Парень рассеянно бросил бармену сотку, вышел из-за стойки и двинулся к человеку, который вроде как человеком не был. Сидел он в дальнем углу зала, в полумраке, как Арагорн в «Гарцующем Пони». Карн подошел и уверенно сел за стол, не дожидаясь приглашения и одновременно ошалев от собственной наглости. Человек внимательно на него посмотрел, глубоко затягиваясь сигаретой.

– Вряд ли то, что ты увидел, соответствует твоим ожиданиям, – вместо приветствия произнес незнакомец, ловко разливая «Джека Дэниэлса» по шотам. Шотов было три. – На выпивку не смотри, это не тебе. Ты должен сохранять рассудок ясным. Ибо то, что тебе предстоит услышать, в еще меньшей степени отвечает твоим представлениям, чем мой нынешний облик.

– Начнем с самого простого, – Карн вдруг понял, как-то внутренне осознал, что это не какая не проверка. Его собеседник ведет себя вызывающе, потому что такова его суть, он искренен. Карн мог бы поклясться, что знает это. Просто знает.

– Кто ты такой? – без лишних вступлений начал он. Напрямую так напрямую.

– Конкретно и уверенно, хвалю, – кивнул незнакомец. Он сменил позу, уронил голову на согнутую в запястье руку и впился в Карна бездонными глазами, в которых мерно блуждали карминовые отсветы. Парень выдержал взгляд, ни один мускул не дрогнул на его лице. Это даже не напоминало игру, все было до безобразия просто.

– Меня зовут Эрра, – сказал мужчина. Сказал так, будто произнесенное им слово не было именем шумеро-аккадского бога войны и разрушения. – Согласен, в контексте ситуации звучит по-идиотски. Но это правда. И ты это знаешь.

– Откуда я это знаю? – Карну действительно было интересно, откуда он это знает. Потому что он знал. Гипнозу он не подвержен, на этом бабки-цыганки ни один зуб сломали. Восприятие, осознание – ничего не изменилось, просто ниоткуда возникла уверенность в том, что этот… этот уже-совершенно-точно-не-человек говорит правду.

– Это называется генно-ментальная инверсия. А если попроще – отклик, – изрек Эрра, с каменным лицом давя окурок в пепельнице. – Вообще названий у этого явления много, но не в терминах дело. Главное, что тебе уже известно это ощущение. Чаще всего ты сталкивался с ним, когда читал книги по, как сейчас принято говорить, эзотерике. Это слепая, но абсолютно осознанная уверенность в истинности знаний, которые ты получаешь. В СМИ, в Интернете, в обычной литературе такого не встретишь, там лишь информация, голая, тупая, ни на что не годная информация. Ни к чему не обязывающие, ничего не несущие данные. Но когда ты открываешь книгу, которую писал тот, кто действительно что-то знал, или скорее о чем-то догадывался, ты порой ощущаешь этот самый отклик. Инстинктивно понимаешь, что тебе вручают осколок древнего, почти забытого, а точнее – целенаправленно сокрытого знания. Знания, которое вымарали из истории этой планеты, но не из истории Вселенной. А ведь ты – ее часть, Вселенной я имею ввиду. Поэтому то, что знает она, знаешь ты.

Карн посмотрел на себя со стороны. Сидит такой дельный, задает древнему богу вумные вопросы и получает абсолютно сумасшедшие ответы. Но все это ничего не значит в сравнении с тем фактом, что ответы его устраивают. В полной мере. Он будто приоткрыл Ящик Пандоры и вместо пресловутой тысячи бедствий по крупицам выуживает оттуда подтверждения забытых снов, ощущений, воспоминаний. Странное чувство. Приятное, но пугающее. А пугает реальная возможность в этот самый миг отказаться от всего, что тебе вбивали в голову всю твою пусть и не особо длинную жизнь.

Эрра видел, что внутри Карна полыхают нешуточные страсти. Парень боролся, сражался насмерть за право знать. Он был молод, силен, умен, а потому скорлупа, которой его облепляли с детства заботливые деспоты в черных рясах и серых пиджаках, трещала и рассыпалась на глазах.

– Отклик, – задумчиво протянул Карн. Достал сигарету, подкурил от услужливо подставленной бензиновой зажигалки. – Но для этого ведь совсем не обязательно читать книги по эзотерике? – скорее сказал, чем спросил. Он действительно понимал, о чем говорит Эрра. Скорлупа беззвучно лопнула. Он сделал шаг в бездну, как тогда, двадцать шесть лет назад, покидая материнское лоно и окунаясь в мир лжи и обмана. Только в этот раз все было наоборот.

– Не обязательно, – кивнул бог войны, наливая себе еще виски. – Кинг, Лавкрафт, Гейман, даже Стругацкие… их много, тех, кто так или иначе касался истины. Тех, кто порой видел мир таким, каков он есть на самом деле. Но никто из них не обладал полноценным знанием, все они видели одну-две картинки из книги объемом в тысячу тысяч страниц. И каждый понял это по-своему, попытался по-своему донести. Ведь им никто не объяснял, что и почему они увидели. Это, кстати, касается не только писателей. Скульпторы, художники, композиторы, люди искусства, – последние слова он произнес с плохо скрываемым пренебрежением, намекая, как понял Карн, не на саму категорию, а на ее нынешних представителей, нещадно измельчавших.

– Ну, этим ты меня действительно не удивил, – искренне признался парень, глубоко затягиваясь. Беседа была удивительной, шокирующей, но в действительности он сам неоднократно приходил к подобным выводам, поэтому возбуждение все увереннее вытесняло страх. – Ничего, что я обращаюсь к тебе на ты?

– Ко мне на вы не обращались больше полутора тысячелетий, – хмыкнул Эрра, опустошая очередной шот. – Обращайся, как хочешь.

– Но ведь слова важны. Они… – Карн не смог сходу подобрать достойную формулировку. Эрра ждал, не перебивая. Парень даже не представлял, насколько эта беседа любопытна для его визави. – Я хотел сказать, что слово – это ведь овеществленная мысль, так? Образ, перешедший из мира идей в реальный мир, мир вещей, если пользоваться терминологией Платона. А еще это вибрация, звуковая вибрация, которая вполне очевидно обладает созидательным потенциалом. Ну, или разрушительным. Это уже смотря кто и как вибрирует.

– Как думаешь, – Эрра вдруг стал серьезен. Он будто пропустил мимо ушей все, что Карн только что пролепетал. – Много ли на земле людей, которые задаются подобными вопросами?

– Никогда не задумывался, – честно признался парень. – Подозреваю, что немного.

– Правильно подозреваешь, – кивнул бог. Он положил обе руки на стол и сплел из пальцев замысловатую фигуру. – Потому что это несвойственно современному, смешно сказать, цивилизованному человеку. Вас от этого отучили, потому что это опасно. Точнее все как раз наоборот. На определенном этапе развития человеческой расы такие вопросы стали неудобны для тех, кто обрел власть и стал всерьез опасаться за стабильность своего положения. Но нельзя просто так сказать человеку «не думай о желтой обезьяне» и надеяться, что он действительно не будет о ней думать. Это ваша суть, ее краеугольный камень. А если тех, кто наперекор всему продолжает думать об этой самой обезьяне, не десять и даже не тысяча? Если их миллион? Тогда их даже не поубиваешь всех. Хотя и такие методы имели место.

– Средневековая инквизиция? – мгновенно уловил Карн.

– Не только средневековая и не только инквизиция, – покивал Эрра, не отрывая взгляда от крышки стола. Кажется, мыслями он сейчас был где-то очень далеко. – Крестовые походы, конкиста… любой массовый геноцид. Когда кому-то взбредает в голову стереть с лица земли целый народ, глупо думать, что этот кто-то безумен. Примеров немало, да что там, вся ваша история – один сплошной пример. Взять хотя бы так называемый исход евреев из Египта. Хозарсис тогда начудил, конечно, но у него хотя бы идея была, и вполне перспективная. Для него, разумеется, ведь он – верил.

– Кто такой Хозарсис? – до сего момента Карн улавливал ход мыслей собеседника, но этого имени он никогда не слышал. – Евреев вывел из Египта Моисей.

– Это вам сказали, что его звали Моисей, – Эрра покачал головой и вновь посмотрел Карну в глаза. – Ваш Мойша был чистокровным египтянином, и звали его Хор-Осирис или Хозарсис, что означает Сын Осириса. Парень из благородных побуждений совершил жестокую ошибку. Он поверил, что в бездушном можно взрастить душу. Начал банально, но уверенно – с кардинальных, почти революционных реформ. Например, запретил проституцию. Поверь, для евреев это была настоящая революция. Думаю, именно за это на Хозарсиса трижды покушались, и третий раз – успешно. Но… на самом деле, это совсем другая история. Ты ведь пришел сюда не за этим? Не за экскурсом в прошлое?