Раньше он был изрядным букой. Но это всегда проявлялось в каком-нибудь месте, изолированном от прочего мира, где была разве что пара техников, которые постоянно говорили о сорте местного песчаника или об уровне влажности на определенной широте. Но здесь Диггера окружало живое сообщество, энергия которого бурлила в городах каждый день и освещала ночи, а он был отрезан от всего этого.

Диггер дотронулся до светящейся фигуры Келли, до руки, до плеча. Мягкая вибрация, порождаемая внешней поверхностью защитного костюма, обнадеживала. Келли подалась навстречу его пальцам и укрылась в его объятиях. Все можно было почувствовать сквозь поле, кроме ее губ, которые защищал твердый пузырь, закрывавший лицо.

Они стояли возле двухкупольного здания на краю города, глядя на север, на петлю реки, на гранитную долину. Несколько местных бродили вокруг: одни работали, другие играли с малышами, третьи просто гуляли. Западнее, за немногочисленными холмами, холодно блестело море.

– Я люблю тебя, Келли, – сказал Диггер.

Она шевельнулась и засмеялась.

– Что смешного?

– В данный момент, – заметила она, – твой выбор ограничен.

– Ну, не знаю. – Он отключил защитный костюм. (Ворвался запах соленого воздуха. Прекрасно.) – Вчера в парке я видел несколько миленьких красоток.

Вибрация прекратилась – Келли выключила костюм.

– И я люблю тебя, Дигби, – сказала она.

– Я хотел бы видеть тебя.

– Возможно, вечером, если будешь хорошо себя вести.

Он нашел ее губы, и они на несколько мгновений замерли, наслаждаясь друг другом.

– Келли, я очень хочу, чтобы ты стала моей женой.

Она замерла, одновременно притягивая и отталкивая его

Он подумал, а делал ли кто-нибудь раньше предложение невидимой женщине?

– Диггер, – сказала она, – я польщена.

Это звучало как-то не так.

– Но не уверена, что получится.

Он отключил очки, и радужный силуэт исчез. Остались только темные глаза.

– Тебе не пришлось бы увольняться, – сказал он. – Это не коснулось бы твоей карьеры. Мы бы что-нибудь придумали.

Ветер с моря был холодным.

– Дело не в этом.

– А в чем? – спросил он.

Келли сощурилась. Диггеру потребовалось время, чтобы привыкнуть к глазам без тела и заметить, что они по-прежнему отражают настроение и чувства. Он всегда считал, что это возможно, только когда видно все лицо.

– Диггер, я бы с радостью вышла за тебя...

– Но?

– Мне неинтересны краткосрочные связи. Я не хочу дать тебе клятву, а через пару лет обнаружить, что все изменилось и каждый из нас идет своей дорогой.

Он притянул ее обратно к себе. Келли не сопротивлялась, и он с удивлением заметил, что ее щеки влажны.

– Ты хочешь, чтобы я подписал соглашение об обновлении?

Она подумала.

– Нет, этого я не прошу. Все равно толку не будет. Я просто... – Она задрожала. Это не вязалось с ее характером. – В моей семье не верят, что можно делать что-то наполовину. Либо да, либо нет. Если да, то не надейся, что, если через пять лет ты передумаешь, я просто пожму тебе руку и скажу «давай останемся друзьями».

Он крепко обнял Келли. И очень хотел увидеть ее, но вокруг бродило слишком много гумпов.

– Никогда, Келли. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Навсегда. Без перерывов. Без истечения срока договора.

– Ты уверен?

– Да.

– И твои чувства не изменятся, когда мы прилетим домой?

– Конечно. – Он прижался губами к ее губам. – Ты крепкий орешек.

– Да. И если ты в чем-то соврал, то дорого заплатишь.

Земляне не только устанавливали жучки, но и путешествовали по городам, снимая выгравированные символы, статуи, архитектуру, все, что казалось интересным. Они нашли в Мандиголе музей, полный артефактов, найденных на раскопках в существующих городах. То есть у гумпов были археологи.

Также нашли несколько академий или колледжей, самый дорогой из них – в Кулнаре, родном городе Макао. В Миракапе, городе на острове, который фактически был частью Т’Минглтепе, почти всю ночь напролет шли концерты. Келли с Диггером записали несколько инструментальных и вокальных. Кстати, голосовой диапазон гумпов ничуть не уступал человеческому. Коллингдэйл и его команда на «Аль-Джахани» по достоинству оценили местную музыку. Диггер и Келли видели гонки кораблей в городе Хопгоп на северо-восточном побережье и гонки на суше в Сакмарунге. Во всех этих городах варили отменный кофе. В конце дня все отправлялись в разнообразные бистро и таверны, и вечера пролетали в смехе и разговорах.

Жизнь на перешейке была хороша. Земля изобильна, море полно рыбы, и не похоже, что кому-то приходилось трудиться в поте лица.

«Они тут столько же, сколько и мы на Земле, – заметил Диггер в одном из своих отчетов для „Аль-Джахани“. – Но в технологическом отношении никуда не продвинулись. Может ли кто-нибудь дать этому объяснение?»

Никто не мог. Пара «коллингдэйловцев», Элизабет Мадден и Джейсон Холдер, думали, что гумпы просто недостаточно умны. «Да, они используют инструменты и строят города, – утверждали эти скептики, – но это не означает, что они могут дойти до промышленной революции».

Но если в развитии технологий гумпы мало чего добились, то с политикой дело обстояло совсем иначе. Во всех городах было правление посредством представителей, хотя схемы в разных местах различались. В Сакмарунге был один руководитель, избираемый из числа парламентариев. Он (или она) служил два года и ни при каких условиях не мог получить эту должность снова. Парламентский орган формировался свободным голосованием граждан. Коллингдэйл полагал, что правом голоса обладают все, но это еще не было выяснено до конца.

В Мандиголе применялась классическая спартанская схема: два главы исполнительной власти с равными полномочиями, которые, видимо, наблюдали друг за другом. Бракел избирал парламент и исполнительный совет, похожий на всепланетное правительство Земли. Не было признаков политической нестабильности, тенденций к войне, никаких бедствующих гумпов на улицах.

«В целом, – думал Диггер, – они отлично устроились. Конечно, это несложно, когда еду можно рвать с деревьев по пути домой».

– Все в соответствии с идеей Тойнби, – сказал Диггер, обращаясь к Келли.

– Кто такой Тойнби?

– Историк двадцатого века. Он считал, что для развития цивилизации необходима правильная среда. Она должна бросать вызов, но не такой, чтобы подавить цивилизацию. Вот почему мы видим прогресс в Китае и Европе, но не в Микронезии или Сибири.

Но гумпы не были людьми. Кто знал, какие правила применимы к ним? И тем не менее – спектакли, парки, храмы, ночные гуляния в городах: гумпы во многом чрезвычайно походили на людей. Они казались такими, какими захотели бы стать мы, если бы могли выбирать.

Но в чем секрет?

У них тоже бывали ссоры и драки, Диггер видел это несколько раз. У них были воры. Об этом свидетельствовали запертые двери библиотек и других мест, где хранились ценные вещи. Но их женщины без страха ходили по улицам ночью. И у них не было армии.

– Их общество несовершенно, – заявила Келли, – но они многое делают правильно.

– Может, это ДНК?

– Ты имеешь в виду ген миролюбия? – Она пожала плечами. – Не знаю.

– Я говорю о генах интеллекта. Развита их технология или нет, но я начинаю задумываться, не разумнее ли они, чем мы.

На вершинах сдвоенных куполов стояли две статуи, похожие на изображения двух божеств, которые земляне видели в Бракеле: пожилой бог, тот, что держал свиток, и молодая богиня с музыкальным инструментом.

– Разум и страсть, – предположила Келли.

Все храмы – а в каждом из городов был храм, и еще несколько в сельской местности – имели крышу, но в остальном были открыты стихиям. Войти в храм можно было в любое время дня и ночи.

Редкие посетители бродили среди колонн, поддерживающих двойной купол. Казалось, богов здесь поселили каждого в своей квартире. Они или сидели, или стояли, или (в паре случаев) опирались на скамейки. Такого снижения градуса величия или надменности земляне не видели нигде. Это были боги в домашней, нецеремонной, обычной обстановке: заходи и выпей чего-нибудь.