— Не поймите меня неправильно, — замялся поверенный. — Дело в том, что ты вынужденны учитывать мнение съемочной группы.

— Что не так? — поинтересовался Федор.

— Ваш вид…

— Не понял, — ответил Конечников.

— Простите меня великодушно, вы одеты, как оборванец. Герой битвы при Каре, не может предстать перед зрителем в таком виде.

— На улице холодно, а у меня из армейского только летняя полевая форма.

— Понимаю, — ответил поверенный. — Великая княжна подумала об этом. Она просит принять вас комплект подходящего для местных условий обмундирования.

Чиновник хлопнул в ладоши, и нижний чин внес объемистый тюк с амуницией.

— Как предусмотрительна Александра Данииловна, — заметил Федор. — Хорошо, подождите минут 5-10.

Следующие дни пролетели для Конечникова чадным, пьяным угаром. Комиссия наведалась ко всем пострадавшим от "банды мошенников". Поселяне, узнав о реальной стоимости выменянных на барахло кусочков пластика, вели себя одинаково: кричали, причитали, ругались. А получив новые кредитки, падали в ноги своим "благодетелям", целовали руки, угощали, кто, чем мог, тащили продукты и выпивку, благословляли, кланялись, желали здравствовать государю князю-императору и его доброй дочери Александре.

Все это снималось сразу несколькими камерами операторов 4 канала.

В общем содоме дед Арсений дал интервью патлатому, автору и ведущему шоу. Сначала дедом занялась целая группа операторов, осветителей, гримеров.

Старика приодели, подмазали, посадили в красном углу большого дома, наставив вокруг местных безделушек для колорита, назвали историком и летописцем.

Патлатый подонок, для такого случая одетый в строгий сюртук, почти три часа выспрашивал старика, заставляя цитировать, зачитывать и всячески демонстрировать перед камерами летописи. Старик Конечников, ошарашенный напором ведущего и размякший от внимания стольких людей сразу, счастливо-глупо улыбаясь, рассказывал о трудной жизни людей в горных пещерах и никогда не умирающей надежде.

Федор застал лишь самый конец этого балагана, и чуть было не кинулся в драку. Его с трудом оттащили от ведущего шоу.

Федор стал кричать, что после того, как выйдет программа, прилетят эланцы, чтобы зачистить планету от свидетелей и улик, потребовал уничтожить записи. Получив уверения, что все было снято для служебного пользования, Крок остыл. Это было, пожалуй, единственным конфликтом между местными и десантной спецкомандой.

Все было просто замечательно. Солдаты ходили пьяные и довольные, обвешанные домашней колбасой и шпигачками, с торчащими из карманов бутылями самогона, исцелованные всеми женщинами поселка, от сопливых девчонок до древних старух. По ночам с сеновалов доносились ахи и вздохи, это вдовые молодухи и местные оторвы по-своему вознаграждали бравых имперских вояк.

Каждый Божий день из трюмов кораблей извлекались ящики и коробки с едой и выпивкой. На поселковой площади соорудили столы, на которые выставлялось все это изобилие: консервы, бутылки, пакеты и контейнеры. Повара старались вовсю, подготавливая полуфабрикаты, кромсая хлеб и колбасу, заваривая чай и разливая по емкостям крепкие напитки.

На большом экране крутили рекламные ролики, рассказывающие о прелестях жизни в Деметрианской империи. Показывали учебные программы, объясняющие, как пользоваться благами цивилизации: идентификационными браслетами, считывателями чипов кредитных карт, торговыми автоматами и терминалами безналичной оплаты.

Эти показы собирали почти всех жителей поселка. Мужики и бабы стояли, открыв рты, пялясь на красоты курортных миров, громады индустриальных центров, орбитальные станции.

Сильная половина пускала слюни по поводу красиво раздетых красоток в дорогих глайдерах или на фоне роскошных интерьеров. Тетки вздыхали по поводу мебели, вещей, ухоженных, улыбающихся карапузов, в рекламе памперсов и детского питания.

Народ при этом не забывал прикладываться к одноразовым стаканчикам и закусывать дармовой колбаской. Временами, от избытка чувств, случались стихийные митинги, перемежающиеся пьяными плясками и нестройным пением разгоряченных спиртным поселян.

Все, что оставалось по вечерам от угощения, повара, чтобы не тащить обратно, раздавали местным. На фоне буйного пьяного веселья как-то спокойно прошло сообщение о бегстве из-под стражи арестованных махинаторов.

Сгоряча капитан десантников арестовал начальника гарнизона и назначил Конечникова временно исполняющим обязанности вместо него. Этим все и закончилось.

Конечников, под восхищенными взглядами односельчан, не нашел слов, чтобы отказаться.

Пьяная, сытая и веселая жизнь продолжалась почти неделю, все новогодние праздники. В поселке не топились печки, некормленая и недоеная скотина шумно протестовала, дети без присмотра бегали и ползали под ногами взрослых.

Подростки с загадочными лицами собирались поодаль от веселящихся родителей, раздавить выпрошенную у добрых гостей бутылочку и посмотреть веселые журнальчики с голыми тетками.

Но всему хорошему приходит конец. Опухшие от недельного пьянства поселяне тепло проводили таких же не отошедших от ударных доз спиртного гвардейцев. Девки плакали, тетки вздыхали.

Неопохмеленные мужики с нездешней тоской, мутными глазами глядели на уходящих молодцеватых имперских вояк, мечтая о дальних мирах, поголовно населенных неземными, жаждущими мужской ласки красавицами.

Корабли тяжело поднялись и скрылись в облаках. Оставшиеся на земле люди еще долго махали руками, до одури не желая возвращаться к привычным, обыденным делам.

Размеренное существование поселка уже не вернулось в прежнее русло. Вкусив "красивой" жизни, местные уже не стали возвращаться к "праведным" щам и каше, домотканой одежде и сыромятным мокасинам.

Нестойкие элементы, поддавшись на хорошо спланированную рекламную акцию, стали снимать деньги со счетов, пользуясь неожиданно свалившимся богатством.

Народ зачастил в поселок, закупая всяческие блага цивилизации и предметы роскоши. В числе прочих не слишком нужных вещей, пейзане закупили мониторы визиовещания и, пользуясь ретрансляторами фактории, стали смотреть программы видеовещания, которые ловко сляпывали имперские специалисты по прополаскиванию мозгов.

Примерно через месяц рейд "команды по восстановлению справедливости" показал сначала 4 канал, потом подредактировав каждый в своем формате, все остальные.

Удивлению поселян, увидевших свои физиономии на экране, не было предела. Жители Хованки с воплями бегали от дома к дому, оповещая об очередном появлении в вещании передачи про дела на планете Амальгама.

Люди собирались в избах и с удивлением, радостью и смущением глядели на самих себя, отпуская едкие шуточки по поводу глупого вида соседа или того, как в кадре лапают за задницу какую-нибудь поселковую девку.

Это занятие перемежалось "залпами" домашнего самогона и поглощением закуси из баночек и коробочек, купленных в лавке военторга. Под выпивку провозглашались тосты за здравие доброго князя-императора и пожелания победы имперскому оружию.

Печки в домах уже не топились. Хозяева поставили обогреватели с автономным питанием от микросотовых батарей даже в хлевах. Люди не ложились как прежде спать через час после захода светила, а допоздна просиживали перед ящиками, бессмысленно таращась в экраны, лузгая кедровые орешки и подсолнуховые семечки.

Работа по дому делалась из рук вон плохо. С утра пьяные мужики едва управлялись с тем, чтобы наковырять сена из скирд для скотины, начерпать из колодцев воды и исчезнуть до вечера, засев в мужской компании в "хазе" какого — нибудь приятеля-холостяка за просмотром под рюмку — другую "веселых" каналов с голыми шалавами или футбола.

У баб была своя молотилка под бесконечные сериалы о несчастливой доле бедных, но честных девушек, на которых никак не обратит внимания проживающий поблизости прекрасный принц.

Дети бегали предоставленные сами себе. Скотина болела и хирела, крыши текли, дома не подметались, стекла не мылись. Калитки перекашивались, ворота врастали в землю, изгороди рушились.