— «Умрем за Бога, князя-императора и родное Отечество», Федька — ответил Конечников. — Сборная эскадра гиперпространственных кораблей пойдет рейдом к Гало. Нам дана задача — любой ценой разрушить верфи на ее орбите. Командиром, как всегда, будет назначен полковник Гагарин.

— Мать твою… — выругался Ильин. — Сдается мне, тезка, что всем нам крупно не повезло. Те, кого не расстреляют эланские линкоры, с чувством глубокого удовлетворения смогут врезаться в их бронированные корпуса. Жили грешно, и умрем смешно. Напечатают про нас в «Имперском сплетнике» трогательную и проникновенную статейку, зарегистрируют в списках потерь и уберут в архив личные дела.

— Прямо как в банк… В активы Тупил Дубилыча гребаного. Скольких еще положит не за хрен собачий, — нервно усмехнулся Конечников.

— Почему людям не объявил? — вдруг поинтересовался Ильин, заранее складывая на лице гримасу осуждения.

— Пусть поспят сегодня спокойно. Погрузка зарядов будет идти пару дней. Успеют еще написать прощальные письма и поворочаться ночью без сна.

— Может ты и прав, — ответил зампотех. — Ты командир, тебе решать.

— А раз я командир, то у меня к твоим техникам задание будет.

— Какое? — насторожился Ильин.

— Помнишь, мы лет пять назад хотели попробовать? — зашел издалека Федор.

— Лапин по секрету дал знать, — сказал Ильин, — что Никитка Симонов снова суд чести готовит.

— Кого в этот раз? — спросил Федор.

— Тебя…

— И за что? — поинтересовался Крок

— За публичное оскорбление государя.

— Еб его мать, стукача долбанного, — вырвалось у Конечникова.

— Не кричи, люди спят, — осадил его Ильин.

— Оптимист он однако… Ну да бог с ним. А пять лет назад мы с тобой…

— Крок, допрыгаешься ты до суда офицерской чести, — перебил его Ильин. — Тебя тогда предупредили. А за это точно не помилуют…

— Федор, просто узнать очень хочется. Сейчас или никогда. Или здесь, или нигде.

Ильин хотел возразить, но вдруг осознал подтекст слов Конечникова.

— И что, теперь получается можно? — задумчиво произнес он.

— Последнее желание смертника, — сказал Федор. — А разве ты сам не хочешь узнать, как работает программа интерпретатора команд? Твоя, между прочим. Я помню, с каким удовольствием ты ее писал.

— Одно дело абстрактное творчество, другое дело его применение, — ответил Ильин. — Крок, ты вправду решишься на глазах у всех…

— По обстановке, — остановил его Конечников. — Давай так. Я дал тебе команду смонтировать дополнительный мануальный интерфейс на капитанском посту, а объяснил это тем, что операторам-наводчикам корабля потребуется моя помощь.

— Хорошо, — ответил Ильин. — Есть смонтировать, командир.

Конечников кивнул, и прошел в капитанскую каюту — закуток 2 на 1,5 метра.

Федор погасил верхний свет, зажег маленький уютный светильник, запустил на компьютере медленно сменяющие друг друга красивые виды разных планет. Конечникову редко удавалось побыть одному, в тишине и покое, чтобы беспрепятственно уйти мыслями за пределы корабля, своего тела и печальных обстоятельств экзистенции.

Но сегодня недоступная для среднего офицера роскошь ему не помогла.

Подстегнутые дозой алкоголя, мысли снова закрутились вокруг того, что жизнь его, скорее всего, оборвется через несколько дней… Ничего великого, о чем мечталось, он не совершил… Не отомстил эланцам за ядерную зиму на родной планете, за сотни лет существования его предков в пещерах…

Экспериментальный корабль С-29, явясь на Амальгаму призраком другого мира, привел его сюда. Круг замкнулся. Теперь он сам командует таким кораблем, и его ждет смертельная битва с эланскими линкорами в самом сердце чужой империи… Сбылась мечта идиота…. Все как заказывал маленький амальгамский дикарь. Воистину, дитя молит о том, что его мудрый отец просит Бога отвести от своего неразумного чада.

Федор, в который раз подумал, что благодаря своему давнему выбору просто напрасно потерял время, заставив себя пройти чужой путь, бросив свой собственный.

Единственно, что он реально получил за многолетнюю службу — это копейки, скопленные с заурядного лейтенантского жалования. Но на дикой планете, на которой и денег-то не знают, его сбережения может быть и не нужны вовсе.

Конечникову захотел, чтобы пришел Стрелкин, и они вдвоем, а лучше втроем, взяв для массовости Гута, устроили очередной погром в борделе, гоняя полуголых шалав и круша обстановку дома терпимости.

Или снова прицепились в Благородном Собрании к какому-нибудь офицеру штаба, устроив шумный мордобой прямо в зале…

Дверь распахнулась. На пороге стоял Стрельников. Выглядел он неважно: глаза красные, лицо с зеленоватым отливом, волосы мокрые. Второму лейтенанту было холодно, он зябко ежился и кутался в бушлат.

— Крок, мне бы добавить, — перешел сразу к делу Стрелкин.

— Васька, ты бы поспал до утра, глядишь, легче бы стало.

— Тебе легко говорить, крокодил ты амальгамский. Не пьешь, а только вид делаешь, что выпиваешь.

— Вась, ну правда, сколько можно? С Гутом пили, с Лохом пили. Выглядишь так, что краше в гроб кладут, а все мало. Что случилось? В толчок упал что-ли?

— Не… Как пришли, так в гальюне прописался, — Стрельников вздохнул — Наизнанку выворачивало, пока все не вышло. Федя, мне бы чуть — чуть.

— Да без проблем, — ответил Конечников — Пять минут…

Крок вынул канистру с «оптической жидкостью» из сейфа, добавил пару апельсинов и принялся готовить пойло.

— Вот возьми водички хорошей, — сказал Василий, протягивая емкость. — Я ее и переливал, и отстаивал, и даже магнитами зарядил. Это не отрава газированная из «Лилии».

— Тебя от нее так? — спросил Федор.

— А то, — вздохнул Стрелкин. — А все ты… Быстрей! Быстрей! Вот и забыл.

Конечников в ускоренном режиме перемешивал компоненты, а Васька знаками показывал, что делать. Скоро напиток был готов. Стрельников понюхал, добавил воды и кусочек сахара, сделал несколько глотков.

— Моя школа, — довольно сказал Василий.

Алкоголь совершил с ним разительную перемену. Глаза загорелись привычным боевым огнем, лицо порозовело. В тело второго лейтенанта возвратилась жизнь.

Василий не остановился на этом и справедливо рассудил, что такое ценное средство не должно пропасть. Федор охотно присоединился к Стрелкину.

— Крок, — поинтересовался Стрельников, когда одолел пару шкаликов пакадуровки, — Когда нас.… Ну, в смысле на Гало. Тютя говорил много, а конкретики — ноль.

— Васька, я точно не знаю, — произнес Федор, нервно выдергивая из пачки сигарету. — Думаю через пару дней. Подышим еще.

— Все мы родились, росли, на мир смотрели, водку пили, баб любили. Думали о чем-то, мечтали. А теперь нас всех балластом сделают. Лишних сто пудов, чтобы лучше эланцу в борт войти. А налети мы по-твоему, — и сами бы уцелели и врагов бы положили, — зло сказал Стрелкин. — Тошно делается… Никак в солдатики не наиграется пидор лысый. Идите и умрите красиво. С развернутыми знаменами, в парадном строю.

Василий сложил пальцы кроме среднего в известный от начала времен жест и показал его изображению князя-императора.

— Васька, похоже, тебе хватит, — обеспокоенно сказал Федор.

— Не хватит, — зло выкрикнул Стрелкин. — Пусть слушают, козлы. Пусть они хоть самому докладывают. У, рожа…

Василий метнул в портрет владыки калькулятор со стола. Прибор отрикошетил обратно, попав второму лейтенанту в лоб.

— Мать твою, — выругался Василий, хватаясь за подбитое место.

— Точно хватит, — подвел итог Конечников.

— Я вот как не крутился, попал гаду очкастому на мясо. — остывая, произнес Стрельников. — А ты на таран пойдешь с радостью. У тебя своя задача в жизни есть, с эланцами поквитаться.

Второй лейтенант с тоской посмотрел в глаза Федору. Конечников, отделенный от грязи и рутины своей целью и не предполагал что такое может быть. Чувствовать такое и продолжать служить, потому, что просто некуда деться. Первому лейтенанту почему-то стало стыдно.