— Не хочешь попробовать повлиять на ситуацию? — окончательно сдавшись, предложила я. — Вдруг ты сможешь достичь того, что неподвластно мне?

— Маловероятно, — Рейджин отрицательно мотнул головой. — Ты столько всего перепробовала, Фэй… и всё, как одно, бесполезно. Ладно бы мы могли повлиять на саму ситуацию, но с момента вхождения наших подопечных в подъезд, вмешательство становится недоступным. Месье заблаговременно предупредил меня о том, что вмешиваться можно будет лишь «до известных пределов», но всё же… всё же…

— Сплошная морока, — закончила за него я и мы одновременно вздохнули. — Выходит, нам не остаётся ничего, кроме как лезть напрямик?

— Именно, — безрадостно подтвердил демон, раскрывая картонную папку. — А перед тем — внимательно изучить дело, ради которого эта бестолковая парочка отдала свои жизни. Хм, что там у нас? О-о-о, Девятеро, какого человека?! Тут нужны специалисты, никак не практиканты-любители, вроде нас.

— Это ты у нас практикант-любитель, — вмешалась я. — А я — простой волонтёр… хотя можно ли назвать того, кто привлечён к помощи родному граду добровольно-насильственным способом называть «волонтёром»? Ох, ладно, допустим, «волонтёр». Что там?

— Зазеркалец, — коротко бросил Рейджин, взлохмачивая алую шевелюру. — Уже не просто не по нашей части, но даже и не по специализации нашего горячо любимого городка. А у меня, как назло, ни одной карт-бланш[8]… Извечно терзающий людские умы вопрос: «Что делать?» в нашем переложении приобретает воистину тревожный оттенок.

— Предлагаешь бросить ребят? — возмутилась я. — Нет, я понимаю, что ты — демон и для тебя происходящее — всего-навсего практика, но мне думалось, ты благороднее, Рейджин. Возвращаясь к карт-бланш, месье вручил тебе часы, имей совесть.

— И они нисколько не помогли нам продвинуться в вопросе спасения подопечных, — отрезал тот. — Время смерти — шестнадцать шестнадцать, этого никак не изменить. Давай откажемся и возьмём новых, менее проблемных смертных. Забудешь о своём Вадиме как о страшном сне, а я лично озадачусь тем, чтобы тебе «выдали» девушку.

— Не сгущай краски, — глухое раздражение, начавшее копиться внутри с первой же фразы венценосного монстра всё-таки прорвалось наружу: — Тебе ли не знать, что новоприбывших в обязательном порядке снабжают визитками, по одной от каждого града Великой Пентаграммы России? Сыздавновск в их числе.

— Зная крутой нрав дона, он может счесть твой призыв блажью, — продолжил активно сгущать тучи Рейджин. — Не боишься лишиться ценной привилегии?

— О чём речь? — ответила вопросом на вопрос я. — Когда на кону человеческие жизни, меньше всего думаешь о каких-то там привилегиях. С тебя короткий брифинг минут на пять — и можно выдвигаться.

— Ах, какая же ты всё-таки самка! — умилившись, Рейджин пребольно ущипнул меня за щёку. — Говоришь одно, но делаешь совершенно другое и при этом с таким невозмутимым видом, как будто так оно и надо. В тебе гораздо больше сострадания и человечности, нежели ты сама воображаешь, Фэй Доринкорт.

— Зато «демонолюбия» — ни на грамм, — отбрила я, шлёпнув буром ввинтившегося в личное пространство наглеца по рукам. — Ещё раз тронешь — конечности поотрываю и задом наперёд приделаю. Приступай уже к докладу, Западнодоменский.

— С превеликим удовольствием, — отвесив мне насмешливый поклон и ничуть не обидевшись, Рейджин настроился на чтение. — Итак, во что же вляпались наши неоперившиеся птенчики и отчего первая же вылазка из гнезда завершилась полнейшей катастрофой?

Ох уж мне эти птенчики.

Будь я мамой-птицей, обязательно бы снабдила каждого миниатюрным парашютом, хотя бы квадратно-палаточным, из чертежей местного гения[9]. Правда, зная Вадима, парашют был бы содран в первые же секунды, а сам он, с криком: «Ни за что не поверю в полёты-ы-ы!» устремился вниз, навстречу неизбежному.

Судя по тому, как заулыбался клятый демон, мои мысли были прочтены, обработаны и с высокой долей вероятности оценены как «самочьи». Тут бы мне вновь обидеться, но для демонов понятия «самец» и «самка» являлись вполне обыденными и равнозначными «юноше» с «девушкой».

Ну да, с животным душком, так они сами не очень-то далеко ушли от животного мира.

— Отложи свои расистские мыслишки в дальний ящичек, — присоветовал Рейджин. — Хотя бы на время нашего сотрудничества. Готова слушать?

Неопределённо мотнув головой, я закинула в рот обезболивающее и, задумчиво прожевав, выдохнула:

— Давай.

— Могла бы и воды попросить, — укорил меня Рейджин. — Незачем истязать себя.

— Просить? Я? Демона? — недоуменно приподняв бровь, воззрилась на него я. — Выкладывай.

Тринадцатого сентября этого года некий Репкин Алексей Сергеевич, сорока трёх лет от роду, не явился на работу. Никто не придал его неявке особого значения, сочтя, что тот, как водится, «загулял». Пристроенный в тёплое местечко сразу же по окончании высшего учебного заведения, Репкин частенько «гулял», путая будни с выходными и наоборот, а также сдавая проекты в последние минуты и тем самым подставляя отдел, в котором работал. Наказывали, разумеется, уже всех, но если Репкина мягко журили, то остальных ждала серьёзная выволочка…

— Погоди, — остановила мерное чтение я. — Обычно такие вещи не афишируют, а тут целый рассказ, причём имеющий к происходящему лишь косвенное отношение. Было бы гораздо проще, напиши они: «взаимоотношения с коллегами не складывались» или же «оставляли желать лучшего». К чему это всё?

— Анонимные показания, — пояснил Рейджин. — Видимо, после смерти Репкина, что называется, «прорвало плотину» и кому-то захотелось напоследок отыграться. Или привлечь к происходящему трудовую инспекцию, ведь за просчёты одного наказывались все. Плюс этим несчастным впоследствии приходилось переделывать работу без всякой доплаты. Мало кому такое понравится.

Хватились Репкина лишь неделю спустя, когда всякие приличные сроки миновали, а находящееся в шикарнейшей трёхкомнатной квартире тело начало «цвести и пахнуть». Тем не менее сходу стало понятно, что случай рискует обернуться «висяком»: мертвец сидел в любимом кресле перед огромным, в человеческий рост, зеркалом. И на шее Репкина отчётливо проступала фиолетовая пятерня, как если бы кто-то долго и старательно его душил.

Согласно свидетельским — уже не анонимным — показаниям, врагов у Репкина ввиду «особого положения» у начальства практически не имелось. Единственный, кто более-менее подходил на роль «врага», скончался примерно за две недели до происшествия и вряд ли мог причинить хоть сколько-нибудь ощутимый вред «с той стороны».

— Видимо, в полиции работают не только люди, иначе с чего бы в дело прикрепили сведения о «мёртвом враге»? — задал риторический вопрос Рейджин. — Имя нашего потенциального убийцы — Гвоздин Богдан Фёдорович, известный на районе криминальный авторитет. Мотив для убийства тоже ясен — умерший задолжал ему более миллиона рублей и при достойной заработной плате никак не мог вернуть долг. Очевидно, товарищ зазеркалец попросту устал ждать, да и время нахождения в нашем мире поджимало.

— Учитывая, как быстро они портят доставшиеся им тела, неудивительно, — согласилась я и поджала губы: — Не остановим его сейчас — и вскоре появится наспех вылепленная личность, поразительнейшим образом напоминающая покойного Репкина. Омерзительная способность!

— Меня гораздо больше интересует, как он умудрился просочиться в Иномирск… Дон Сыздавновск не из тех, кого легко провести и внимательно отслеживает перемещения этих паразитов. Либо Грани истощились сильнее, чем мы думали, либо мы наблюдаем грамотную, но оттого не менее тревожную диверсию.

Рассуждать о близком крахе ставшего мне почти родным мирка не хотелось, поэтому я без лишних слов «отмотала» время к без десяти четырём. Залитый солнцем дворик казался обманчиво пустым, но мы оба знали, что в глубине второго подъезда, на шестом этаже, в квартире пятьдесят восемь, притаилась смерть.

— Эх-х, первый день — и тотчас личное вмешательство, — посетовал Рейджин, пролезая в образовавшееся окошко и подавая мне руку. — Отцепись от герани, Фэй, она вряд ли поможет нам в деле славного избавления от злокозненных спелльелосов.