Растерянный и ошеломлённый, я не нашёл ничего лучше, кроме как двинуть в барбер-шоп по соседству. Там, устроившись в кресле, я вручил мастеру замусоленное фото, вырезанное из древнего отцовского журнала, сказав сделать «точь-в-точь», благо, отросшие за лето лохмы позволяли.

«Маллет[4]», со знанием дела закивал парикмахер. «Необычный выбор, честно говоря. Давно ли молодёжь перешла на винтажку?»

«Просто понравилась», недовольно ответил я. «Или мне не пойдёт?»

«Та всё норм», успокоил меня мастер. «Зашёл оборванцем, выйдешь красавцем».

— Наебал, — тоскливо произнёс я, разглядывая собственное отражение. — Был бы красавцем — та бы чувырла до меня не докопалась.

Моя безупречная логическая цепочка выстроилась следующим образом: не подстригся под «маллет» — не нарвался бы на оскорбления — не выронил бы вайфушечку — не споткнулся бы об того долбаного кота — не застрял бы здесь.

Не, не, не.

Пускай эта жуткая, искажённая туманом версия моего родного городка и напоминает всю линейку Тихого Холма[5] вместе взятую и в пучок связанную, я обязательно отсюда выберусь. Вдобавок, через неделю годовщина смерти мамы, батя не должен поминать её в одиночку. И уж точно не должен тратить силы на расклеивание плакатов о моей пропаже вперемешку с мониторингом филиала «ЛизыАлерт»[6] в ожидании, когда те случайным образом наткнутся на мою безжизненную тушку.

— А-а-а! — издав душераздирающий вопль, я принялся молотить по запертой двери. — Откройте! Кто-нибудь! Откройте! Чтоб вас…

Наверное, я так бы и мыкался от одной закрытой двери до другой, в попытке определить в каком направлении двигаться, если бы паутинчатую завесу тумана не прорезали лучи яркого света. Во всяком случае, они показались мне таковыми, ведь до того я наугад сновал в полумраке странного, явно недружелюбно настроенного по отношению к человеку места.

Проморгавшись, я быстро-быстро захлопал ресницами, сгоняя повисшие дождевыми каплями слёзы. А затем ступил на кирпичную дорожку, ведущую к симпатичному двухэтажному домику с палисадником, огороженному не менее симпатичным голубоватым заборчиком.

Двухэтажный домик. С палисадником. В центре нашего немаленького, густонаселённого городка. Ага, ща-аз.

— Заморочить пытаетесь?! — взревел я и, попятившись от обманчиво-пасторальной картинки, из вредности шагнул обратно. — Думаете, я зря столько хорроров пересмотрел, да? Выкусите!

Триумфальный жест с устремлённым вдаль средним пальцем я задействовать не успел: разозлённая тем, что её раскрыли, «дорожка из пыльного кирпича» вздыбилась, сбивая меня с ног. Нутром понимая, что нужно бежать, я шумно засопел и покатился прочь, ойкая всякий раз, когда меня бил надёжно притороченный к спине рюкзак.

«Добро» в моём лице гарантированно одержало бы победу над силами «Зла» под флагом которого выступал сомнительный домик, если бы не чёртовы щупальца. Тёмно-зелёные, склизкие, насквозь хентайные[7], они норовили оттянуть кожаный ремень, надёжно удерживавший джинсы на месте и пробраться к сокровенному.

— Бля, да как так?! — орал я, уже не столько испуганный, сколько униженный происходящим. — Отъебись от меня, сраный НЁХовец! Моя девственная жопка принадлежит Когитеки-химе, алюминь!

Продолжая кричать, я обернулся к неумелому мимику[8], чтоб оценить возможности на спасение и… оторопел. От былого дружелюбия спасительного домика не осталось и следа. Теперь на меня взирало злобное, голодное, неуёмное нечто из самых глубин Ада.

Маленькие злые глазки, расположенные по всем поверхностям, беспрестанно вращались, щурились и подмигивали, не переставая, впрочем, орудовать многочисленными щупальцами, тянувшимися из крыши и ведущей к псевдодомику дорожке. Раззявив безобразную пасть, ловко примостившуюся между окном и дверной притолокой, НЁХ медленно, но верно притягивал меня к себе.

А я… а я даже ничего не мог ему противопоставить.

«Тупая смерть», уныло подумал я, нервно сглатывая и зажмуривая перед неизбежным глаза. «Прости, батя, кажется, тебе придётся оплакивать не только жену, но и своего непутёвого сына».

— Убирайся! — грозное девичье восклицание вселило в меня надежду если не на спасение, то хотя бы на отсрочку, и я рискнул приоткрыть глаза. — Огрызаться, вздумал?! Чья это, по-твоему, территория? Убирайся, кому сказала!

«Дебилизм», мысленно сделав рукалицо, я приготовился помирать по второму разу, однако тоненькое, ни на что не похожее поскуливание, вырвавшееся изо рта НЁХа усиленно намекало на обратное. «Нет, серьёзно?!»

Мерзкие щупальца спешно отцеплялись от меня одно за другим, после чего домик уменьшился до размеров спичечного коробка и, отрастив себе куриные ноги, убежал прочь. Вернее говоря, таким был первоначальный план незадачливого мимика.

Потому как забег невесть почему отступившей хтони, бесславно окончился в мусорном мешке, ловко накинутом на него моей странной спасительницей.

— За что я деньги плачу, по-вашему?! — рычала в никуда она, брезгливо рассматривая дёргающуюся добычу. — Мало того, что в палисаднике вечно неучтённых корнемонстров выпалывать приходится, так теперь ещё и Бесприютников отлавливать?

— А… о… ы… — многозначительно сказал я, подтягивая сползшие джинсы. — Ну… спасибо, наверное. А у тебя… вас… мобильный «на позвонить» имеется?

Сюрр да и только.

— Нет, здесь современная техника не работает, — неотрывно глядя на «Бесприютника» проговорила девушка. — Слишком высокая концентрация магии. Хватит сверкать ягодицами, Вадим, нам многое следует обсудить.

— Откуда ты… а я тебя… — окончательно запутавшись, я умолк, позволяя незнакомке перехватить инициативу. — Макима-сан?!

Моя нечаянная спасительница закатила глаза и выразительно повертела пальцем у виска. Да мне и самому стало смешно от нечаянно вырвавшихся слов: с Макимой-сан из аниме «Человек-бензопила» девушку объединял разве что деловой стиль в одежде и отдалённое сходство в форме причёски.

Никаких сверхсил, за исключением условной «силы слова» за ней тоже не наблюдалось. Цвет волос Макимы-сан — ядрёно-алый, у этой — насыщенно-зелёный, как у проклюнувшейся после долгой зимы травы; глаза Макимы-сан — хищнически-жёлтые, у этой — спокойно-серые, как после недавнего шторма; объёмы Макимы-сан — мечта и страсть любого анимешника в восзрасте от шестнадцати до тридцати лет, у этой — недостача положенных природой округлостей; Макима-сан — настоящая красотка, а…

— Иди за мной, Вадим, — позвала меня травянистоголовая и, брезгливо удерживая раскачивающийся из стороны в сторону мешок, растворилась в тумане.

— Эй, подожди! — испугавшись остаться в одиночестве, я засеменил следом. — Не так быстро! Кто или… кхм-кхм… или что ты такое? За всё время блужданий в тумане я не встретил ни одного живого существа. Хрень в твоих руках не считается.

— Фэй Доринкорт, твой куратор, мы незнакомы, но я вынуждена тебя спасать и сейчас, и в дальнейшем, — взялась перечислять Макимоподобная благодетельница, впрочем, не убавляя шаг. — Ах, да. Ещё раз назовёшь меня какой-то там «Макимой-сан» — позволю нечисти поточить об тебя зубки. Условия насчёт твоей целостности, не прозвучало.

— Почему ты такая злая? — обиженно спросил я, втайне радуясь тому, что давным-давно перешёл на «двадэ», в частности, Когитеки-химе. — Назвал и назвал, чего бубнеть-то?

— Тебе бы понравилось, назови я тебя, скажем, Серафимом? — ответила вопросом на вопрос Фэй.

— Фу, нет! — возмутился я, замотав головой. — Что за гейщина! «Вадим» меня вполне устраивает. Зачем вообще намеренно искажать чьё-то имя?

— Ну, ты же меня переименовываешь, — Макима-не-Макима замерла и прищёлкнула пальцем. — Оторвались-таки. Дом, милый дом.

Внутренний душнила подталкивал меня к уточняющему вопросу: «От кого или от кого мы оторвались?», но я припомнил, что мы и правда шли не по прямой, а скорее по запятой с затейливыми петлями и возвращением назад по собственным следам. Между тем из тумана вновь показался двухэтажник, и я выставил перед собой коробку из-под коллекционного издания «PuriPuri Night Club!!», собираясь метнуть её в Фэй сразу же, как последует хренотень.