— Учтите один момент: еще никогда вендиго не появлялся аж в самой столице. Это невиданно и неслыханно. Видите ли, я — не полицейский. Я из государственной службы безопасности. Все серьезно.
— Тогда я тем более отказываюсь говорить с вами без адвоката.
— А жаль. Что ж, тогда сообщите свое имя, чтобы я вписал в протокол.
— Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы без адвоката.
— Так я вас спросил ваше имя, стандартная процедура.
— Только в присутствии моего адвоката.
Он начал злиться.
— Гражданин обязан называть свое имя по требованию правоохранительных органов и предъявлять документы, вы не знали?
— Ложь, вы это только что придумали.
— М-да, с юридической грамотностью у вас дела так себе...
— Детектив, раз вы не поняли — разжую совсем в кашу. Я определяю ваши действия по отношению ко мне как враждебные. Вас я определяю как врага. Все, что говорит враг, есть ложь по умолчанию. Если я действительно обязан что-то вам отвечать — пусть это мне скажет мой адвокат. Я имею право получить юридическую помощь и требую предоставить ее мне.
— Ладно, но как...
— Я требую адвоката.
— Допустим, но...
— Я требую адвоката.
— Да что ж...
— Я требую адвоката.
— Как я должен...
— Я требую адвоката.
— ...предоставить адво...
— Я требую адвоката.
— ...ката, если...
— Я требую адвоката.
— ...я даже не...
— Я требую адвоката.
— ...знаю, кому его...
— Я требую адвоката.
— ...предоставлять?!!
— Я требую адвоката.
Он встал.
— Ладно. Будет вам адвокат. Только не знаю, как скоро. Не хотите сотрудничать — ну, дело ваше. Тогда просто вот, посмотрите на досуге в камере.
Малкович вынул из папки пачку крупноформатных фотографий, положил передо мною на стол и вышел, явно раздосадованный, а меня вскоре вернули в камеру.
Я собрался посмотреть фотографии, но тут приперлась троица — двое с автоматом, один с тележкой. Тот, что с тележкой, раздал обед всем арестантам: пластиковая бутылка с водой и картонная коробка. В коробке я нашел два блюда, первое и второе, а также пакетик с растворимым кофе, галетки и два полиэтиленовых пакета и химические разогреватели. В комплекте — пластмассовые ложка и вилка. Весь комплект предельно непригоден к использованию в качестве оружия, это было предсказуемо.
Первое — гороховое пюре с кусочками мяса и картошки. Тюремной баланды я никогда не пробовал, но это явно получше будет, чем то, как я представляю себе баланду. Сразу после этого я вспомнил про угощения у Нэдзуко и мне стало как-то грустно. Второе — рисовая каша с тушенкой. Тушенки в рисе не фонтан, но все равно съедобно. Ладно, могло быть и хуже.
Как только я доел, внезапно затрещал переговорник на столе:
— Заключенный, на выход.
Я сунул фотографии за пазуху и вышел из камеры. Меня снова сопроводили в тот же самый кабинет, но вопреки ожиданиям, человек, который уже сидел там, оказался ни следаком, ни адвокатом, это я сразу понял по военному мундиру с орденскими колодками и вычурным погонам. Лет пятьдесят, даже не седой, источает запах одеколона, видимо, дорогого.
Я плюхнулся на стул напротив, забросил ногу на ногу и посмотрел на него:
— Вряд ли вы адвокат, верно?
— Меткое наблюдение, — сказал военный.
— Видимо, кто-то чего-то не понял. Когда я сказал детективу, что отказываюсь от какого-либо сотрудничества без адвоката — это следовало понимать, что я отказываюсь сотрудничать с кем угодно, пока мне не предоставят адвоката. Нет адвоката — нет разговора.
— Так я не имею никакого отношения к следователям и никак с ними не сотрудничаю, — спокойно сказал он. — Если уж на то пошло, то меня сюда вообще пускать не хотели... но пришлось. Я — полковник Маслов, комендант Особой военной академии имени князя Аскольда.
Хм... Первый раз слышу о князе Аскольде, ну и пофигу.
— Комендант академии?
— Все равно что ректор. Только в военных вузах ректор называется комендантом.
— Ну и что вам от меня нужно?
Он неопределенно пожал плечами.
— Скажем так, нечасто встречаются люди, способные убить вендиго без оружия, голыми руками. Вот и пришел, так сказать, своими глазами взглянуть.
— Ну, взглянули? Радуйтесь. Что-то еще?
— А вы не очень-то приветливы, молодой человек.
— А с хрена ли мне быть приветливым? Меня вытащили из камеры просто для того, чтобы вы на меня поглазели, да? Не спросив, а хочу ли я с вами встречаться, между прочим. Чем вы отличаетесь от того мудака-следака? Ничем. Контора другая, а отношение к людям то же самое.
— Это не моя вина, что здесь такие порядки. Я мог бы и сам в камеру прийти, но меня не пустили. А чем я отличаюсь... ну, хотя бы тем, что следак вас сюда засунул, а я могу вас отсюда вытащить.
Так-так-так... Ну ведь неспроста же все это?
— Ну допустим. И что дальше?
Он достал из кармана портсигар.
— Курите?
— Нет.
Хм... Этот уже не так напролом прет, пытается к себе располагать.
Маслов спрятал портсигар обратно в карман.
— В общем, я просто не смог пройти такого случая, как победа невооруженного человека над вендиго. Мне стало интересно, кто вы и откуда.
— Специально для вас еще раз повторяю: никакого сотрудничества. Ни с кем. Хотите ответов — возвращайтесь с моим адвокатом.
Он тяжело вздохнул.
— Ну как бы не получится ничего, если ни с кем не сотрудничать. С адвокатом-то сотрудничать будете?
— Со своим адвокатом — конечно, ведь он на моей стороне, хотя бы в теории. С каким-то стремным типом, который пришел и начал задавать вопросы — не-а.
— А вот сейчас стало обидно, молодой человек.
— Что поделать. Вообще, если у вас есть ко мне дело — обычно у нормальных людей принято так, что вы вначале излагаете суть дела. Пока мне неизвестно, что за дело — резона отвечать на вопросы у меня нет.
— Справедливо. Хотя можно было и самостоятельно догадаться. Вы же в курсе, что это за академия, да?
— А должен?
— Ну, про самое престижное военное училище трудно ничего не знать.
— Бывали в моей жизни штуки и потруднее этой.
— Понятно. Если совсем коротко — обычно у нас учатся лучшие из лучших. Редкие таланты. Будущая элита государства в частности и человечества вообще.
— М-м-м... Ладно, и что дальше?
— У выпускников академии есть масса привилегий и замечательные перспективы в жизни, включая возможность получить дворянство. И самая первая привилегия заключается в статусе военного. А военные, чтоб вы знали, находятся вне юрисдикции СГБ. Звучит заманчиво, не правда ли?
Вот оно что... Картина фантасмагорическая вырисовывается: начальник военной академии лично шатается по тюряжкам в поисках курсантов. Бред? Бред. Но вот он, сидит передо мною. Впрочем, проблема моя никуда не делась: он ведь тоже спросит имя и документы. Нет на свете вуза, куда можно попасть инкогнито, не предъявляя паспорт. Которого у меня нет.
Я хмыкнул.
— Вы хотите предложить мне вступить в академию, я так понимаю?
— Верно понимаете.
Ухмыляюсь.
— Знаете, когда заходит речь о крутом вузе — неважно каком, лишь бы крутой да престижный — там нет отбоя от желающих. Почему комендант такого серьезного заведения вынужден лично ходить по тюрьмам и уговаривать заключенных вступать?
— Некоторые курсанты попадают в училище по персональному приглашению. Само собой, что обычно оно приходит почтой, но сюда почту не приносят, да и непонятно, кому и куда письмо слать. Мне как коменданту важно, чтобы во вверенной мне академии учились лучшие из лучших. И еще одно... я — военный, и не абы кто. Целых двадцать лет мое лицо мелькало на первых полосах и в телевизоре, и я даже удивляюсь, что вы не узнали меня в лицо. Я не понаслышке знаю, что такое вендиго и чего стоит выйти победителем из поединка с этим монстром.
Я понимающе кивнул.
— В принципе, теперь все понятно. Но есть нюанс.
— Какой?
— В том, где я сейчас нахожусь. Идти на военную службу в государстве, где с героями обращаются так, как со мной — увольте. Спасибо, что навестили — но я пас.
