещинах, но залы нетронуты. Помещение, где лежала мумия, я называю его гримерной, целехонько, подъемник тоже, вместе с платформой, на которой покоилось тело. Да, поржавела немного, но цела. И работает. Его каждый вечер опускали вниз, в огромный зал с трубами, где клали в морозильную камеру. Потом гримировали, мазали тем-другим и снова поднимали в верхний мир. И так — начиная с сороковых. Ему тоже было нелегко — вверх-вниз, между тем и этим миром. Так и мотали туда-сюда.

— Когда он помахал рукой, мне показалось, что этот жест слишком театрален, — заметил я, отпивая сок.

— А ты чего ожидал? Я устраиваю театральное представление, а не революцию, — обиделся Демби. — Мне вообще плевать на их тупые движения. Мне платят, а я делаю, что умею. Это новый театр под открытым небом, с толпами людей, которые даже не подозревают, что они массовка. Трагикомедия дель арте. Хотя кое-кто знает, так как мы специально их вызываем. Я обеспечиваю статистов для митингов и революций, так сказать.

— Статисты для революций? Это уже серьезно, — заметил я. — Может, восстание «Молодцев» тоже твоих рук дело?

— Вообще не хочу об этом говорить, — засуетился Демби. — Мне позвонили в последний момент, нужно было их спасать… Будут знать, как раздавать ружья дебилам, испортили и дроны, и вообще все…

В этот момент зазвонил телефон, и, к моему большому изумлению, звук шел из коробки, которую я считал декоративной. Она походила на маленькую телефонную станцию: деревянная подставка прямоугольной формы с резными краями и тяжелой бакелитовой трубкой. Два ряда кнопок, а наверху круглый диск — номеронабиратель.

— Звонят по вертушке, — заговорщически подмигнул мне Демби, поднимая трубку.

Вертушка — мифическая секретная телефонная связь для вышестоящих. Параллельные телефоны, параллельные места питания, параллельные дачи, рестораны, парикмахерские, шоферы, больницы, массажисты, может, и параллельные девушки для развлечений. Наверняка всегда существовало два параллельных государства.

— Извини, — сказал Демби, — но я должен взять трубку. Дай мне десять минут, и мы с тобой выйдем на воздух.

«Вот они, дилеры прошлого», — подумал я.

Демби был одним из них, по сути, весьма успешным торговцем, если судить по тому, что он мне рассказал впоследствии. Впрочем, работал он совершенно легально и брался за всевозможные заказы, не обращая внимания на политические пристрастия. Его заказчики из шестидесятых и семидесятых хорошо платили, к тому же он чувствовал себя своим среди них. Старался ко всему подходить с иронией. «Вертел ими как хотел», как он выразился. Мне думается, так считал только он, и это служило ему оправданием.