Ро-ке-рон-тис тщательно разжевывал каждый кусочек и с наслаждением проглатывал его. Он быстро осваивал новые силы и понял, что если в мире снов вырвать у человека сердце или глаза и съесть их, то вместе с ними будет поглощено маниту жертвы.

Обычно со смертью тела маниту освобождается и отправляется к духам предков на Великий остров, что от начал времен плывет над облаками. Но лишь если соблюден погребальный обряд и тело уложено на деревянный помост, установленный на шестах над землей. А уничтожить маниту – значит стереть саму суть человека из ткани мироздания. Восстановить ее уже невозможно. В племенах ходинонхсони не было легенд, которые описывали бы, какое существо в силах сотворить подобное.

Неожиданно Ро-ке-рон-тис поперхнулся, ощутив болезненный укол в груди. Потом он стал стремительно терять силы и, не понимая, что происходит, поспешил сбросить оболочку Витэшны. Он замер посреди каменного колодца, созданного в подсознании Меджедэджика его темной волей, волей повелителя кошмаров. Стены подернулись сетью трещин, свет замерцал. Мир разрушался, потому что его носитель перестал существовать.

Ро-ке-рон-тис стремительно вырвался из угасающей реальности, запоздало осознав произошедшее (и в очередной раз с тех пор, как он стал богом, знание пришло к нему само собой, без каких-либо усилий). Он стоял над бездыханным телом Меджедэджика в его родовой овачире. А рядом с молодым воином на ложе из шкур лежала Витэшна, девушка уже остывала.

В эту ночь они подарили себя друг другу, и для обоих это было время открытий. Они свершили древнейший ритуал и до рассвета их маниту слились воедино. Поэтому, убив Меджедэджика, Ро-ке-рон-тис убил и Витэшну. Но, прибывая в облике Витэшны во сне молодого воина, он чуть не попал в ловушку, потому что став ею в сновидческом мире, он стал ею в мире реальном, ибо облик плоти и маниту – два отражения одного вздоха предвечного Ха-вень-ни-ю. Поглощая объединенную маниту, он тем самым чуть не убил себя.

Жестокая догадка обожгла мысли и где-то на задворках реальности он услышал тихий смех.

– Дитя мрака, – процедил Ро-ке-рон-тис. – Подгорный тлен, зло из бездны! В этом заключался твой план! Ты не собирался оставлять мне дарованную силу, не собирался делать меня богом. Ты хотел, чтобы я свершил свою месть и убил себя сам!

– А разве это не справедливо? – парировал шепот, доносившийся из каждой полутени в овачире. – Адсилу ты убил по праву, ибо она преступила закон предков. Но эти двое… Ты убил их из личной мести.

– Но ты сказал, что я могу свершить задуманное, не нарушая закона! – возопил Ро-ке-рон-тис, пытаясь определить истинное местонахождение Ха-кве-дет-гана. С его новыми силами это казалось возможным, но темный сын Ата-ан-сик хорошо прятался. – Ты солгал мне!

– О, нет, мой друг, – покачала головой тень в одном из углов овачиры, растворившись в тот же миг, как только взгляд Ро-ке-рон-тиса остановился на ней. – Ты не попрал людского закона, ибо теперь ты выше него. Но даже будучи богом, ты останешься смертным, ибо когда то был им. Ты свободен от закона людей, но не свободен от их пороков.

И он захохотал, его раскатистый рваный смех заполнил все пространство в мире. А Ро-ке-рон-тис упал на колени перед двумя мертвецами, которых он забрал не по праву. Частица Кизекочука размером с тлеющий уголек все еще жила в нем, и она кричала в безумном ужасе от содеянного. Эта частица останется с ним навсегда, обратившись чувством вины, которую нельзя искупить.

Утром племя онундагэга не нашло среди живых Адсилы и Меджедэджика с его юной женой. В своих постелях умерли племенной шаман Апониви, который много лет назад обманом отобрал кукурузное поле у родного брата, юная охотница Аламеда, которая в прошлом году совсем не случайно столкнула с утеса Кэю, с которой они соперничали из-за мужчины, племянник сахэма Истэка, который, напившись ритуального вина, несколько раз избивал свою жену Кэтери. И еще много людей онундагэга не проснулось в ту ночь.

А следующим утром племя ганьенгэха обнаружило восьмерых мертвецов, холодевших в своих постелях с гримасами непередаваемого ужаса на лицах. Затем настал черед племени гойогохоно, а другим утром – племени онондовага. Напоследок Ро-ке-рон-тис заглянул в уоки племени сгарурэ, чтобы забрать в ночной кошмар двадцать пять маниту. Люди Пяти племен быстро поняли, что новый бог, бог ночных кошмаров, карает лишь тех, кто преступил закон предков. И на многие годы ходинонхсони стали самым боязливым и смиренным народом на земле.

За несколько последующих десятилетий Ро-ке-рон-тис забрал не больше сотни маниту. Он поклялся никогда не касаться невинных, но понимал, что едва ли это сотрет клеймо вины с него самого. Он не считал Ха-кве-дет-гана своим другом, но тот помогал ему. То ли ощущая некоторую ответственность за судьбу Ро-ке-рон-тиса, который вроде как был его детищем. То ли по другим, никому не известным причинам.

Ро-ке-рон-тис скоро понял, что не имеет права злиться на Ха-кве-дет-гана, ведь он сам сделал то, что сделал, темный бог-близнец лишь предоставил ему возможность. А еще он узнал, что Ха-кве-дет-ган вовсе не плохой, просто когда-то вопреки воле остальных богов он решил дать им то, чего они хотели. Люди захотели есть – и он научил их растить кукурузу и тыкву. Люди захотели мяса – он дал им лук и стрелы. Один человек захотел обладать тем, что было у другого, более сильного, – и Ха-кве-дет-ган дал ему томагавк.

Но потом люди стали безалаберны и посевы кукурузы погибли. Люди бесконтрольно истребляли животных в округе и животные ушли, оставив людей ни с чем. Люди завидовали друг другу и разразилась война. За это они прокляли Ха-кве-дет-гана, нарекли его темным, хотя из двух сыновей пресветлой Ата-ан-сик лишь он спускался в земной мир и жил заботами смертных.

– Это закон, – сказал ему как-то Ха-кве-дет-ган. – Что бы ты ни делал, тебя будут помнить за дурные поступки. А если ты не совершал дурных поступков, они придумают их для тебя.

– И чтобы ты ни делал, они все равно будут осуждать, – задумчиво проговорил Ро-ке-рон-тис. Они сидели на берегу гремучей Мух-хе-кан-не-так и глядели на восток. Их нечеловеческие глаза позволяли им видеть, как из-за Великого Океана к берегу идут большие деревянные лодки под белыми парусами. А на тех лодках сидели люди с непривычно-бледным цветом кожи.

– Верно, – согласился Ха-кве-дет-ган. Внешне он чем-то напоминал самого Ро-ке-рон-тиса – та же худощавая невысокая фигура, те же рельефные сильные мышцы, черные прямые волосы, собранные в хвост на затылке, суровый взгляд темно-синих, почти черных глаз под тонкими бровями. Они будто были отражениями друг друга. Искаженными отражениями.

– Скажи мне вот что, – через некоторое время Ро-ке-рон-тис вновь обратился к Ха-кве-дет-гану, пристально наблюдая за тем, как большие деревянные лодки вздыбливают песок, врезаясь в береговую кромку нового для них континента. – Я был на Великом острове, я видел Ха-кве-ди-ю. Вы не близнецы.

Ха-кве-дет-ган тихорассмеялся. Это был смех бога, но – по-человечески грустный.

– Ты прав, мы вовсе не близнецы, – темный бог покачал головой. – Людям свойственно выдумывать то, чего нет, ты еще не понял? Особенно когда им позарез нужен виновник всех их несчастий.

– Но как так вышло? – не унимался Ро-ке-рон-тис.

– Мы не единственные, ты ведь уже понял, – Ха-кве-дет-ган посмотрел на бога мщения с лукавым прищуром. – Мы не раз встречались с другими. И однажды, –он кивнул в сторону кораблей, – как говорят они, нам надрали задницы. Чужие пленили Абабинили, представляешь, младшего сына Хе-но!

– Но это ведь не та история, – Ро-ке-рон-тис исподлобья посмотрел на собеседника.

– А ты слишком проницателен для молодого бога! – Ха-кве-дет-ган хлопнул его по плечу, и оба раскатисто засмеялись, встрепенув речную гладь. – Верно, то другая история. И она касается ифритов. Это не боги, духи стихии огня. Один из них был здесь, Ашмедай. Он покорил мою мать Ата-ан-сик, уж не знаю чем, но покорил. Она тогда пребывала в теле смертной из племени, названия которого не помнят даже самые древние шаманы. И к тому моменту у нее уже был один сын – пресветлый Ха-кве-ди-ю, – последние слова он продекламировал столь напыщенно, что Ро-ке-рон-тис не сдержал улыбку.