– Это точно, – Нисса сделал маленький голоточек и перехватила взгляд Карна. – Что? Нам, знаешь ли, много не надо! Мы – дети леса, ко всей этой дряни людской никак не приспособлены!

Карн хохотнул, абсолютно непроизвольно. Насколько точно она повторила его мысль!

– Если переберу, может начаться черте что, – продолжила Нисса. – Для дриад бессознательное состояние очень опасно. Хотя мы с Эмерентой и не прошли обряда посвящения, наши силы при нас. У альпийских фермеров даже поговорка была: пьяная дриада – пизда кантону. Уж извини за откровенность.

– Да ничего, – улыбнулся Карн. – Ты тогда особо не налегай на винчик. А то он, я так понял, крепленый.

– Не волнуйся, уроки Тота – это на всю жизнь. Да и собственный опыт, в большей степени – плачевный, тоже кой чему учит, – хихикнула дриада. – Хотя, знаешь, сейчас такое состояние, что хочется напиться от всей души. Я вот лет двести уже не напивалась. Серьезно!

– А я уже… две недели! – подсчитал Карн и они вновь засмеялись. Мимо прошла молодая пара с ребенком. Мамочка бросила на Карна и Ниссу взгляд, полный порицания пополам с презрением. Мужик взглянул скорее с завистью. Нисса поспешно отвернулась, пряча изумрудные глаза. Вообще, можно было подумать, что это такие линзы, но, присмотревшись, сразу понимаешь, что не может быть таких линз.

– Помню, как-то выпивали мы с друзьями у меня на даче, – начал Карн. Вино действительно было крепленым, тело наполнили пофигистические эманации, мозг окутал туман беспечного блаженства. – Лет шестнадцать мне было. Да, точно, шестнадцать! Ну, дело молодое – начали часа в четыре дня, и к семи половина уже была вусмерть. Я в том числе. И тут, как назло, батя звонит.

Дриада смотрела на него во все глаза. И тут Карн понял: какая же она все-таки девчонка! И пусть за спиной шестьсот лет, но ей все это время так не хватало общения. Простого человеческого общения, пусть не со сверстниками, но хотя бы просто с МОЛОДЫМИ, не забубенными этими извечными проблемами. Тот, Эрра, Рокеронтис – у этих голова другим занята, оно и понятно, они вымирают. Дриады тоже вымирают, они все вымирают, но она пока не может этого понять, просто не готова. Наверное, и правда обряд Инициации для них очень важен, дает им укорениться в этом мире, понять его законы, найти свое место. А есть ли у нее свое место? У них, детей леса, возможно – последних на земле?..

– Чего замолчал то? – всполошилась дриада. Она посмотрела на Карна еще пристальнее.

– Да менты проехали, – нашелся он. – Думал, прятать бутылку или нет. А то я ведь в розыске! Ну да ладно, о чем это я? Ага, так вот звонит батя, а я мертвый. Ну, просто мертвый! Дружище мой, Митяй, еще более-менее в себе и понимает, что если трубку не взять, батя может и приехать. А может и с маманей приехать. А тут, извините, не дача, а натуральный притон! Короче, Митяй берет ситуацию в свои руки. Хватает трубку, делает всем присутствующим знак закрыть рот и отвечает. «Алло, пап… Да, пап… Все в порядке, пап». И кладет трубку. Ну все, поржали, да забыли. На следующий день, когда я, изрядно помятый, но вполне себе вменяемый, возвращаюсь домой, ко мне подходит отец и спрашивает: «А кто со мной вчера по телефону разговаривал?» Я отвечаю: «Я, бать, просто выпил немного, может, голос севший был». Батя смеется: «Да при чем тут голос! Ты меня с роду «папой» не называл! Только «батей»!»

Нисса расхохоталась. Карн и сам обронил смешок, вспоминая ту забавную ситуацию. Он вновь закурил и посмотрел вдаль, на огни города, который жил своей привычной жизнью и даже не подозревал о том, что в самом его сердце стоит живая шестисотлетняя дриада и Адхва-Га, который должен спасти давно погибший мир.

Потом он перевел взгляд на Ниссу. Отсмеявшись, она медленно спрятала улыбку и глубокая невысказанная боль пробежала по ее лицу, словно рябь по озерной глади. Карн подумал о том, сколько ей пришлось пережить. Ведь Иные Боги не щадили никого. Ни таких как Эрра, ни таких как она, Нисса.

– Что с тобой? – тихо спросил он. Рискнул и положил руку ей на плечо. Вновь почувствовал легкий разряд электрошока, больнюче-приятной волной разбежавшийся по телу. Она не сбросила руку, даже не дернулась. Подняла на него такие ясные, такие бездонные, и такие грустные глаза.

– Прости, не хотела портить этот замечательный вечер. И все-таки испортила, – она натянуто улыбнулась и посмотрела почти виновато. Потом снова опустила голову. – Слушая о твоем детстве, непроизвольно вспомнила о своем.

– Нисса, – он одним коротким шагом сократил расстояние между ними до нуля. Осторожно приподнял её голову, коснувшись подбородка, и посмотрел дриаде прямо в глаза. – Это ты меня прости. Ведь я даже не представляю, что ты пережила. Хотя понимаю, что вряд ли эти шестьсот лет показались тебе счастливыми.

– Шестьсот сорок два, – хмыкнула она, вновь попытавшись улыбнуться. – Мне шестьсот сорок два. А я до сих пор как девчонка! Девчонка, которой приходилось делать совсем не детские вещи.

– Хочешь рассказать? – спросил Карн. Он не знал, как она отреагирует на подобный вопрос и даже не понял, почему вообще всплыла эта тема. Вино давало о себе знать.

– Было много всего, но совру, если скажу, что всего не упомнить, – она говорила очень тихо. Ее голос был грустным, но все равно красивым. – Хотя есть моменты, от которых больнее всего. И среди них…

– … есть один, – продолжил за нее Карн. Он прожил совсем немного, но и в его озере памяти были моменты, вспоминая которые, хотелось разодрать себе грудь голыми руками, настолько нестерпимо горело там и клокотало. И среди этих моментов тоже был один, особый.

– Да, – устало согласилась она. – Среди них есть один.

– Расскажешь? – попросил он. Нисса промолчала. Минута растянулась во времени и пространстве, будто они падали и падали в бездонный колодец, на дне которого была лишь пустота, холодный безмолвный вакуум. А потом она подняла голову и посмотрела на него едва ли не с яростью

– Да, Карн, – прошептала она. – Я расскажу тебе.

Небольшой городок, отстроенный меньше полувека назад группой свободолюбивых рыбаков, ютился на вершине скалистого полуострова, утопавшего в лесном массиве, что бесстыдно клубился сочной зеленью над переливчатым полотном океана. Это было тихое спокойное место, настоящий оплот седых традиций Новой Англии, одно из старейших поселений на побережье, где церковь конгрегационистов давно уступила львиную долю прихожан пуританам, так что оказавшиеся здесь впервые не сразу привыкали к суровым протестантским нравам.

Город развивался, медленно, но неуклонно вырастал в размерах. Здесь не только рыбачили, торговали всем подряд, пытались что-то выращивать. Узкая гавань с деревянным причалом, вживленным в каменные отроги умелыми плотниками, ежедневно принимала десятки кораблей, приходивших из других прибрежных городов, а порой – из Старого Света, который здесь помнили, но в большинстве своем честно старались забыть, строя новую жизнь, новый мир.

Эмерента поселилась здесь два года назад. На нее, конечно, косились, потому что таких ярко-изумрудных глаз у людей просто не бывает, но девушке хватало ума хотя бы прикрывать уши, выходя из дома. Кроме того, она исправно посещала церковь пастора Пэрриса. Само собой, не из религиозных побуждений, на глупые обычаи местного населения ей было плевать. Но она и без того выделялась.

В итоге, в ней все же признали «добрую пуританку», скромную и богобоязненную. Она жила на краю города, у реки. Собирала грибы и ягоды, порой – целебные травы. Продавала все это добро на местном рынке, и никому не мешала своим существованием.

А по вечерам Эмерента тихонько ускользала из дома и ночи напролет бродила по окрестным лесам. Кормила медведей с руки, шепталась с волками, а находясь в особенно добром расположении духа, порой даже подвывала вместе с ними на луну.

Вот и сегодня она ушла из дома, едва солнце начало клониться к горизонту. Девушка забралась довольно далеко, дойдя до того места, где изгиб безымянной речушки формирует небольшой полуостров. На полуострове стоял круг камней, кое-где такие называли «круг друидов», а жители Уилтшира, без сомнения, признали бы в нем свой знаменитый Стоунхендж, только раз в десять меньше.