…Машина историка с мягким шорохом резала воздух. 700 км/час не были заметны в герметичном салоне, как в вату обернутом эластичным коконом поля. Помимо прочего, барьерная разность потенциалов обладала свойством гасить воздушные вихри, резко уменьшая сопротивление и шум. Глайдер Максима, скользил в полоске света от вечерней зари между темной бездной неба и сумрачной твердью земли.

— Будет холодно, — сказал историк, глядя на беспощадно-яркие звезды.

— Да, — грустно сказала Ирина, отрывая голову от стекла.

Она, наконец, вернулась из своих невеселых мыслей.

— Еще минут 10 и мы на месте, — сказал ей Максим. — Что-то ты совссем скисла…

— Просто я в который раз поняла что жизнь уходит как вода в песок. Время идет, а самым большим приключением в ней остается дорога от работы до дома на прогулочной скорости. Как немного…

— Ну почему, — возразил Максим. — Куда меня только не заносило.

— А к кому ты летаешь? — поинтересовалась Ирина.

— По бабам конечно, — ответил Максим.

— Ну, разумеется, — с досадой сказала Ирина. — Не заниматься же онанизмом.

— А если заниматься, то с партнером, — в тон ей ответил Максим.

— Вот именно… Онанизм вдвоем — как зеркало нашей эпохи.

— Кто виноват, что люди, предназначенные друг для друга, как правило, разделены не километрами, а парсеками пространства.

— Нет, не в этом дело. Люди разделены тем, что совершенно, нисколечко не нужны друг другу. От этого хочется выть.

— Ты имеешь в виду себя? — осторожно спросил Максим.

— И себя тоже, — глухо, с досадой ответила она. — Смотри, впереди появились огоньки.

— Я давно их заметил, — сказал Максим. — Это Мертвый город.

— Не называй его так, — попросила Ирина.

— Хорошо, просто город, — согласился Максим и вдруг спросил. — А ты знаешь, как ходили в атаку древние штурмовые машины?

Она не успела ответить. Историк бросил машину вниз, одновременно отклоняясь влево. «Корсар» провалился до самой поверхности, соскользнул в русло сухой реки и помчался поднимая за кормой настоящую снежную бурю.

Ирина от неожиданности взвизгнула, схватилась руками за своего спутника.

— Что ты делаешь? — вскрикнула Ирина, возбужденная и напуганная.

— Очнись, пора, — также громко крикнул в ответ историк.

— Извини, — уже нормально сказала она. — Может не надо?

— Отчего? — спросил Максим.

— Прибереги это на обратную дорогу, — ничуть не смущаясь, ответила она.

— Ну, как скажешь, — ничуть не выдал своего удивления Максим.

Ему вдруг подумалось, что он начинает привыкать к этой помойной женщине и даже принимать во внимание ее желания.

Историку это совсем не понравилось. Что-то происходило между ними как бы, между прочим, самой собой, помимо его воли.

Максим снизил скорость и поднялся. Цель полета была совсем рядом. Посреди снежной равнины горела огнями улица большого города. На здания были налеплены сотни лампочек, которые сияли в темноте ночи, очерчивая контуры построек. На проезжей части садились лодьи и глайдеры гостей.

Историк сделал круг, показывая изнанку этой почти с идеальной точностью смоделированной улицы. Она разительно отличалась от парадных фасадов — наружу торчали внутренности недостроенных зданий, перекрытия, балки из композита, подпирающие стены. Все это выглядело как с размахом выполненные декорации.

Максим прошел над коробками домов, лишенных крыши и заваленных почти доверху снегом внутри, зашел на посадку и технично посадил машину на свободный пятачок. Вылез из глайдера и помог выбраться Ирине.

Иллюзия того, что они оказались в настоящем старинном городе, из которого непонятным образом исчезли все жители, была полной.

На занесенной снегом улице сияли огнями фонари, светились витрины магазинов, предлагая зайти. Море света плескалось на вывесках казино. На крайнем доме, граничащим с Садовым кольцом, медленно вращался огромный глобус.

Впечатление портили беспорядочно брошенные летательные машины.

Мало того, что глайдеры принадлежали к совсем другому времени, они были натыканы, где попало, довершая впечатление странной катастрофы, которая заставила людей покинуть это место налегке, бросив и дома и транспорт.

Ирина огорченно вздохнула.

— Я много думала, как это выглядит, надеялась, что будет похоже, но увы…

— Почему? — удивился Максим.

— Никакого эффекта реальности.

— Вроде все сделано как оно было, — в раздумье произнес историк.

— Нет, — покачала головой Ирина. — Несмотря на размах, есть масса деталей, которые с головой выдают новодел даже с этой стороны.

— Тебе виднее, — согласился Максим.

За этим разговором они подошли к зданию. По обоим сторонам от входа грудой мерзлого железа стояла пара «паксов», летающих боевых роботов. Как заметил Максим, они были дезактивированы и просто пугали людей одним своим присутствием.

Сочлененные тела роботов похожие на гибрид паука, змеи и велосипедной цепи, находились в характерном для транспортировки положении. Биодетекторы были выключены и висели на гибких кронштейнах, будто короткие усики.

Историку пришло в голову, что боевые механизмы просто привезли и бросили тут давным-давно, даже не удосужившись проверить их работоспособность.

— Кошмар какой, — заметила Ирина, проходя мимо роботов.

— Абстракционизм, — усмехнулся Максим. — Неработающий элемент интерьера. Хотя кого бояться здесь, в запретной зоне…

У дверей стояла пара девушек из личной охраны императора. Они считали данные с сигнальных браслетов и оставили Максима с его спутницей в покое.

Фоей кинотеатра оказалось маленьким и тесным. Историку сначала показалось, что тут кто-то непростительно ошибся. Но потом он вспомнил, что при реконструкции приняли во внимание увеличение среднего роста людей более чем на 70 см. Действительно тогда было так. Максим всегда удивился, как же можно было жить в этих домах.

После того, как они сдали верхнюю одежду в гардеробе, оказалось, что в помещении прохладно.

Точная копия древнего здания была потрясающе неудобной.

Дуло из дверей, холодом тянуло от окон и вообще, маленькие, водяные радиаторы не в состоянии были дать столько тепла, чтобы нагреть щелястое здание до комфортной температуры. Ирине, одетой в короткую юбку и блузу с огромным вырезом, стало откровенно холодно.

Максим предложил ей свой шарф, но она стоически отказалась. До начала просмотра оставалось еще довольно много времени, и историк со своей спутницей решили пройтись. Публика уже собралась, очевидно, решив, что лучше приехать заранее, чем спешить в случае каких-либо непредвиденных обстоятельств.

Приглашенные занимались своими делами, реагируя на окружающих доброжелательно, но абсолютно индифферентно. Каждый был сам по себе. Кто-то надиктовывал данные в речезаписывающее устройства, кто-то говорил по коммуникаторам сигнальных браслетов. Большинство пользовалось портативными компьютерами для блуждания по сети. Огни вмонтированных в стандартную гарнитуру экранчиков отражались в спокойных, ничего не выражающих глазах.

Люди были одеты, в основном в черное и серое. Попадались экземпляры в рабочих комбинезонах — техники главного компьютера допоздна проверяли работоспособность механизмов считывателя и приехали сюда, в чем были.

Кое-где кучковались военные в черной форме, к которой воображение помимо воли дорисовывало серебристый энергошлем.

Прочая публика их старательно обходила. Офицеров Корпуса Теней избегали даже конченые «ботаники» императорской «шарашки», как называли ВИИР.

«Шлемоголовых» не боялись, нет. Просто рядом с ними нужно было внимательно контролировать себя, чтобы не сделать чего-то такого, что могло быть истолковано их начисто промытыми энергошлемом мозгами как агрессия. Естественно, по доброй воле во внерабочее время люди напрягаться не хотели.

Также народ избегал амазонок. Амазонки — личное подразделение владимирских княгинь, созданное в незапамятной древности, остались такими же дикими и необузданными, как и в те далекие времена.

Ходила злая шутка про то, отчего амазонкам не кладут ножей и вилок — кушать ими они все равно не умеют, но непременно используют не по назначению. Глядя на этих светловолосых девочек в это не сильно верилось.

Но это было абсолютной, без прикрас правдой. За похожими на ангелов воительницами тянулась дурная слава неуравновешенных и злобных фурий, пускающих в ход оружие по любому поводу.

Несколько офицеров военной полиции напряженно следили за тем, чтобы все прошло без эксцессов.

Ирина выделялась из толпы. Ее откровенный наряд, цокающие шпильки, красивое тело, медный загар и рыжие волосы обращали на себя внимание. Спутница Максима выглядела штучкой со страниц цареградского журнала мод, неизвестно каким ветром занесенной в запретную зону холодного континента.

Появление гостьи с Гелиоса вызвало неявный, но хорошо заметный для опытного глаза психиатра переполох. Публика бросила свои дела и переключила внимание на Ирину.

Дамы исподволь бросали на нее оценивающие взгляды, амазонки недоброжелательно щурились, мужчины откровенно глазели на нарушительницу местного стандарта. Не реагировали только «шлемоголовые», которые по-сути давно не были людьми.

Обычно ученые дамы одевались в серые и черные цвета, носили длинные юбки или свободные брюки. На ноги они надевали тяжелую обувь вроде туристических ботинок, а верхняя часть костюма, как правило, состояла из наглухо застегнутого френча или толстого свитера под горло с жилетом обычной траурной расцветки.

Кое у кого на плечи были накинуты темные платки или пончо. Волосы старательно красились в черный цвет и распускались по плечам или прятались под бандану, чтобы не дай Бог вызвать ассоциации и с конским хвостом девушки — воина. На нос цеплялись притемненные очки, если там раньше не оказывалась компьютерная гарнитура.

Рядиться в императорскую амазонку имело смысл где-нибудь далеко: на Тау, Кассии, Алой. Но делать это, имея батальон оригиналов под боком — было просто смешным.

Но столь острую, хоть и скрытую реакцию на Ирину вызвало не это. Просто здесь уже давно никто не старался привлечь к себе внимания, не заявлял, столь наивно и безыскусно, что нуждается в одобрении и поддержке себе подобных.

Максим также догадывался, что кое-кто совершал туже ошибку, что и его начальник, принимая Ирину за сексдроида, которого хозяин из-за избытка дурного, низкопробного остроумия привел на мероприятие и выдает за человека.

Историк увидел, как его приятель Миша, стараясь, чтобы никто этого не заметил, деликатно проверил на своем браслете, не отзовется ли встраиваемый в каждого робота маячок в спутнице Максима.

— Макс, а что, кто-то умер? — несколько растеряно поинтересовалась Ирина.

— С чего ты взяла? — удивился историк.

— Почему все в трауре?

— Так принято, — пожав плечами, ответил Максим.

— И ты мне ничего не сказал?! — с негодованием воскликнула она. — Я же выгляжу как белая ворона.

— Ты все равно бы мне не поверила, — ответил Максим. — А потом, — посмотри. Ты произвела фурор. Теперь много дней будут разговоры про медноволосую богиню.

— Да, — сказала она, — я и представить себе не могла, что в центре Обитаемого Пространства, самом ядре цивилизации народ одевается как в забитой деревне, — усмехнулась Ирина.

— Не путай Царьград и Владимир, — ответил Максим. — И потом. Все эти цветущие девочки и мальчики — в большинстве своем — неимоверно старые существа. За их долгую жизнь было много всего: людей, событий, мыслей.

— Иными словами, этим их не проймешь. Ты это ведь хотел сказать? — спросила Ирина.

— И это. А больше то, что тут люди мало нуждаются друг в друге.

— Как же вы можете так жить, — с досадой произнесла она. — А впрочем, наверное, как везде. Просто у нас в провинции это не так заметно. Скажи, что заставило этих моральных развалин принести свои задницы сюда?

— А разве я не сказал? — удивился Максим.

— Нет.

— И ты поехала неизвестно куда, неизвестно зачем? — поразился он.

— Ты мой мужчина. Куда ты, туда и я, — ответила Ирина.

Максим оторопело посмотрел на нее, пытаясь понять, правду говорит она или издевается. Ирина глядела на него с мягкой чувственной улыбкой, словно предлагая себя всю своему господину и повелителю.

На какое-то мгновение для Максима все воронье сборище пропало, растворилось в улыбке Ирины. Он ошалело потряс головой, стряхивая с себя наваждение.

— Тут показывают древние фильмы, ну плоские движущиеся картинки доисторических времен. Мероприятие закрытое, только для своих. Собирается институтская элита, рободелы, строители. Бывают ностальгирующие личности из цареградского дворца. Иногда просмотры изволит посещать сам джихан.

— Ты часто здесь бываешь? — с уважением поинтересовалась Ирина.

— По правде говоря — в первый раз, — пряча смущение за усмешкой, ответил Максим.

— Все когда-нибудь бывает в первый раз, — не стала иронизировать по этому поводу Ирина. — Главное, чтобы не в последний. На этих показах только смотрят?

«Атавизмы, атавизмы», — подумал Максим, чувствуя, как ему приятно исходящее от женщины восхищение.

— Обычно тут решаются все серьезные вопросы. Теоретически можно улучшить карьерное положение.

— Максим, это же здорово. Постарайся использовать эту возможность.

«На кой мне это нужно», — подумал Максим.

— Хорошо, — сказал он, с улыбкой. — Пошли, уже можно.

Максим с Ириной уселись под балконом левой стороны, подальше от экрана в темном уголке.

Очень скоро тягомотина с посадкой закончилась, и в зале погас свет.

Максим по долгу службы изучил немало обработанных при помощи современных технологий исторических материалов, но настоящий фильм, причем так, как его могли видеть далекие, доисторические предки смотрел впервые.

С самого первого кадра стало ясно, что видеоряд состоит из множества неподвижных картинок. Хотя частота смены изображений была оптимизирована под современную, глаз историка отмечал заметное подергивание экрана.

К этому добавлялась недостаточная резкость изображения и слабая цветовая насыщенность — следствие старинной технологии образования цвета.

Максим, конечно, был морально готов к убожеству. Он много знал про те времена. Но эти бледные тени на на экране, заставили историка снова задуматься, каково было этим людям жить, если сидение в холодном и душном зале на неудобных креслах, было одним из лучших развлечений.

Ирина, несколько напряженная сначала, наоборот, с удовольствием растворилась в том, что было неправдой вдвойне. Бывшую любовницу Толика захватила не слишком реальная история о несуществовавшей девушке, приглаженная режиссерами и сценаристами до состояния розовой водички, предназначенной для выжимания слез из сентиментальных неврастеничек.

Как психолог, Максим понимал, зачем Князь князей собирает людей в строящемся по его прихоти городе-фантасмогории, городе-призраке.

Максим догадывался о чувствах, которые мог переживать император: от легкой ностальгии по давно прошедшим временам, до желания убедиться в правильности курса, которым он, цареградский владыка, вел 63 миллиона своих подданных.

Историку вдруг подумалось, что Даниил Концепольский, чем-то похож на одного из героев этого фильма. Он высмеивал и отрицал ценности ближних своих, но в глубине души завидовал тем, кто по разным причинам утверждал то, чему их научили родители.

«Выдохся наш император», — вдруг подумалось Максиму. — «Устал рубить топором великого мастера. В конце-концов, нет ничего вечного».

Экранная героиня вовсю праздновала свою любовь к напичканному предрассудками остолопу, который разрывался между спокойной, удобной и скучной теткой и пышущей страстями молодой девчонкой, по понятиям тем времен совсем лишенной моральных запретов.

Ирина, не отрываясь, глядела в экран. На ее глазах блестели слезы. Она совсем забыла про своего спутника, забыла про необходимость играть в любовь.

Когда пресный блондинчик в очередной раз отказал огненной чертовке, Ирина, издавая какие-то невнятные звуки, поднялась со своего места.

«Ира, ты куда?» — успел только спросить Максим. Она сдавленным голосом пробулькала, чтобы он за ней не ходил, и выскочила из зала.

Глубоко внутри что-то подталкивало Максима встать и идти следом, но весь опыт практикующего психиатра противился этому. Сделать так означало показать слабину, поддаться на провокацию, уступить самодеятельной актерке, разыгрывающую как пьесу свою жизнь.

Историк посидел еще немного, разглядывая темный зал, освещенный лишь дергающимся изображением на экране. Кое-где торчали редкие головы зрителей. Большинство из них продолжало заниматься своими делами.

Время шло, Ирина не возвращалась. Прошло примерно полчаса, действие перенеслось из мирной довоенной идиллии в страшную реальность военного времени. Велично стало совсем неинтересно. В ВИИРе ему приходилось попадать на воспоминания из того времени, оттого пародия стала раздражать.

Максим подумал, что надо идти искать Ирину. Все равно удовольствия от просмотра не было никакого, а дав выплакать ей в одиночестве самую острую, горькую обиду на жизнь можно успеть к фазе, когда напряжение спадет, и сочувствие будет принято с благодарностью.

Зачем ему это нужно Максим анализировать не стал, отметив для себя, что может быть она покажет по этому поводу какой-нибудь особенный номер в постели.

Однако фойе и галерея второго этажа были пусты. Максим проверил туалеты, но никого, кроме парочки, занятой любовью в кабинке сортира, не обнаружил.

Историку стало действительно страшно — неужели эта дура в расстроенных чувствах выбежала на улицу без одежды. Несмотря на закаленность, южанка там долго не протянет.

С чувством близким к легкой панике, Максим пару раз обошел здание, на этот раз, дергая все двери.

На втором этаже он обнаружил незаметный проход на галерею. Сделана галерея была из идеально прозрачного, практически невидимого материала и явно не принадлежала к доисторической эпохе. Слабое свечение пола указывало путь. Поверхность имела наклон, идти приходилось в горку. Историк по инерции сделал пару шагов, остановился и задумался, куда он попадет.

Максиму вспомнилось как на мгновение погасли огни кинотеатра, когда его глайдер прошел со стороны бывшего Трубниковского переулка.

Судя по всему там располагался прикрытый маскировочным полем модуль, — огромный неуклюжий аппарат, способный взлетать и садиться на поверхности небесных тел.

Такие модули в основном использовались в качестве опорных баз, командных комплексов и исследовательских центров.

На Земле, тем более в запретной зоне, он мог принадлежать только одной из служб Князя князей. Возможно, это был опорный пункт «шлемоголовых» или хуже того — амазонок.

Сталкиваться с этими усердно лижущими зад своему хозяину суками, тем более находящимися при исполнении служебных обязанностей было просто неприятно.

Нет, они не грубили, не хамили, но от них исходило нечто первобытное, нечто среднее между раздражением, озабоченностью, даже страхом. В сочетании с тем, что большинству людей до джихана цареградского не было никакого дела, эта служебная паранойя вызывала желание избегать связанных с высшей властью мест, где все так непросто.

Делать было нечего, и Максим двинулся над домами, используя в качестве опоры лишь слабо светящуюся туманную дорожку. Ему очень хотелось, чтобы двери с той стороны были заперты. Тогда ему не придется искать ненормальную подругу там, где ему меньше всего хотелось быть.

Проход оканчивался ничем, путь просто обрывался в воздухе. Историк, однако, знал, что это совсем не так, но инстинкты все равно вопили об опасности.

На всякий случай, Максим оперся о невидимые стены и высунул голову за край. После мгновенного всплеска черноты перед глазами от пересечения границы маскировочного поля, историку открылся довольно большой, темный зал. Пол тут тоже был прозрачным, оттого казалось будто столы, стулья и барная стойка парят в воздухе над холодными сугробами.

За столами сидели люди, нисколько не обращая внимания на то, что парят на высоте, — к прозрачным полам и стенам давно привыкли. На столах горели плоские свечки, плавая в керамических плошках с водой. Материал, из которого был сделан корпус и сам горючий состав, были прозрачными, отчего казалась, что огонек горит прямо на поверхности воды, бросая причудливые блики в пространство вокруг.

Максим почувствовал облегчение. Никаких казарм, никаких командных пунктов. Просто небольшой, уютный ресторанчик, где гости, которым надоело сидеть в холодном зале, могли погреться, перекусить и обсудить впечатления.

Историк сделал пару шагов. Обнаружилась любопытнаяя деталь, — в стены были вмонтированы проекторы, которые, если не очень приглядываться, создавали иллюзию окон, за которыми горит ночными огнями большой город.

Максим узнал кадры из мнемозаписи, сделанной им сегодня. Кто-то из декораторов оперативно воспользовался полученными данными.

Точка обзора была несколько изменена, согласно высоте расположения зала. За спиной Максима полыхал Новый Арбат, виднелась автомобильная река из белых, красных и желтых огней на Садовом. Перспективу слева загораживали громады домов со звездной россыпью окон.

Пространство вне экранов, без прикрас, показывало то, что было на самом деле: снег, пустоту, темноту ночи. Историку стало немного не по себе от сюрреализма картины, сочетания того, что было и как это все выглядит теперь.

— Максим Величко? — поинтересовалась неизвестно откуда возникшая девушка.

— Это я, — ответил историк. — Чем могу быть полезен?

— Если вы разыскиваете Ирину, то она за 4 столиком, беседует с Даниилом Андреевичем. Однако, император особо просил, чтобы его не беспокоили во время этого, крайне важного разговора.

— Я по мере возможности постараюсь удовлетворить его пожелание, — ответил Максим.

Его глаза нашли этот столик. Ирина сидела к нему спиной. Судя по напряженности ее спины, и жестикуляции разговор был нервным и злым. Историк вдруг испугался. В голове возникла картина того, как она хватает со стола стакан с водой и выплескивает его в лицо владыки Обитаемого Пространства.

— Император просил передать, что последствия могут быть самыми печальными.

— Знаете что, милая барышня, — сказал Максим, решительно отодвигая девушку, — Ирина моя пациентка, и я не позволю, чтобы она нарушала предписанный режим.

— Стойте, — испуганно вскрикнула девушка, пытаясь его остановить.

Историк вежливо, но решительно стряхнул руки девчонки и сделал шаг, направляясь к столику.

— Ну, ведь вам же человеческим языком говорят — «нельзя», — закричала девушка, решительно хватая Максима за свитер.

На шум обернулись все, даже Ирина, хоть она уже практически не контролировала себя.

Максим, совершенно не задумываясь, что ему за это будет, показал пальцем на ее спутника, потом поднял растопыренную ладонь к голове, изображая корону.

Ирина замерла от ужаса. Она все поняла.

Джихан призывно помахал рукой.

Максим подошел. Служащая семенила сзади, и от нее тянуло запредельным, невыносимым страхом.

— Здравствуйте Даниил Андреевич, — приветствовал Максим джихана, согласно правилам вечеринки.

— Здравствуйте Максим Александрович, — иронически ответил император.

Историк впервые видел своего владыку так близко. Повелитель Обитаемого Пространства, на своих официальных изображениях выглядел как представительный, подавляющий своей харизмой мужчина. Но в жизни, глядя на свежую, гладкую кожу и рассеянную улыбку на лице, трудно было вообразить, что он и есть тот самый, наводящий страх джихангир.

— Я говорила, я предупреждала, — стала оправдываться служащая.

— Хорошо…

— Я правда предупреждала, — со слезами на глазах повторила девушка.

— Прекратите… Можно подумать, что вас за это расстреляют. Ей Богу перед гостями неудобно. Вы свободны, Мария, — немного раздраженно оборвал ее император. И, обращаясь к историку, предложил, — Садитесь, Максим, составьте нам компанию.

— Спасибо, — ответил тот.

— Выпьете что-нибудь? — поинтересовался джихан.

— Спасибо, нет. Не могу. За рулем…

— Тогда сок, — посоветовал император.

— После холодильника внизу, я бы с удовольствием выпил чаю с лимоном, — после секундного раздумья ответил Максим.

— Вот и славно. Разрешите вам предложить настоящий, высокогорный, — сказал император. — Мария, вы слышали?

— Да, Ваше Величество.

Девушка ушла.

— Что вас так удивило? — спросил император. И сам же ответил. — Общение без чинов — только для моих гостей, тех, кого я приглашаю. Не все, к сожалению, понимают, что это всего лишь форма общения…

— Ваше Величество намекает на меня? — желая напоследок поерничать, спросила Ирина.

— Ирина Евгеньевна, ты это… Потом острить будешь, — довольно грубо посоветовал ей джихан.

— Нет, меня удивило другое, — сказал Максим. — Не думал, что вы знаете обо мне.

— Кто не знает хозяина бессмертной кошки? — усмехнулся Даниил. — Рапорты присылали каждый день много лет подряд, пока на самом высоком уровне не было решено, что в этом нет ничего страшного.

— Не думал, что это подлежит контролю со стороны власти. Маленькое, личное, почти интимное дело.

— Люди всегда считают, что про них знают только то, что они показывают наружу, — с улыбкой ответил император. — Вот, например, сейчас вы лихорадочно пытаетесь сообразить, как заставить этого цареградского дядьку рассказать о том, что Ирина успела наговорить.

— Ну, да, меня это интересует.

— А напрямую спросить неудобно…

— Совершенно верно.

— И вы пытаетесь обойти это, в надежде, что потенциально оскорбительные моменты я забуду или сочту извинительными?

— Речь идет о другом человеке. По поводу своей персоны я бы не стал миндальничать.

— А вы думаете, что если бы меня что-то не устраивало, ваша подружка бы сидела тут, празднуя собственную значимость?

— Я не знаю, — ответил Максим. — Никогда раньше не общался с власть имущими.

— Честный ответ. Это хорошо. Я думаю, Ирина после сама расскажет. Меня всегда удивляло, отчего так не любят и боятся того, кто все это организовал: достойную, долгую жизнь, непрерывность существования, возможность развития…

— Люди стремятся считать, что сами всего добились, — ответил Максим.

Повисла долгая, неловкая пауза, в течение которой император отчаянно боролся с чем-то внутри себя. Что это было гнев или веселье стало ясно, когда джихан разразился смехом. Он смеялся долго, до слез.

— Вот что значит профессиональный психолог, — наконец, произнес он. — В самую точку. Максим, бросайте вы свой ВИИР и перебирайтесь ближе к морю.

— Спасибо, я подумаю, — ответил историк.

— Скромность украшает, когда нет других достоинств, — с улыбкой произнес император. — Были психиатром, были историком, самое время стать царедворцем. Мне нужны при дворе энергичные молодые люди правильного направления, ученые, аналитики. А то ведь, знаете ли, вокруг вьются все больше рубаки и интриганы.

— В любом случае, на ближайшие 2–3 года я занят. А там видно будет, — дипломатично ответил Максим.

— Ну да, конечно. Через 2 года мы вернемся к этому разговору, — согласился император и тут же, не давая опомниться, спросил: — А каким вы видите будущее своей спутницы?

— В смысле? — сделал вид, что не понял историк.

— Все просто, — конечно, пристально глядя Максиму куда-то чуть выше глаз, в середину лба, — сказал джихан. — Имейте только в виду, что есть люди, которых переделать невозможно. Грубые энергии могут послужить хорошим ускорителем, но это лишь для тех, кто умеет стоять на гребне волны. Но меня больше интересовала, — профессиональная деятельность госпожи Кузнецовой в ее прошлых жизнях.

— Даниил Андреевич, об этом лучше спросить у нее самой.

— Тоже верно, — согласился джихан. — Однако, если задуматься, как много невостребованных знаний подспудно живет в человеке и как неожиданно они могут пригодиться…

— Вы говорите о том, что случится, если память прежних воплощений сделать устойчиво доступной для теперешней личности?

— Совершенно верно.

— В общем и целом подобная регрессия ведет к тяжелым невротическим конфликтам личностей, откровенной шизофрении и даже случаям одержимости. В работе сканер-оператора это тяжелейший брак, сравнимый только со смертельной ошибкой хирурга, — пояснил Максим.

— Страшнее синдрома ненужности? — просто спросил император, посмотрев на желтый огонек на сигнальном браслете Ирины. — А впрочем, давайте переменим тему. Как вы думаете, зачем все это?

— Что? — мягко поинтересовался Максим.

— Не притворяйтесь, что вы не поняли, юноша, — строго сказал император. — Разумеется реконструкция.

— Я не задумывался, — ушел от ответа историк.

— Да Бог с вами, — усмехнулся император. — Все говорят об этом. Бытует мнение, что Данька на старости лет сошел с ума. Есть такое?

— Да, — согласился Максим.

— А что вы сами думаете?

— Я работаю в ВИИРе.

— Отлично, — император улыбнулся, оценив емкость короткой фразы. — А не приходилось вам слышать об огромных затратах на постройку практически бесполезного города?

— Слышал и такое.

— Что вы об этом думаете?

— Что кому-то выгодно, чтобы считалось, будто нами руководит ностальгирующий маразматик.

— А кому выгодно, чтобы считалось, будто нами руководит ностальгирующий маразматик? — поинтересовался император, практически слово в слово, повторив ответ Максима.

— Тому, кто хочет прикинуться ностальгирующим маразматиком.

Джихан удивленно встряхнул головой.

— А что же скрывает этот самый деятель под вывеской маразматических затей? — серьезно поинтересовался Концепольский.

— Все, что угодно, — в раздумье ответил Максим. — Проработку изменений в геноме человека, проверку технологий управления личностью через психосемантику и волновую психотехнику, разработку методов радикальной психокоррекции и сшивки личностей из разных кусков памяти, собственных или наведенных.

— Да, — сказал император, вставая. — Фантазия у вас могучая. Попридержите ее. Годика через 2 ей найдется достойное применение. Рад был познакомиться.

Он протянул руку, и историк спешно пожал ее.

— Это большая честь для меня, Ваше Величество, — сказал Максим.

— Я была очень рада познакомиться, — встряла Ирина.

— Ну, разумеется, — ответил джихан. — И я. Приезжайте запросто, будем пить и предаваться печали о том, что уже прошло, но скоро вновь выйдет из бездны времени. Вы единственная, кто любит этот город, также как и я.

Император удалился. Следом, из-за соседнего столика, встала девица явно секретарской внешности: убранные под бандану волосы, темная, закрывающая тело одежда, черные очки на носу.

Она на мгновение приблизилась к Ирине, что-то прошептала ей и, не спеша, направилась вслед за хозяином Обитаемого Пространства.

Подопечная Максима замерла, пытаясь вытолкнуть застрявшие в глотке слова, растеряно хлопая глазами. Так она стояла довольно долго.

— Что она тебе сказала? — поинтересовался Максим.

— Ерунда, — ответила Ирина, наконец, выйдя из ступора. — У тебя дома есть это кино?

— Дома — нет. На работе можно заказать.

— Поехали тогда домой, — предложила она.

— Поехали, — согласился Максим.

Помойная подруга Толика резво засеменила к выходу нервной, раздраженной и одновременно испуганной походкой, потеряв всю стать величавой богини…