– Нет-нет, благодарю вас.

Она устроилась, оглядела офис и одобрительно улыбнулась. Стены украшали несколько набросков Тора: изображения Близнецов и Убежища на Вертикали, освещенного «Мемфиса», скользящего сквозь звездный свет, самой Хатч в давней форме «филлис». При виде последней картины доктор Эмерсон улыбнулась, и ее глаза остановились на Хатч, темные и пронизывающие. Сенсоры, просвечивающие объекты в комнате. Эту женщину не задобришь, к ней не подольстишься.

– Что я могу сделать для вас, доктор? – спросила Хатч.

– Присцилла, мне нужна ваша помощь.

Хатч хотела пошевелиться. Немного подвинуться. Принудить себя расслабиться. Но не смогла.

– Какого рода?

– С Омегой нужно что-то делать.

Сначала Хатч подумала, что ослышалась. Конечно, Альва говорила о той Омеге, что двигалась в сторону Земли. Когда люди говорили: «Омега», они имели в виду именно это.

– Она не станет проблемой еще почти тысячу лет, – с трудом выговорила Хатч. – Вы предлагаете?..

– Предлагаю придумать, как остановить ее.

Легко сказать.

– Мы ведем определенные исследования...

– Прошло больше двадцати лет, Присцилла. Или Хатч?

– Хатч сойдет.

– Хатч, – тон Альвы смягчился. – В вашем случае это почему-то очень женственное имя.

– Благодарю, доктор.

– Альва.

Хатч кивнула и покатала имя на языке. Это было, как если бы она сидела за столом с Вашингтоном и называла его «Джордж».

Альва наклонилась вперед.

– Что мы узнали к нынешнему моменту?

Хатч пожала плечами.

– Облако начинено наноустройствами. Кое-кто думает, оно может создавать гравитационные поля. Чтобы менять направление полета.

– И не любит искусственные объекты.

– Да.

– Что-то еще?

– Там масса пыли и водорода. Тучи варьируются в размерах процентов на тридцать. Они несутся на хорошей скорости. В пределах двадцати миллионов узлов в час.

– Она приближается так быстро? Наша туча?

– Да. – Хатч немного подумала и добавила: – Да, и еще они идут волнами. Мы не знаем, насколько широки волны, поскольку не видим их конца. Локальные волны отстоят друг от друга примерно на сто шестьдесят световых лет, плюс-минус, и примерно каждые восемь тысяч лет одна из них прокатывается через Солнечную систему.

– Но они всегда на одной дистанции? Волны?

– Нет. Это все довольно хаотично. Вначале мы считали, что локальное расписание действует везде и что буквально миллионы облаков дрейфуют через рукав Ориона. Но, конечно, это не так. К счастью.

– Что-то еще?

– Волны выгибаются наружу в общем направлении вращения Галактики. Втягиваясь в поток, я полагаю.

– И это все?

– Более-менее.

– Поразительно – тут мало того, чего не было известно двадцать лет назад. Что касается вопросов, которые приходят мне на ум, мы ведь не знаем, откуда Омеги появляются. Или почему они ведут себя так, как ведут. Мы даже не знаем, естественного ли они происхождения.

– Верно.

– Или как их обезвредить.

Хатч встала. Она чувствовала энергию, излучаемую этой женщиной.

– В них нелегко проникнуть, – заявила она.

Альва улыбнулась.

– Они как девственница.

Хатч не ответила.

Долгие секунды обе молчали. Комм несколько раз мигнул и отключился. Входной сигнал. Сверхсветовой с «Бродсайда», лично для Хатч.

Альва вежливо улыбнулась, не сводя с Хатч темных глаз. Женщина выглядела одновременно и развеселившейся, и раздосадованной.

– Прилагаем ли мы серьезные усилия?

– Ну конечно, – ответила Хатч.

– Но показать нам нечего. А ведь прошло двадцать лет. Фактически двадцать пять.

– Мы работаем... – Хатч запнулась.

Альва кивнула.

– Надо работать лучше.

– Альва... – Хатч пришлось сделать над собой усилие, чтобы это выговорить. – Торопиться некуда. Я хочу сказать, эта штука в тысяче лет отсюда.

Альва снова кивнула. Но это не означало согласия, признания того, что в словах Хатч есть рациональное зерно. Скорее это было констатацией того, что Хатч ведет себя именно так, как и ожидалось, говорит именно то, чего Альва от нее ожидала. Она расправила воротничок.

– Хатч, вы были на Бете Пасифика-3.

Домашний мир Создателей Монументов, исчезнувшей расы, которая оставила величественную память о своем присутствии на протяжении нескольких тысяч световых лет. Звездные странники еще в те времена, когда шумеры учились обжигать кирпичи. Сейчас – не более чем дикари, бродящие среди руин своих некогда гордых городов.

– Да, была.

– Я нет. – Глаза доктора Эмерсон затуманились. – Я видела достаточно разрушений здесь, дома. – Последовала новая пауза. Потом: – Как я понимаю, Создатели Монументов знали об Омегах. Задолго до их появления у беты Пасифика.

– Да. На Куракуа и на Ноке они даже пытались направить эти штуки в сторону. Чтобы спасти обитателей планет.

– Безуспешно.

Хатч поняла, к чему клонит Альва.

– Они вырезали кубические луны и расположили их на орбите вокруг Нока, надеясь, что облака набросятся на них вместо городов. – Хатч пожала плечами.

– В конечном итоге они не смогли спасти даже себя.

– Да. Не смогли. Есть доказательства, что они подхватили большую часть населения и смылись.

– Сколько у них было времени? Две тысячи лет?

– Мы полагаем, чуть больше.

Альва теперь была на ногах, шла к окну, притягиваемая солнечным светом, но все еще ни на что не глядя.

– Как это случилось, по-вашему? Неужели облака так неодолимы, что даже Создатели Монументов за две тысячи лет не смогли ничего сделать?

– Это, вероятно, нелегко. Остановить одну из Омег.

– Хатч, позвольте предположить, что две тысячи лет – достаточный срок для подготовки. Так что они, вероятно, отложили ее. «Это еще не наша проблема». «Займемся этим в будущем году. Или уж в следующем столетии». И медлили, медлили – пока не стало слишком поздно.

– Может быть, уже поздно, – предположила Хатч. Но, едва слова вырвались, поняла, что этого не следовало говорить.

Альва была миниатюрной, но ее присутствие заполнило офис, захватило его и заставило Хатч чувствовать, что она чужая в собственном доме.

– Может, и так, – произнесла Альва. – Но лучше обойтись без таких заявлений.

На мгновение офис потемнел и вновь осветился. Облачко закрыло солнце.

– Вы считаете, – сказала Хатч, – что мы собираемся умыть руки?

Альва сдвинула брови.

– Я это знаю. Произойдет непоправимое, если люди будут думать и действовать как вы. И, Хатч, вы видели их в деле. Вы знаете, на что они способны. – Ее взгляд обратился внутрь. – Простите. Я не хотела вас обидеть. Но обстоятельства вопиют. Мы тоже смотрим на Омеги как на чужую беду. Но когда облако придет, здесь будут дети наши детей.

Конечно, она была права. Хатч понимала это, как и любой, кто дал себе труд подумать.

Альва потянулась за блокнотом, что-то нацарапала в нем, наморщила лоб.

– Каждый день, – сказала она, – облако приближается к нам на полмиллиарда километров.

Было поздно, шестой час, а день получился ужасно длинным. Чего все-таки эта женщина хочет?

– Вы же знаете, – заметила Хатч, – не я определяю политику Академии. Вам надо поговорить с доктором Асквитом.

– Я не пытаюсь повлиять на политику Академии. Она слишком незначительна в масштабе этой проблемы, чтобы беспокоиться, Хатч. Любое серьезное усилие что-то сделать с Омегами потребует политической воли. А она идет не отсюда.

– Тогда я не понимаю?..

– Я пришла сюда не за поддержкой Академии. Мне нужна ваша поддержка.

– Моя?

– Вы – лицо Академии.

– Нет. Вы обратились не к тому человеку. Глава нашего отдела общественных связей – Эрик Сэмюэлс.

– Вы, Хатч. Вы нашли первое облако. Вы, Фрэнк Карсон и другие. Кто-то обмолвился мне, что именно вы выполнили расчеты. Вы все это разгадали. Так?

– Да.

– Вдобавок вы – женщина с Обреченной. Женщина, которая спасла своего мужа, вытащила из этого древнего звездолета, этого... Как вы его зовете?