Второй лейтенант замолк, посмотрел на окружающих, словно проверяя их реакцию.

Собравшиеся молчали. Конечников хотел было сказать, что большей чуши он никогда не слышал, но его остановил взгляд ребенка, полный немого обожания и гордости за своего героического дядю. Виктор, который лучше всех знал своего брата, нахмурился, видя выражение его лица.

Авдеев, каким-то шестым чувством угадав, мысли заезжего капитана, предложил готовому продолжить чтение строителю:

— Ты таблетки самогонкой не запивай. От них и так крышу сносит.

— Что бы ты понимал крыса амбулаторная — в сердцах ответил тот. — Была бы моя воля, таких, как ты, к стенке бы ставил. Там наши геройски гибнут, а ты тварь окопался. Торгуешь освобождениями от работ и наркоту толкаешь.

— На себя посмотри, — парировал медик.

— Да что с тобой говорить. Есть благородные, храбрые, преданные Отчизне люди. Спасибо, капитан, — обратился он Конечникову. — Благодаря таким как ты, я знаю, что есть настоящая жизнь, полная подлинного героизма… А тут гниешь в захолустье. Изо дня в день рутина, тупые солдаты и такие вот, как эта падаль, сволочи.

Второй лейтенант перегнулся через стол и влепил пощечину медику.

— Прапорщик Авдеев — вы подлец. Можете выбирать оружие. Я полагаю, капитан Конечников согласится быть моим секундантом.

Офицер попытался вытащить из кобуры пистолет, но вдруг рухнул на пол, а через мгновение провалился в забытье.

— Передоз, как бы не окочурился, — сказал медик, с досадой и злостью потирая ударенную щеку. — Проспится, ничего помнить не будет. Мартышка вонючая, сучонок. Ишь развалился.

Авдеев со злостью пару раз пнул второго лейтенанта по ребрам, затем, поглядев на своих гостей, сказал:

— Ну и хули смотрим? Витек, подсоби. Давай его на вторую койку. Надо ему кровь прочистить. Гикнется, скандал будет.

С помощью Виктора, Павел Петрович пристроил своего обидчика ко второму медавтомату.

Налепил автоматические инъекторы ему на руки, плюнул в лицо второго лейтенанта, вернулся и тяжело опустился за стол.

— Налей, приятель, — попросил он Виктора. — Сердце зашлось из-за говнюка.

Он поднял мензурку, и торопливо бросив — «ваше здоровье», влил в себя дозу крепчайшей самогонки.

Повисло тягостное молчание. Медик нервно закурил, поглядывая на индикатор хода работ на мониторе. Сквозь тонкую стену времянки было слышно, как пофыркивает лось, и топает подкованными сапогами постовой, переминаясь с ноги на ногу.

Федор от нечего делать взял журнал и стал читать статью о героической гибели четвертой эскадры и базы «Солейна». Он морщился, кривился, усмехался, пока не дошел до страниц, где под заголовком «Вечная память погибшим за Родину», окруженного траурными лентами в виде стилизованных императорских штандартов, шли имена тех, кого перемололо в жестокой мясорубке у звезды Карина.

Взгляд Конечникова скользил по знакомым фамилиям и редким фото, выдернутым из личных дел, пока, наконец, не дошел до записи «капитан Авраам Исаак Кинг, старший интендант». С крохотного снимка, на него улыбаясь, смотрел Абрашка, еще молодой, сразу после выпуска.

— Гуталин, дурак, дурак черномазый, — помимо воли вырвалось у Федора. — Что же ты не нашел меня?! Все со своими принципами носился…

Конечников вдруг со всего размаху треснул кулаком по столу и отвернулся, стирая с глаз непрошенные слезы.

Люди молчали, стараясь не смотреть друг на друга, и лишь один Алешка тихо, как тень передвигался от прибора к прибору, изучая мигающие индикаторы на панелях.

Динамики медавтомата негромко пискнули.

— Нате, получите, — сказал фельдшер, открывая замки опорных дуг. — Столько лекарств на вашего старика угробил, вы представить себе не можете. На одного — целых 2 баллона регенератора ушло.

— Добавить? — спросил Федор.

— Нет, — ответил прапорщик. — И деньги, которые дал, тоже забери. Военнослужащим и членам их семей обслуживание бесплатно.

Медик сунул Конечникову купюры.

— Забрать, так забрать, — пожал плечами он. — У нас там кое-чего из харча осталось. Возьми. Обратно вести примета плохая. Алешка, будь добр…

Федор указал глазами племяннику в сторону двери. Мальчик с готовностью кинулся выполнять просьбу Конечникова.

— Спасибо, — поблагодарил Авдеев.

Фельдшер помог донести носилки со стариком до телеги. Они с предосторожностями уложили спящего деда, накрыли дерюжкой.

— Он теперь пару дней проспит, — проинструктировал прапорщик. — Дырок на нем больше не будет, а вот вернется ли к нему рассудок — один Бог ведает. Будет буянить, колите успокаивающее. Не стесняйся, звони в любое время. Теперь давай ты.

— Нет, не сегодня, — подумав, отказался Конечников. — За стариком присмотр нужен.

— Ну, как хочешь.

Медик положил в телегу пакет с ампулами и иньектор, написал код персонального вызова.

Федор кивнул.

— Давайте прощаться, — предложил медик.

— Ну, бывай, Павел Петрович. Еще раз спасибо.

Федор пожал Авдееву руку.

Затем медик простился с Виктором и Алешкой. Телега захромала на своих кривых колесах по импровизированной мостовой.

Прапорщик медицинской службы Авдеев вернулся в свое душное царство, догоняться презентованной ему местной самогонкой.

Братья стояли на крыльце и курили глядя на закат.

Ярисс садился за деревьями. Наступали долгие, кристально прозрачные сумерки. Небо было чистым, только у горизонта задержались серо-золотистые облака.

Словно и не было хмурого, дождливого утра и дня, насквозь продутого налетающим сразу со всех сторон ветром. Погода налаживалась.

— Гляди, брат, — сказал Виктор. — Завтрева будет ясно.

— Только холодно.

— То лучше, — помолчав, ответил Виктор. — Так эта мокрятина достала. Помнишь, каки стояли в енто время морозы годов двадцать назад. Снег скатеркой белой лежал, мы маленькие на снегоступках хаживали, в снежки игрались.

— Климат меняется, — сказал Федор. — У деда в летописи написано, что в тот год когда я родился холода доходили до 30 градусов. А век назад было все 60.

— Да ладно, нашел чегой вспоминать. Ты Федька в деда пошел знать, такой же синоптик-летописец. Помнишь, небось, как тебя Синоптиком задразнивали?

— А тебя Зюзей.

— Ну, енто когда малой был, — не стал обижаться брат. — Вот гляжу я на тебя и не верю, что ты там побывал.

Виктор указал в сторону заката.

— Побывал, брат.

— До сей поры не верю, что тама по-правде что-то есть, — признался Виктор.

— А как же, — усмехнулся Федор. — Если подняться километров на тридцать, это примерно столько, сколько до старых выработок, небо станет темно-фиолетовым. Криона, которую, мы пока не видим, покажется среди других звезд. Продолжив подьем, мы достигли бы а дальней орбиты, где над радиационными поясами висит гигантская подкова недостроенного телепортатора, иначе говоря, кольца нуль-транспортировки. Потом подошли бы к Крионе, спутнику Амальгамы.

Если мы продолжили бы двигаться в ту сторону, то через сто тысяч мегаметров мы долетели бы до Арисса.

— Погодь, брат, мега ентот твой, сколько-то будет?

— Тысяча километров.

— Во блин… Дохуя получается

— Много, Витя. Свет от Арисса до Амальгамы доходит минут за семь. А от звезды Яр, центра империи, свет до нас идет 7 тысяч лет.

— Как же ты там летал? — поразился Виктор.

— Через телепорт. Раз и там.

— Как енто? — Виктор был совсем сбит с толку.

— Как тебе объяснить… — задумался Федор. — На самом деле все близко. Есть единая субстанция, сила, которая проявляется в виде гравитации, света, электричества, сгущаясь, образует планеты и звезды. Она наполняет все вокруг, вернее образует и связывает. Чем слабее связь, тем слабее притяжение, слабее приходит свет, тем с меньшей скоростью может двигаться тело в пространстве. Кольцо нуль-транспортировки на мгновение устанавливает сильное, прочное сцепление с местом, куда нужно попасть. И корабль оказывается там где надо, буквально за один шажок.