– То был сын Ха-вень-ни-ю, что чтится непогрешимым. Но знай, богам не чужды качества смертных, даже самые нелицеприятные. Так что папаша с мамашей повздорили, и она… толи в отместку всевеличайшему, толи из любви к восточной экзотике, отдалась Ашмедаю. И от этого союза появился я, – заключил Ха-кве-дет-ган, задумчиво почесывая шею. – Знаешь, помнится мне, батя мой плохо кончит. А эти полудурки в рясах обзовут его демоном. Смешно до колик! Такая вот Санта-Барбара.

– Такая вот что? – переспросил Ро-ке-рон-тис. – Иногда я тебя просто не понимаю.

– Подрастешь – поймешь! – отмахнулся Ха-кве-дет-ган. – И это не фигура речи. Однажды ты осознаешь, что такое время, и если будешь прилежным учеником – научишься сплавляться по его потокам в обе стороны.

– А ты научишь? – Ро-ке-рон-тис заглянул в глаза тому, кого в другой жизни мог бы назвать другом.

– Нет, – твердо ответил темный бог. – Они не дадут.

И он посмотрел в ту сторону, где в сотнях переходов от них бледнокожие люди уже стаскивали с кораблей какие-то ящики.

– А что с ними? – удивленно поднял бровь Ро-ке-рон-тис.

– Очень скоро они изменят наш мир, – вздохнул Ха-кве-дет-ган. – К лучшему или к худшему, но изменят. И таким, как мы, здесь не останется места. Кто-то приспособится, а кто-то будет вынужден уйти. Ты вот точно приспособишься. Но все равно уйдешь потом.

– У меня такое чувство, будто мы говорим в последний раз, – Ро-ке-рон-тис подозрительно посмотрел на темного бога, вновь поймав себя на том, что получил это знание без усилий, оно просто пришло.

– Вряд ли ты будешь скучать, – хохотнул тот, поднимаясь. Он расправил руки и с хрустом потянулся. – Но я не могу уйти, не узнав. Почему песок?

– Не понял? – Ро-ке-рон-тис уставился на своего создателя.

– Мелкий белый песок, – с расстановкой проговорил Ха-кве-дет-ган. – Впервые ты использовал его в уоки онундагэга, когда… – он запнулся и скорчил гримасу. – Ну, сам знаешь когда. Сначала я думал – мало ли, у каждого свои тараканы, но потом ты стал использовать этот прием постоянно. Каждый раз, когда ты приходил к преступившему закон, в его последнем кошмаре так или иначе присутствовал мелкий белый песок. Откуда этот образ?

– Там, – Ро-ке-рон-тис непроизвольно сглотнул, в нем вновь подняла голову частица Кизекочука. – Там, где мы познакомились с Витэшной. На опушке у лесистых подножий Ломэхонгва. Та опушка была усеяна мелким белым песком. Вокруг – земля и камни, а там – песок. Странное место, запомнилось.

– Ясно, – многозначительно протянул темный бог. – Станет твоей визитной карточкой… ну да ладно. В любом случае, не грусти, у тебя еще вечность впереди. И бьюсь об заклад – она будет насыщенной!

Он весело подмигнул Ро-ке-рон-тису и исчез, как делал всегда в конце любой беседы. Ро-ке-рон-тис мог бы последовать за ним, но не стал.

Иногда богу нужно побыть в одиночестве.

И снова все смешалось в потоке беспорядочных образов. Карна замутило от обилия красок, звуков, эмоций. Однажды с ним уже случалось такое, когда в ночном клубе после двух бутылок текилы ему приперло потусить прямо возле динамика. Тогда адский рокот басов и разноцветные кинжалы стробоскопа нехорошо сказались на его координации, а спустя мгновение – на работе желудка. Было стыдно, но он пережил.

А сейчас виной всему был вовсе не микс алкоголя и окружения. Ощущение было такое, будто кто-то через воронку вливает в голову информацию, причем напрямую, минуя органы чувств. Если бы это делалось медленнее, быть может, Карн не потерял бы ориентацию в пространстве и времени, но все происходило слишком быстро, мозг попросту не успевал обрабатывать и десятую долю поступающих данных. Наконец, его вырвало. В нос ударил резкий запах блевотины. Он открыл глаза и тут же зажмурился от яркого люминесцентного света.

– Никогда, – это был голос Эрры. В нем отчетливо слышался скрежет древних скал, что тысячи лет терлись друг о друга в своем завораживающем танце, то осыпаясь, то вновь возносясь к небесам над распростертыми равнинами, – слышишь, твою мать, никогда не делай этого с людьми! Это неподготовленный, нетренированный мозг, его синапсы не могут справиться с такой нагрузкой! Твое счастье, Рокеронтис, что он приходит в себя, и неизвестно, насколько нормально он теперь функционирует…

– Да нормально я… функционирую, – Карна снова вырвало. Оказывается, он стоял в мужском туалете бара возле писсуара. Стоял только потому, что Эрра поддерживал его под руки. Прикосновение бога было ужасающим, но вовсе не отвратительным. Карн чувствовал пульсацию, биение жизни в этой древней сущности даже сквозь одежду, сквозь плоть, что служила лишь временным вместилищем.

– Я знаю, кто ты, – парень мутным взглядом уперся в Рокеронтиса. Мгновение назад он действительно знал о нем все, но теперь это быстро забывалось, как сон улетучивается после пробуждения, когда перестаешь о нем думать. – Я знаю больше, чем ты хотел показать.

– Сам стоять можешь? – Эрра отвлекся от обвинений в адрес своего товарища и озабоченно посмотрел на Карна. Он показал парню растопыренную пятерню. – Пальцев сколько? Какого цвета майка на этом полудурке? Так, вроде с восприятием нормально. Тошнит?

– Уже нет, – Карн действительно быстро приходил в себя. Его еще мутило и голова раскалывалась, но пронзительная боль, минуту назад рвавшая тело на куски, отступила. Парень умылся, прополоскал рот, смачно высморкался и почувствовал себя много лучше. Он затравленно посмотрел на Рокеронтиса. – Я будто прожил твою жизнь. Но столько образов… Мне нужно время, чтобы восстановить в голове полную картинку.

– Не нужна тебе эта картинка, – Эрра зло посмотрел на второго бога. Теперь Карн знал, что это тоже бог. – Потому что этот идиот за почти тысячу лет своего блядского существования так и не понял, где пролегает граница человеческих возможностей. А зовут его Рокеронтис. Ты вряд ли слышал это имя, скорее что-то вроде «Песочный человек».

– Бог ночных кошмаров, – констатировал Карн, внимательно посмотрев на нового знакомца. Внезапно входная дверь распахнулась и в туалет ввалился посетитель бара «Нептун», судя по внешнему виду – завсегдатай. Он икнул и нетвердым взглядом обвел присутствующих.

– Здарова, зема! – Рокеронтис улыбнулся незнакомцу во все тридцать два. – Как сам?

– Нормально, ик, все нормально, – мужик резиновой походкой подпружинил к Рокеронтису и уставился на него впритык. – А у тя че, проблемы, а?

– А ты смерти боишься? – внезапно спросил Рокеронтис. Его вопрос явно поставил мужика в семантический тупик. Он только лупал глазами и беззвучно открывал рот. Наконец, смачно рыгнув, мужик пришел в себя и Карну показалось, что на секунду в его глазах мелькнуло что-то осмысленное. Мужик тихо шмыгнул носом:

– Боюсь, конечно! А кто ж ее не боится?

– Дурак ты, – беззлобно ответил Рокеронтис. – Бояться надо не смерти, а жизни, которая настолько пуста, что напоминает смерть.

А потом он осторожно, почти ласково коснулся виска мужчины. Тот отступил на шаг, привалился к стене и медленно пополз вниз. Его глаза закатились, по лицу расплылась глупая улыбка. Рокеронтис тоже закатил глаза, как понял Карн – от наслаждения. Бог расправил плечи, демонстративно хрустнул шейными позвонками.

– И ночных кошмаров тоже, – запоздало подтвердил Эрра. – Может быть Зубной феей, а может – Фредди Крюгером. Зависит от того, как хорошо ты себя вел в этом году.

Карн не понял, шутка ли это.

– В жопу лекции по сравнительной культурологии, – хмыкнул Песочный человек, возвращаясь из транса. – Ты в норме? – это уже Карну. Тот кивнул. – Окей, тогда может выйдем, наконец, из мужского сортира? А то стоим тут как три педика, точнее как два педика и один извращенец, который за ними наблюдает! Перестань уже его обнимать, Эрра, он вроде сам в состоянии, прямоходящий как-никак.

– Попридержи язык, – грозно ответил бог разрушения, но Карна отпустил. Они покинули вполне гостеприимный и даже совсем не вонючий туалет, и сразу направились к выходу из бара. Эрра задержался у стойки, но Карн не заметил, чтобы бог доставал бумажник. Он просто перекинулся с барменом парой слов и повернулся к нему спиной. Бармен как ни в чем не бывало переключился на другого клиента.