— О, господин Ронин, вижу, вас уже освободили, — сказал он.

— Ага, стараниями господина Ушакова и его патрона, — кивнул я. — А вас, видимо, послала...

— Да, госпожа Итагаки. Тысяча извинений, что до нас вести дошли так поздно.

— Ничего страшного, все хорошо, что хорошо кончается. Спасибо госпоже Итагаки и вам.

Я с ним попрощался на японский манер, сложив ладони вместе — ну или мне кажется, что на японский — и мы пошли дальше, из здания и на автостоянку. При этом Ушаков тоже обменялся с японским юристом молчаливым приветствием, по чему я понял, что они друг друга знают.

Машина у Ушакова меня впечатлила: чертовски солидная, «представительского» класса. К тому же я заметил у нее выхлопную трубу — а движки внутреннего сгорания считаются за роскошь. Ну да, юрист влиятельного человека не будет ездить на абы чем.

— Кстати, — сказал Ушаков, — могу я поинтересоваться, как у вас идут дела на подпольной арене?

— Неплохо, я бы сказал. Несколько дней назад я уделал одного из самых опасных и жестоких бойцов, так что, видимо, теперь сам в числе лучших.

Мы сели в машину, и он заметил:

— Я совершенно не удивлен. Но мне кажется, вы можете остаться безработным.

— Почему?

— Если организаторы и публика узнают, что вы убили вендиго голыми руками — сыскать желающего выйти против вас будет очень непросто.

— Черт бы взял, — протянул я. — Я об этом просто не успел подумать... Хреново.

— На самом деле, все не так плохо, как вам кажется. Вот, держите.

Ушаков достал из нагрудного кармана пару визитных карточек и протянул их мне. Я повертел их в руках: одна — барона Кеплера, вторая — графа Борисова.

— Кеплер перед вами вроде как в долгу, — пояснил юрист, — а мой патрон, скажем так, найдет время с вами побеседовать, если вы решите нанести ему визит. И вот еще вам небольшой презент от него.

Из бардачка появилась бутылочка в специфической такой оплетке, с поблекшей этикеткой.

Я повертел бутылочку в руках — старая. Чертовски старая, стало быть, вино очень и очень недешевое.

— А с какой стати ваш патрон делает незнакомому типу такой дорогой подарок? — поинтересовался я, стараясь, чтобы моя подозрительность не просочилась в интонацию.

Ушаков повернул ключ в замке, двигатель едва слышно заурчал.

— Он не объяснил, а я не спросил. Но рискну предположить, что поскольку граф в молодости по долгу службы часто сталкивался с вендиго и имеет от них отметины на память — то он уважает достойных людей, которые способны победить тварь в поединке, а тем более без оружия. И, к слову, если бы ваша личность и контакты были известны — вам посыпалось бы немало очень перспективных предложений.

Когда он вырулил со стоянки, я заметил:

— Одно уже поступило, прямо в тюрьму. Приходил какой-то военный, звал в какую-то академию. Маслов, вроде.

— Ну вот, как я только что и сказал, — подытожил Ушаков. — Многие мечтают попасть в дредноутское училище, попадает один из тысячи — а вам еще и персональное приглашение. Одна беда — у вас амнезия, и документов нет.

— Нет, там какая-то академия имени князя, Аскольда, вроде.

— Это и есть дредноутское училище. Если вдруг вам интересно — именно его граф Борисов и окончил. Как и барон Кеплер. Правда, Кеплер тогда еще не был бароном, это позднее за службу он им стал, так-то он простолюдин по происхождению. Там-то его судьба с графом и свела — они тридцать лет в одном звене служили.

Дредноутское училище? Дредноут — вроде же класс кораблей? Или нет? Надо будет узнать попозже, что это за фигня.

— М-м-м... Понятно. Действительно хорошая перспектива, да... Жаль, если бы не состояние здоровья — я бы хорошенько подумал на эту тему...

— Финансовая сторона решаема, — сказал Ушаков. — Академия за свой счет проведет ваше обследование по высшему разряду и если ваш недуг излечим — еще и лечение оплатит.

Я усмехнулся.

— Знаете, я вам отвечу то же самое, что и Маслову. В самую престижную академию, где учатся графья, а простолюдинам открывается перспектива самим стать дворянством — туда должны валом валить кандидаты — только выбирай! В чем подвох?

Ушаков притормозил на светофоре и сделал неопределенный жест.

— В том, что на самом деле все не так хорошо, как вам кажется. Туда действительно валом валят кандидаты — процентов девяносто заваливают первый же тест. Причем главнейшее требование указано в самом названии профессии: «дредноут» переводится на русский как «бесстрашный», «тот, кто ничего не боится». Тот, кто хочет быть дредноутом, должен соответствовать этому определению. Но беда даже не в отборе. Понимаете, джаггернауты и дредноуты — очень опасные профессии. Самые опасные профессии на свете, я бы даже сказал. Флот, наземные войска, летчики — у них хороший шанс отслужить контракт, не увидев врага и не вступив в бой. Ну какие там враги в обычное время? А вот если вы джаггернаут или дредноут — вы совершенно точно врага встретите. Я не стану пугать ежа голой жопой, потому как вы уже врага встретили и победили, не имея не то что дредноутского доспеха, но даже оружия. Однако служба опасна, а враг кошмарен. Вы сами видели.

— Дредноутский доспех? Типа, такой бронированный скафандр с моторчиками?

— Он самый. Так вот, тут поймите какая штука: если у человека фантастические личные данные, как физические, так и морально-волевые, то он найдет свое место в жизни. Вот как вы: побеждаете на арене, каким-то образом заводите знакомства с такими персонами, как госпожа Итагаки. Вы нашли свое место в жизни даже вопреки амнезии. Вам не особо-то и нужна академия князя Аскольда. Да, служба дредноутом — один из самых мощных «социальных лифтов». Выпустился — уже рыцарь по умолчанию, потому что дредноуты буквально и есть нетитулованное дворянство. Хорошо отслужил один-два контракта — заработал хороших денег и сохранил рыцарский ранг пожизненно, продолжил службу — там и титул не за горами. Быстрейший путь из грязи в князи. Беда в том, что подавляющее большинство желающих не может воспользоваться этим лифтом. Не подходят они. То ли кишка тонка, то ли мало каши ел, то ли ума не палата... А те, которые могут, обычно и без него устраиваются. Вас, допустим, много кто наймет с радостью, на ту или иную должность. Вам не нужна академия. Потому-то граф Маслов и вынужден искать кандидатов днем с огнем.

— Понял, спасибо за сведения. Впрочем, я еще в тюрьме отказался от этого предложения, и совсем по другим причинам. Я уже погеройствовал — а в награду решетка. Все, теперь пусть геройствует кто-то еще, а я свой урок усвоил.

Ушаков подбросил меня до адреса, который я ему назвал — как раз возле «Шика», я же не дурак домой возвращаться при таких раскладах. Я поблагодарил его за помощь, а также его шефа, и пообещал подумать насчет визиток, но не сразу, а когда протрезвею, потому как сейчас мне хочется только надраться до беспамятства.

Он уехал, а я огляделся по сторонам и двинул через «поле дураков» в район «заброшенок». И да, вино я пить не буду: где гарантия, что граф Борисов не тот самый «господин в кресле-коляске»?

Мне повезло: Семен оказался на месте, потому как «подпольный колизей» готовился к очередным боям.

— А ничего так ты пластырем-то обклеился, — протянул он, когда меня пропустили в его кабинет.

— И не говори. Сегодня со мной такой пердюмонокль случился — ты не поверишь.

— Вот оно что... значит, инфа оказалась точной. Вендиго?

Я кивнул.

— Угу.

Семен ухмыльнулся:

— А ты того... гигантище. Ты правда его голыми руками убил?

— Ага.

— Ну... респектище, что тут еще сказать. Выпьешь?

— Нет, спасибо, не в том положении. Я засветился, значит, да?

— Не то чтоб сильно. Просто появился слух, что человек, раскатавший на арене Фатала, и человек, раскатавший в парке вендиго — одно и то же лицо. Фото просочилось через полицию. Ты сам на себя не похож в пластыре, но некое сходство есть.