— Прошу называть меня Федор Андреевич, — подсказал Конечников.

— Разумеется, молодой человек, разумеется, — сказал старик, протягивая свою ладонь.

Она оказалась совсем слабой и костлявой, точно лапка мертвой птицы.

— Оставляю Федора Андреевича на ваше попечение, Афанасий Константинович. Покажите ему все, что он соблаговолит осмотреть и дайте пояснения, если потребуется.

— А допуск нашего гостя?

Конечников извлек из-под рубашки золотой медальон. Старик — историк негромко простонал.

— Полагаю, никаких проблем здесь не возникнет, — отрезал Федор, продолжая движение по тропе самозванства, которая заводила его все дальше и дальше в непроходимые и опасные дебри.

— Милости прошу, милости прошу, — кланяясь и делая приглашающие жесты, сказал хранитель.

— Честь имею, — произнес полковник, щелкая каблуками.

— Да-да, вы свободны Борис Николаевич, — несколько рассеянно ответил ему Конечников.

Полковник ретировался. Смотритель поманил Федора, указывая на неприметную дверцу за стеллажами.

Конечников не ожидал, что им придется спуститься так глубоко. Неповоротливая воздушная телега поплыла за стариком, нырнув в темный, заставленный коридор.

Видимо выздоравливающего Управителя ждали.

В месиве книг, доверху наваленных у стен, было обозначено подобие прохода.

Хранитель стал многословно и витиевато извиняться за беспорядок. Сделав несколько поворотов, коридор вывел в довольно широкий тоннель с облупившейся краской на стенах и истертым пластиком на полу.

Он едва освещался тусклыми желтоватыми лампочками, скупо воткнутыми так, чтобы идущие не оставались в полной темноте.

Стало влажно, на стенах заблестели капельки воды, появился запах гниющей древесины. Вокруг лежали сопревшие скамейки и тумбочки, связки влажных, рассыпающихся от времени газет. У стен угадывались ведра и жестяные бачки с окаменевшей краской.

Федор уже хотел было прекратить движение по этой подвальной помойке, как вдруг коридор вывел в просторный подземный зал. Откуда-то сверку проникали жалкие отблески солнечного света с поверхности, позволяли видеть, Насколько огромно подземное помещение.

— Извольте, — торжественно сказал старик, нажатием на кнопку карманного пульта, зажигая двойной ряд сильных, молочно — белых ламп на стенах.

Источники света были направлены на темную, массивную конструкцию в центре зала. Шизофренический бардак словно по волшебству заканчивался в 20 метрах от нее.

— Подождите, господин. Чтобы войти, необходимо подтвердить свои полномочия.

Старик двинулся к сооружению как раз туда, где угадывался блок каких-то приборов.

Конечников подождал немного и двинулся следом. Как только кресло пересекло границу светового круга, раздался протяжный, мелодичный звук. Поверхность, похожая на половинку куриного яйца, начала вращение. Оно угадывалось лишь по приглушенным звукам работы мощного механизма, приводящего в движение броню. Дойдя до крайней точки, массивная полусфера звонко ударилась об упор.

— Однако… Вот я и думаю, кто кого ведет, — ворчливо пробурчал себе под нос историк, так и не успев пройти идентификацию.

Федор уговаривал себя не показывать своего волнения.

— «Подумаешь сторожевые автоматы, запретные знания, старинные тайны», — говорил он сам себе — «Легче, спокойней. Ведь для Управителя это обыкновенная рутина».

Рука сама дала команду начать движение. Телега вьехала по пандусу. Под броней оказалась круглая площадка около пяти метров в диаметре.

Перед Федорором возникли туманные сгустки, и прямо в воздухе проступили слова, образованные искрами зеленого огня: «Статус Вашего спутника?»

— Согласно его полномочий, — ничуть не удивившись, ответил Конечников. — Пожалуйста, прибор для идентификации.

Из пола вырос столб, увенчанный половинкой шара с углублением с плоской стороны. Хранитель резво подбежал и приложил туда свое лицо.

В воздухе, перед хранителем появились слова: «Здравствуйте Афанасий Константинович. Прошу прощения за то, что не узнал Вас».

А затем сгустки пламени перетекли к Федору, задавая ему вопрос зеленоватым светящимся пламенем: — «Какие будут поставлены задачи?»

— Я желаю, чтобы хранитель делал свое дело, а я сам буду лишь смотреть и слушать, — распорядился Федор.

«Как пожелаете» — мигнули огни.

— Приступайте пожалуйста, Афанасий Константинович, — предложил Конечников.

— Извольте, Федор Андреевич, — еще не совсем оправившись от шока, сказал профессор Огородников. — Подумать только, страж не узнал меня.

— Бывает, — неопределенно сказал Конечников.

— А если бы вы приказали ему оторвать мне голову?

— Значит такова ваша планида, — иронически ответил Федор. — Мы так и будем стоять? Развлекайте гостя, представьте, что вы ведете экскурсию.

Историк обиделся до слез, но быстро взял себя в руки.

— Господин, мы сейчас переместимся в главный зал библиотеки, — сказал он. — Путь вниз долгий, около 15 минут. Небольшой видеоряд и хорошая музыка скрасят вам неудобства путешествия.

Платформа начала медленное движение вниз. Люди оказались в глубоком колодце. Из пола выступила блестящая пленка, в которой отразились стены, механизмы и люди на подъемнике. Ноги Федора стали все глубже уходить в зеркальную материю Поскольку провожатый стоял совершено спокойно, Конечников тоже постарался не реагировать на погружение в блестящую жидкость… Она вообще никак не ощущалась. Пребывание в ней не доставляло неудобств.

Вскоре Федор с головой ушел в жидкое зеркало, напоследок взглянув на свое лицо из необычного ракурса. Судя по всему, зеркало было просто границей разделяющей пространство подвала и подземной библиотеки. Для чего это было нужно, Конечников предпочел не спрашивать. Пятно света над головой пропало. Стало темно.

В мраке раздались тягучие, вызывающие смятение звуки древнего духового инструмента, называемого саксофоном.

Внезапно темноту сменило зеленоватое свечение голографического проектора. Оно длилось секунду, потом металлические стены исчезли.

Федор оказался над снежной равниной. Перед ним причудливая игра природных или иных сил создала идеально выглаженную гигантскую воронку, похожую на вмерзший в прозрачный лед пузатый бокал.

На дне этого громадного аквариума находились великолепные сооружения, совершенство, созданное по прихоти кого-то или чего-то.

В лучах Солнца, словно облитые сахарной глазурью, блестели громадные купола, километровые башни похожие на причудливо увитые лианами стволы деревьев, изгибались громадные арки, наклонные галереи как тонкие паутинки висели в пустоте. В самом низу, утонув в массивных ледяных полях, широко раскинулись остатки дворцов и крепостей разных эпох.

— Печальный итог, не правда ли? — спросил старик.

В голове Федора, словно что-то щелкнуло. Во сне его сна, показанном ему Ларой, все это выглядело совсем по-другому.

— Мне больше нравилось, как было раньше.

— Вот так? — спросил историк, меняя кадр.

Волны грозного ревущего моря разбивались о невидимую преграду силового поля. Туман наполнял глубокий проем. Из этой сумрачной бездны гибко вырастали арки, башни и мостики, которые Федор на первом слайде чуть было, не принял за игру природы. Ракурс съемки позволял судить о том, насколько огромен свободный от бушующей водной толщи участок.

— Мне больше по-сердцу, когда в этом месте светило ласковое солнце, вечера были тихи и спокойны, а океан еще и не думал наступать на благословенную землю, — сказал Конечников, вспомнив чувства человека, которым был когда-то сам.

— А по мне хорош самый первый кадр, — сказал профессор. — Так бывает после сильных бурь, когда смерчи подчистую выдувают снег из котловины и вокруг нее. Представляете силу — вырвать слежавшийся снег из «стакана» двухкилометровой глубины, сточив его до прочного тысячелетнего льда.

На полюсе ветра в 400 км/час не редкость. Но с какой скоростью мчатся эти потоки, трудно даже представить. Если задуматься, все это напоминает, что прошлое иногда можно видеть воочию.